Чердак

Идеальный вариант – блаженные, недаром сказано в Евангелии «блаженны нищие духом», но с блаженных немногое получишь в материальном смысле, а церковь и власть хотят хорошо жить. Не рассуждающий, не думающий, но исправно приносящий доход человек – вот мечта церкви и власти.
– Но разве все в церкви такие? И разве всё в церкви плохо? – сказала Варя.
– Всё! – категорически отрезал Сигурд. – Когда-то было что-то неплохое, но и тут большой вопрос, больше пользы или вреда принесла церковь? Теперь же это отжившее  учреждение, в котором давно нет светлых идей и великих подвижников. А если на минуточку предположить, что бога нет, во что превратятся священнослужители всех толков? В армию мошенников и шарлатанов, наживающихся на людских страхах.
– Я согласна! – воскликнула Аглая. – Мне тоже противна церковь, там столько вранья!
– Вы чересчур категоричны, – улыбнулась Ида.
– Да, чересчур, ведь в церкви имеется и кое-что хорошее, – согласился с ней Веня. – У меня есть знакомый батюшка, бывший мой одноклассник, он очень хороший человек. Он…
– В церковной учении, – перебил его Смигурд, – помимо прочего абсурда, есть два не сочетаемых понятия: плотское, то есть «плодитесь и размножайтесь» и духовное, «человек есть светильник божий». Но давайте посмотрим пристальнее на человека.
Человеческий детёныш долго остаётся неприспособленным к жизни, слабым и беззащитным. Есть много существ, которые сразу после рождения могут жить  самостоятельно, но детёнышу человека для этого требуются долгие годы.  Для чего так устроила природа? – уж, конечно, не для того чтобы приготовить его к простому воспроизводству жизни, к продолжению рода. Так много времени даётся для подготовки к высшей духовной жизни, впрочем, у человека остаётся выбор: жить ею или отвергнуть её во имя жизни простой – ведь простая жизнь тоже может быть достойной, для мужчины это означает жениться, брюхатить жену раз за разом, обеспечивать семью и воспитывать детей.
Так что прожить достойную жизнь можно двумя способами: родить двадцать детей, чтобы они продолжили род человеческий и, возможно, обогатили его какими-нибудь достижениями в будущем, или самому отдаться духовному совершенствованию, чтобы исполнить высшее предназначение человека. Большинство людей, однако, не рожают двадцать детей и не добиваются духовного совершенствования, то есть проживают жизнь бесцельно и недостойно. Мне их не жаль, они получают по заслугам, –  жаль только, что своих детей они растят для такой же бесцельной и недостойной жизни.
– Спасибо за снисхождение! – улыбнулась Ида. – Я уж решила, что ты никому не дашь поблажки.
– Я говорю о жизни, а религии я никаких поблажек не дам! – возразил Сигурд. – Особенно сейчас, когда её усиленно насаждают у нас. Вы подумайте только: слово «бог» хотят повелеть писать с большой буквы! Но писать «бог» с большой буквы нелепо. С точки зрения верующего человека бог существует, но раз он существует, он должен иметь имя, потому что «бог» – это всего лишь должность. Заменять имя должностью, значит, признать незнание того, о ком ты говоришь. С точки же зрения неверующего человека бога не существует, и обозначать нечто не существующее словом с заглавной буквы – это верх абсурда. 
– Но бог это добро, – сказала Варя. – Может быть, его и нужно писать с большой буквы.
– Ах, не смешите меня! – желчно отозвался Сигурд. – Ваш бог, тот бог, который изображён в Библии, – злой, жестокий, мстительный, безжалостный и несправедливый. Лишь отчаянные мазохисты могут хотеть принадлежать ему, быть его рабами. Впрочем, есть люди, которые не способны быть свободными, они могут быть только рабами.
А добро… Добро – непрочное эфемерное явление, оно быстро забывается – после того, как им попользуются. Добрый человек просто смешон, он как будто говорит: «Вы можете делать со мною, что хотите. Пользуйтесь мною, пользуйтесь!».
Добрые люди терпят страшные бедствия в жизни и, как правило, плохо кончают. Будда умер, отравившись ядовитыми грибами, которые дал ему гостеприимный бедняк: Будда чувствовал, что грибы сильно горчат и, возможно, ядовиты, но по доброте своей, не желая огорчить хозяина, доел грибы до конца. Христос умер, прибитый гвоздями к кресту, преданный своим любимыми учениками, один из которых выдал его властям, и другой отрёкся от него. Франциск умер от горя и болезней, видя, как его последователи, которых он считал братьями по духу, превращают нищее смиренное братство Христово в богатый монашеский орден. Таких примеров можно привести сотни.
– «Кто людям помогает, лишь тратит время зря: хорошими делами прославиться нельзя», – фальшиво пропел Веня.
– Это неверно. Хорошими делами можно прославиться, но нельзя ничего добиться, – сказал Сигурд. – Добрые люди редко чего добиваются, но злые добиваются многого. Добро только тогда действенно, когда оно обращается во зло: Христос ничего не добился, он закончил свою жизнь как полный неудачник, но крестоносцы и инквизиторы распространили его учение по всему свету.
Зло – действительно сильная вещь. Зло не забывается, его помнят всегда; перед злыми людьми заискивают, им стараются угодить. Весь прогресс, всё движение человечества по пути цивилизации – заслуга злых людей. Генри Форд, придумавший конвейер и потогонную систему на своих заводах, обеспечил автомобилями полмира, а Роберт Оуэн, пытавшийся создать на своей фабрике хорошие условия труда для рабочих, совершенно разорился. Я понимаю сатанистов, поклоняющихся дьяволу, воплощению зла  – зло всемогуще.
– Браво! – захлопала в ладоши Аглая. – Давайте устроим сатанинскую секту!
– Никаких сект! – категорически сказал Сигурд. – Любое объединение – это стадо с пастухом. Я не хочу быть ни пастухом, ни овцой.
– Позвольте мне выступить в защиту добра, – улыбаясь, проговорила Ида.
– А ты чего молчишь? – перебив её, внезапно обратился Сигурд ко мне. – Опять молчишь? Ты за кого?
Я невольно вздрогнул:
– Я? Ни за кого. По-моему, жизнь идёт, как идёт, и все наши споры никак ни влияют на неё. Мы будто плывем по бурной реке и хотим разговорами изменить её течение. Не получится: река вынесет нас туда, куда вынесет.
– Вот человек, находящийся по ту сторону добра и зла, – усмехнулся Сигурд.
– Не по ту сторону, а выше, – поправил я его. – Я нахожусь на чердаке.
– Зачем же вы устраиваете эти беседы? – спросила Варя.
– От скуки, конечно, – ответил Сигурд. – Надоедает ему вечно сидеть одному на чердаке, вот он и приглашает гостей для развлечения.
Все рассмеялись, и я с ними.
***
– Вы говорите, плотское – это плохо, – сказал затем Веня, обращаясь к Сигурду. – А как же зов плоти?
– Да, как же любовь? – воскликнула Аглая.
– Плотское в человеке неизбежно, поскольку он состоит из плоти: вопрос в том, как распорядиться плотским. И уж совсем ничего я не говорил о любви, – возразил Сигурд. –  Зов плоти? Плоские черви тоже слышат его, когда спариваются друг с другом или каждый сам с собой. Но только у человека зов плоти связан с сильнейшими переживаниями, со всем тем, что мы зовём любовью. Такого буйства чувств не испытывает ни одно живое существо: любовью человек расплачивается за своё совершенство, за превосходство над животным миром. Есть болезни, которыми болеют только высшие представители эволюции: любовь – одна из них… Что до меня, я отдал большую дань любви; хотите любовную историю? Невыдуманную, настоящую, – спросил Сигурд.
– Хотим, – в один голос сказали Ида и Аглая.
Сигурд коротко хохотнул:
– О, женщины! Любовь, любовь, любовь – она вечно кружит им головы!.. А вы не хотите послушать мою историю? – обратился он к Варе. – Вы промолчали.
– Просто я боюсь, что вы опять станете говорить несерьёзно, а любовь ведь… – она смешалась и не закончила.
– Ага, понятно, любовь – это святое, – закончил за неё Сигурд. – Не бойтесь, милая девушка, у меня и в мыслях не было высмеивать любовь, это слишком серьёзная штука. Можно ли смеяться над чумой, СПИДом, ковидом, будь он неладен!..  Будете слушать?
– Пожалуйста, – кивнула Варя.
– Я мог бы сказать, что эта история произошла с одним моим приятелем: именно подобным образом раньше рассказывали о себе, – начал Сигурд. – Но мы живём в век откровенности – ныне ничего не стесняются, и даже самые бесстыдные подробности открывают миру едва ли не с гордостью. Так что я скажу прямо: эта история произошла со мною.
Я был тогда очень молод и учился на втором курсе института. Студенческие годы, как признано всеми, лучшие в жизни человека; я прилежно учился, числясь одним из самых успевающих студентов курса, но и про удовольствия не забывал. Ох, какие у нас были гулянки, приятно вспомнить! В мужской компании мы выезжали обычно за город и там предавались Бахусу вдали от посторонних глаз.  А с девушками мы проводили время на крыше, и это было очень романтично. Недалеко от нашего института стоял высокий дом, с крыши которого открывался чудесный вид на город – ничуть не хуже, чем с этого чердака. В те благословенные времена никому в голову не приходило ставить бронированные двери на подъезды, а видеокамеры вообще были экзотикой; мы свободно входили в подъезд, поднимались на последний этаж и оказывались на крыше. Не подумайте, что мы творили что-нибудь непотребное – нет, это были вполне невинные встречи: единственное прегрешение, которое мы себе позволяли, лёгкое вино.
Конечно, в обществе юношей и девушек всегда витает дух любви, но он был чист и возвышен, как и подобает духу. Мы болтали о фильмах, книгах, выставках, старых и новых течениях в искусстве, о научных достижениях, – тогда молодежь интересовалась всем этим, и даже самые дремучие молодые люди не думали, что Солнце вращается вокруг Земли, а динозавры жили в одно время с древним человеком. Нам было интересно и весело друг с другом; да простит меня наш хозяин дома, – он посмотрел на меня, – и все присутствующие, но тогдашние встречи на высоком, так сказать, уровне, были, пожалуй, приятнее наших нынешних.
– Ещё бы! – воскликнула Аглая.
***
Сигурд усмехнулся и продолжал:
– Однако плотская чувственная любовь уже подкрадывалась к нам: вскоре наши встречи на крыше прекратились как раз из-за того, что она настигла почти каждого из нашего небольшого кружка. Зов плоти, куда от него денешься?.. Мною он овладел после поездки в деревню к одной из сокурсниц; эта девушка не входила в наше избранное общество, но мы были с ней в хороших отношениях. 
Народу поехало много, чуть ли не вся наша группа; деревенька, куда мы прибыли, была маленькой и заброшенной, однако дом нашей подруги, её покойных бабушки и дедушки, был крепким и вместительным, к тому же, стоял на берегу живописного озера, окружённого густым лесом. Была осень, и золото осенней листвы отражалось в воде; на выцветшем небе сияло нежаркое солнце, воздух был свеж и наполнен неповторимыми ароматами увядающих трав. В общем, декорация, как нельзя лучше, подходила для любовной интермедии, а, может быть, и трагедии.
Наш пикник начался уже в темноте: мы ели шашлыки, пили вино, слушали музыку, танцевали и пели. Ближе к утру пошли укладываться на ночлег: несмотря на то, что дом был достаточно велик, спальных мест для всех не хватило, и мы улеглись, где пришлось, не раздеваясь, иногда