Чердак

отличие от добра, – согласился со мной Сигурд. – Добро – редкое явление, а потому оригинальное.
– Вы, наверное, проголодались, Веня? – спросила Ида. – Будем накрывать на стол? – она посмотрела на меня.
– Давно пора! – ответил за меня Сигурд. – Я тоже голоден – никак не ожидал, что пройдёт столько времени, пока меня накормят!..
Едва мы уселись за стол, раздался дверной звонок.
– Ага! Это наверняка ваша подруга! – Сигурд взглянул на Варю. – Давайте не будем её пускать, нечего опаздывать.
– Ты уж очень суров, – улыбнулась Ида. – Хотите я открою?
Я кивнул. Ида открыла дверь, и в комнату ворвалась Аглая. 
– Вы уселись за стол! Не дождавшись меня? А я так спешила! – выпалила она.
– Извините, но мы ждали вас более часа, и подождали бы ещё, но уж очень кушать хочется, – язвительно ответил Сигурд.
– Ничего, я не голодна, – не слушая его, продолжала Аглая. – В конце концов, мы собираемся не для того, чтобы поесть.
– Это упрёк или комплимент? – спросил Сигурд, но Аглая, по-прежнему не слыша его, обратилась к Варе. – А ты чего меня не дождалась? Прихожу на наше место, а тебя нет.
– Я… – хотела сказать Варя, но Аглая уже разговаривала с Веней:
– Привет! Ты мне вчера звонил? Наверно, я пропустила твой звонок.
– Я… – хотел ответить Веня, но Аглая перебила и его:
– Я боялась, что ты сегодня не придёшь.
– Здравствуйте, Аглая, – с улыбкой сказала Ида. – Вы так запыхались, отдышитесь немного.
– Ах да, здравствуйте всем! – спохватилась Аглая. – Я действительно запыхалась. Налейте мне кто-нибудь воды, пожалуйста.
Я налил ей воды, а Сигурд прошептал:
– Воду за столом наливают только детям, больным и дуракам. 
Ида укоризненно взглянула на него, но Аглая не услышала этих слов.
– Что же, выпьем за встречу? – предложил я. – Сигурд принёс замечательное вино…
–  Кларет из Бордо, аппелласьон, – вставил Сигурд.
– За встречу, – повторил я, открывая вино и разливая его по бокалам.
– …Ну, как вино? Понравилось? – спросил Сигурд, когда мы выпили. – Как тебе? – он посмотрел на Веню.
– Отличное вино, – ответил Веня. – Правда, я не большой знаток вин.
– А вам как оно? – спросил Сигурд у Вари.
– По-моему, хорошее. Но я редко пью вино, – смутилась она.
– А чего вы смущаетесь? – усмехнулся Сигурд. – Вино и табак это мужские развлечения: для женщин они подходят так же, как переноска роялей. Пьющая и курящая женщина грешит против женской натуры.
– Мне кажется, бокал хорошего вина никому не повредит, – мягко заметила Ида.
– А я люблю вино и даже крепкие напитки, – заявила Аглая. – Они помогают расслабиться, а это так необходимо в наше время.
– Чем же оно отличается от любого другого времени, позвольте спросить? – поинтересовался Сигурд.
– Будто вы сами не знаете? Такого сумасшедшего времени никогда не было, – уверенно заявила Аглая.
– В этом вы не правы, – сказал я. – Если говорить об исторических эпохах, и раньше было много из ряда выходящего. Вообще, интересно было бы прожить тысячу или хотя бы пятьсот, чтобы увидеть разные времена. Как Николя Фламель, например…
– Это кто? – спросила Аглая.
– Если хотите, расскажу, – предложил я.
– Как вижу, у нас начинаются застольные беседы, – то ли одобрительно, то ли осуждающе буркнул Сигурд. – Что же, валяй!
***
– Николя Фламель родился в 1330 году во Франции в бедной семье, – стал я рассказывать. – После женитьбы на богатой женщине, дважды вдове, он в числе прочих приобретений купил книжную лавку. Однажды к нему пришёл какой-то странный, плохо одетый человек, весь ссохшийся, с длинной седой бородой, чтобы продать старинный свиток на папирусе. Старец сказал, что нипочём не расстался бы с этим свитком, если бы ни крайняя нужда. 
Фламель прочёл название: «Книга иудея Авраама» – и, хотя сомневался, что свиток представляет собой какую-нибудь ценность, всё-таки купил его, так как в облике оборванного старика чувствовалось нечто значительное.
Свиток был весь покрыт непонятными рисунками и письменами; сам не зная почему, Фламель упорно пытался понять их. Эта страсть охватила его настолько, что он даже совершил паломничество в Испанию, где жили тогда ученые евреи, понимавшие древнюю каббалу. Прочитал ли он эту книгу, никто не знает, но доподлинно известно, что Фламель вдруг сказочно разбогател, купил три десятка домов, занимался меценатством, вкладывал деньги в развитие искусства, а также в постройки часовен и больниц.
Он прожил долгую жизнь, но самое удивительное началось после его смерти: Николя Фламеля не раз видели живым на протяжении последующих пятисот лет. Скажем, в семнадцатом веке он был замечен в Швейцарии, а потом в Турции; в восемнадцатом веке его видели за работой в подземной лаборатории в Париже, и тогда же он появился в оперном театре; в девятнадцатом веке Фламеля вновь видели в Париже.
Возникал легенда, что с помощью книги «иудея Авраама» он получил эликсир жизни и сделался бессмертным.
– Прямо-таки бессмертным? – рассмеялась Аглая.
– А что здесь удивительного? – сказал я. – Для того чтобы стать человеку бессмертным, достаточно остановить процессы старения в организме и усилить регенерацию клеток. Всё дело в сложности исполнения, но эта сложность преодолима: вспомним, что когда-то человек изготавливал вещи исключительно из дерева и камня, потом перешёл на металл, а сейчас чуть ли не большинство вещей изготовлены на химических заводах из полимеров. 
Всё в мире состоит из одних и тех же частиц, и всё, что нас окружает – всего лишь различные комбинации этих частиц. Человек уже может составлять их по своему усмотрению, – почему бы ему не стать хозяином всех процессов, идущих в природе? Разве трудно получить золото из золы? – нужно лишь соответствующим образом переставить элементарные частицы. Для достижения физического бессмертия нужно примерно то же самое.
Как это сделать, мы знаем уже сейчас, проблема лишь в развитии науки и техники: ещё Леонардо да Винчи изобрёл вертолёт, но изготавливать вёртолёты начали только через пятьсот лет. Да, сейчас мы не можем изготовить золото из золы и не можем сделать человека бессмертным, но через пятьсот лет, возможно, это будет так же легко, как ныне изготовление пластикового пакета. 
К тому же, не надо забывать, что раньше длительная жизнь одной особи какого-нибудь вида, в частности, человека, была опасной и практически недостижимой, поэтому продолжение рода достигалось только беспрерывным размножением, то есть постоянной заменой старых особей на новые. Теперь общие условия жизни людей улучшились настолько, что для существования рода человеческого достаточно немногих особей, и они могут жить очень долго, если, опять-таки, остановить процессы старения. Как видите, всё просто. 
– Действительно просто, – улыбнулась Ида, а Сигурд сказал: – Еврейский народ – один из древнейших на земле и накопил немало знаний, особенно при его тяжелой судьбе.  Однако ты правильно заметил, что одно дело открыть секрет бессмертия, а другое дело – воспользоваться им. Боюсь, при технологиях четырнадцатого века это было невозможно.
– У меня есть знакомый врач, который лечит по древним рецептам, – вставил своё слово Веня.  – У него много пациентов, которые доверяют ему.
– А я знаю одного шамана, который лечит магией, и у него тоже много пациентов, доверяющих ему, – усмехнулся Сигурд. – Кто меньше всего изменился за всю историю человечества, так это сами люди. 
– Чему мы видим немало наглядных подтверждений, – снова улыбнулась Ида, а Сигурд подозрительно посмотрел на неё.
– Мне кажется, что очень грустно жить пятьсот лет, – сказала Варя. – Видеть, как уходят твои близкие, друзья, знакомые, как не остаётся никого из твоих современников.
– Мне было бы ничуть не грустно, – возразила Аглая. – Сколько нового можно узнать за пятьсот лет, со сколькими людьми познакомиться!
– Это вы так говорите, пока молоды, – сказал Сигурд. – Со временем жизнь приедается, теряет вкус, становится пресной, – уж поверьте мне! Раньше любая приятная мелочь могла расцветить её яркими красками, но теперь даже большие радости не способны сделать меня счастливым; впрочем, с каждым годом жизнь становится всё скупее и редко приносит приятные подарки, зато неприятности сыплются, как из дырявого мешка…
Ну ладно, что это я вдруг разнылся, – спохватился Сигурд. – Это всё общество приятных людей: с неприятными людьми держишься настороже и не позволяешь себе откровенность, а с приятными можно расслабиться. Приятные люди – опасные люди: бог знает, что можно выболтать в их компании… А ты чего молчишь? – обратился он ко мне.  Начал этот разговор и молчит! Тебе жизнь не приелась с возрастом?
– Я бы сказал, что она изменилась, события в ней изменились, – ответил я. – В детстве главные события жизни это дни рождения, собственные и друзей; в молодости – свадьбы и крестины; в старости такими событиями становятся похороны. В юности смерть это что-то неестественное, отвратительное, но, как правило, редкое; в старости она делается столь же обычным событием, как дни рождения в детстве, и точно так же как они напоминали, что ты взрослеешь, похороны напоминают, что ты постепенно умираешь, – и твоя смерть  кажется тебе вполне заурядным явлением.
– Вот философский взгляд на вещи! Это лучше моего нытья! – рассмеялся Сигурд. – Что же наливайте вино! Предлагаю тост – за жизнь! Какая бы она ни была, другой не будет.
*** 
– В сущности, нам необыкновенно повезло – всем нам, живущим ныне на земле, – продолжал я после того, как мы выпили, потому что мне хотелось закончить свою мысль. – Действительно, всё что окружает нас создано из таких же частиц, что мы сами. Живая и неживая природа возникла когда-то из этих частиц: одни из них обратились в камень и прочие неодушевлённые вещи, другие стали растениями, рыбами, насекомыми, птицами или неразумными животными, но в нас эти частицы через долгую череду превращений сложились в человека.
Это первое везение: мы стали не камнями, не воздухом, не водой, не растениями, не рыбами, не насекомыми, не птицами, не животными, а людьми, наделёнными разумом и развитыми чувствами. Второе везение в том, что наши прадедушки и прабабушки выжили посреди всех бедствий, войн, эпидемий, голода и прочих крупных и мелких испытаний, и, в конце концов, мы появились на свет. Сколько людей сгинуло за сотни веков существования человечества, но мы живём – живём благодаря редкому везению тысяч и тысяч наших предков! За нами и нашими предками миллиарды лет небытия, но оно не было вечным, оно прервалось нашим рождением, однако впереди у нас вечное небытие, поэтому тем более надо ценить настоящее, которое является триумфом жизни над смертью, которому мы так долго шли.
– Но, может быть, нас ждёт вечная жизнь? – тихо сказала Варя. – Может быть, кому-то уготован рай?
– Рай – безнадёжность, там больше ничего не будет. Небытие, по крайней мере, дает надежду, что когда-нибудь оно обратится в новое бытие, – ответил за меня Сигурд. – Вы меньше верьте тому, что говорят попы. Нашей церкви, как и нашей власти, не нужны думающие люди. «Скептицизм – оружие разума», – говорил Монтень, а церковь и власть стремятся обезоружить человека, лишить его разума. Им нужны люди, принимающие без рассуждений всё, что внушают им.