АВГУСТ. ЯБЛОКО ЗАБВЕНИЯ

стебли подсолнечника и кукурузы – раздаривая аромат летнего солнца.
    Поворачиваю голову к двери летней кухни. И едва не охаю – возле плиты, пышущей жаром, орудует с чугунком бабушка. Ловит краем глаза мой взгляд, поворачивается, уголком белого платка утирает пот со лба:
    - Сейчас, внучок, пообедаем. Борщ готов. С петухом, как ты любишь. Сходи пока за овощами, набери с грядки свежих…
    И, сорвавшись с места, с плетёнкой в руках, едва не падая, мчусь на огород.
    - Вот, возьмите, - как рыбку, выуживает меня из озера прошлого голос хозяйки. – Думала, так и останется непрочитанным.
    Смотрю на обычный почтовый конверт.
    - Что это?
    - Письмо от женщины. Она так хорошо описала вас…
    - Какой женщины?
    - Вам виднее… Она приезжала прошлым августом. Француженка.
    Кол от макушки до копчика – кто?!
    - Как узнали, что она француженка?
    - Моя дочка бойко с её детьми говорила, показывала дом, участок, огород. Она французский в школе учит. Лучшая в классе!
    Недоумеваю.
    - Из Франции?
    - Что необычного: жила тута, теперь живёт там.
    Повторяю вслух:
    - Франция… Франция… Может…
    Женщина размашисто крестится:
    - Вот бог святой! Если брешу, нехай покарает.
    Машу руками.
    - Только без крайностей. Помимо письма ничего на словах не передавала? – спрашиваю, понимая, если бы что и было, давно бы словоохотливая хозяйка поведала.
    - Та не, - сказала она любимое присловье. – Говорила, вы угощали её в детстве яблоками…
    Дикий, почти ураганный свист оглушил – каким образом она оказалась во Франции? Как? Зачем? Почему? Голова пошла кругом, закружилась земля, окружающее слилось в одну сплошную цветную линию.
    Кто-то назойливо повторяет в самые уши6 чем дальше углубляешься за проводником-памятью в прошлое, тем отчётливее становятся воспоминания.
    - Что с вами?
    Тактично отвечаю:
    - Бывает, понимаете, закружится на мгновенье голова…
    Женщина понятливо кивает.
    - Можно письмо? – протягиваю руку.
    Конверт не заклеен. Обычный листок тетради в клетку исписан красивым мелким почерком. Вижу сквозь строки её светловолосую голову с застрявшими в них травинками.
    - Угостишь яблоком? Бабушка говорит, вот с того дерева они очень вкусные.
    «Всё в прошлом, - пульсирует в голове и отдаётся в сердце тупо, - всё в прошлом».
    - Водички? – протягивает хозяйка ковшик с водой. – Колодезная. Вкусная.
    Выпиваю залпом и спрашиваю:
    - Можно на чердак… Просто посидеть…
    - Да там пусто…
    - Хочется…
    Женщина неожиданно краснеет:
    - Ой, да что это я говорю! Да можно, конечно, можно… Пыльно там, цыбуля висит в связках, кукуруза в початках…
    С каждой ступенькой, как на машине времени, возвращаюсь в прошлое. Роятся мухи по самым верхом. На горище светло – через слуховое окошко достаточно льёт света, в воздухе беспорядочно летают пылинки. Сухо, аж сразу зачесалось в носу, как в тот день, когда тайком рылся в чемоданчике, перебирая ноты, папа позже начал учить меня игры на баяне, а так – обычная китайская грамота. В прошлый раз меня выдал чих. И бабушка, стоя на пороге дома строго спросила, кто разрешил без спроса подняться на горище.
    Возле печной трубы опустился на ящик из-под сока; спиной упёрся в трубу. Раскрыл письмо.
    Предложения полностью не воспринимаю. Мешает не то свет, не то желание чихнуть, не то ещё какая напасть. 
    «Очень хочу узнать, как обстоят твои дела… У меня всё в порядке… После печального события… Ты помнишь, что случилось со страной… была в полной растерянности: что делать?..»
    В голове сплошное колокольное звучание и надоедливо звучит речитатив забытой песни. Концентрируюсь на тексте.
    «Муж ушёл в бизнес… Связался с криминалом, захотел быстрых больших денег… Пропал бесследно… Родители умерли один за другим… Что делать, - не знаю… Соседка по дому предложила поехать в Польшу за товаром… В кафе к нам подсел Антон, - это я его так называю, - познакомились… Он меня забрал из Донецка, приехал специально за мной… Признался, влюбился с первого взгляда, едва увидел моё печальное заплаканное лицо… Бизнес не шёл, росли долги… У нас трое детей, все взрослые… Есть внуки: две милых девчушки и один мальчик… Не о том пишу… Всегда хранила память о наших детских днях, гадала, как могла сложиться наша жизнь с тобой… Опять не то… Ты просто чудом остался жив после того ужасного случая… По отношению к жене ты поступил благородно… Пиши мне по адресу…»
    Повертел листок и конверт. Адреса не было.
    Хозяйка сразу ко мне и смотрит внимательно.
    - Больше ничего не было? – показываю письмо и конверт.
    - Господь с вами, конечно, нет. Разве я бы смогла…
    - Мне пишут, могу писать по адресу, его нет, - перебиваю её.
    Рука женщины тянется перекреститься.
    - Не стоит, - останавливаю я. – Вспомните, отдельным листком могла ваша гостья воспользоваться?
    - Нет, - твёрдо отвечает хозяйка. – Как написала вам, сразу села с нами обедать. Дети наелись фруктов. А она, ваша знакомая, всё нахваливала мою готовку, дескать, во Франции так готовить не могут, с душой, хоть и кулинарная столица мира. Кстати, скоро приедет обедать муж. Отобедаете с нами. Приготовила борщ.   
    - С петухом, надеюсь? – усмехаюсь, спрашивая.
    - Как догадались?
    - Бабушка всегда готовила к моему приезду.
    - Так, сядете с нами?
    Извиняюсь перед хозяйкой за отказ.
    - У вас есть лопата?
    - Штыковая или грабарная?
    - Лучше штыковая.
    - Возьми возле сарая. Рядом с граблями.
    Верчу лопату, проверяю лезвие.
    - Что собрались копать?
    - Пойдёмте на улицу, всё покажу.
    Выходим за калитку. Отмеряю пять шагов вправо в сторону соседей. Размахиваюсь и вгоняют лопату в землю. Металл скрежещет о камни.
    - В детстве, было тогда лет десять, с двоюродным братом на половинке белого кирпиче начертили гвоздём рисунки, затем закопали, условились, повзрослев, найти и откопать.
    - И что? – в голосе женщины появился интерес.
    - Выросли, уже состарились…
    - Та какой вы старый.
    - Хочу выкопать. Местом кажется не ошибся. Как раз напротив межевого столба. Тогда ещё рядом росла вишенка.
    - Спилили. Высохла.
    - Ну, с богом, что ли? – плюю на руки, тру ладони.
    - Давайте, сначала щупом попробуем. Чтобы наверняка. Видела в одном фильме так делали кладоискатели. Упрётся во что-то – можно копать.
    Признаться, удивился находчивости женщины, сам бы, клянусь, не дотумкал бы. Хозяйка возвращается с щупом – длинный, в полметра отрезок арматуры на крепком блинном черепке.
    - Муж зимой как пешней лёд скалывает, хотя сейчас, какие зимы, вот, раньше…
    Беру щуп и неосторожно бросаю взгляд на ноги: на них тёплые вязаные шерстяные носки, ношеные калоши.
    «Не мой визит, так и ходила бы босая, привычная».
    Осторожно щупом протыкаю землю. Раз. Другой. Третий. Пусто.
    - Ошиблись или место не то? – заботливо интересуется женщина.
    - Не должен, - отвечаю, - но времени-то, ого-го, сколько прошло…
    Возле забора пусто. Голяк чуть дальше. Прошибает пот. Забыл? Придётся смириться! И тут щуп упирается. Надавливаю – не идёт глубже.
    - Оно, неужели? – тихо спрашивает женщина.
    - Сейчас увидим, - на руки уже не плюю, не тру ладонями.
    Острие лопаты тяжело входит в землю: грунт утрамбован за годы копытами животных, колёсами машин, ногами человека, налетевшим мелким щебнем с дороги.
    - Глубоко закопали?
    - Не должны, - отвечаю, - ямку рыли руками. Уложили кирпич, сверху земли слой снятого дёрна. – О! что-то забелело.
    Приседаю на корточки. Пальцами очищаю от комочков земли. Кирпич, наш, с рисунками.
    - Смотрите, - протягиваю женщине. – Нашёлся.
    Будто религиозную реликвию она берёт аккуратно кирпич, рассматривает. Водит пальцами. Сдувает крупинки земли.
    - Надо же… Сохранился… А, что тут за зверушки?
    - Мамонты.
    - Где вы в детстве видели живых мамонтов?!
    - На картинках в учебнике по истории и зоологии.
    Женщина поджала губы и с умным видом покачала головой. Посмотрела ещё на начерченные рисунки детской рукой.
    - Заберёте с собой?
    - Нет. – Вижу, женщина не понимает, разъясняю: - Снова закопаю. Чтобы прийти в следующий раз лет через тридцать-сорок и найти.
  - Когда? – глаза женщина округлила до размера куриных яиц. – В следующий раз? Это сколько же вам будет…
  - Скорее всего, в будущей жизни, - снова женщина запуталась в моих словах. –
Мне пора на кладбище.

    - Пообедаете с нами и пойдёте, - женская забота мне приятна, но я снова отказываюсь. – Тогда возьмите отварных яичек, сальца вам нарежу, хлебушка.
    Показываю два кулька с продуктами и чекушку.
    - Сестра приготовила.
    В глазах женщины читаю полное разочарование.
    - Яблочки тогда возьмите… Сладкие…
    - Возьму, - обижать радушных людей нельзя категорически. – Если дадите, не откажусь от скамеечки. На ногах стоять устал.
    Женщина обрадовалась и вприпрыжку, - так показалось, - от радости побежала в дом.
    Едва она подошла со скамеечкой, небо затянуло серыми тучами, они скрыли солнце и тотчас потемнело. С мрачных туч с трагической неотвратимостью посыпался крупный снег тёмно-белыми комочками. Поднимаю лицо и по нему секут острые грани снега; жмурюсь и закрываю глаза наружной стороной ладони. С неба на меня смотрело нечто, не жалеющее для моего унижения своих сил.
    - Оставайтесь, - умоляет женщина, - смотрите непогода как разыгралась. Да и муж вон едет.
    Старенький москвич «Алеко» тёмно-зелёного цвета с кляксами того же тона по корпусу, скрипя соединениями медленно катил по грунтовке, поднимая тучи пыли.
    «На таком раритете только ездить по месту и не дальше города, - пришла мысль. – В районе обязательно остановят бдительные и охочие на взятки работники ДАИ».
    Пофыркивая, будто усталый конь, автомобиль остановился в полушаге от меня. Из кабины выполз, медленно и значительно, так выходят из дорогого авто пресыщенные жизнью и капиталом бизнесмены, мужчина далеко за сорок в кожаной латаной куртке, затёртых джинсах; круглое симметричное лицо на удивление чисто выбрито, большой подковой свисают «козацькие вуса».
    Я здороваюсь и представляюсь; протягиваю руку. Хозяин авто крупной ладонью крепко жмёт, не отпуская, смотрит в лицо, сколько выдержу. Выдерживаю, проделываю один финт, научил один прощелыга, и автовладелец, двинув бровями отпускает мою ладонь.
    - Предлагаю вместе пообедать, отказывается, - встревает жена, заглядывая в мужнины глаза.
    - Если отказывается, - не напирай, - веско, басовито говорит муж. – Может брезгует.
    Прощаюсь и ухожу, про себя продолжаю беседу, не брезгую, просто хочу побыть в одиночестве.
    Пока добирался до кладбища, это метров двести-триста, небо очистилось; убралась восвояси туча со своим несметным снежным добром; засияло солнце, припекая на открытом месте.
   
    Конфеты и печенье не жалея разложил на все холмики: и поросшие травой и заросшие кустарником, и те, где чувствовалось недавнее присутствие посетителей.
    На каменный крест с выпавшим портретом бабушки, где она запечатлена в молодые годы, примерно, как мне сейчас, смотрел долго. Нет, выпавший портрет вставил на место; овальный металлический медальон с фотокопией встал в выемку, как и не выпадал из неё.