его природной сущности скотины.
– Начнём значит с тебя. – Вновь бесцеремонно и больно притом ткнул пальцем своей руки в пузо борова этот беспредельной наглости и хамства человек, и не давая борову на одном этом возмущении и переживании остановится, начинает прямо с отходами человеческой жизнедеятельности смешивать борова. – Как наиболее ближе всех стоящего к той самой сущности познания человека. – Вот такое вдогонку к своим дискриминационным действиям заявляет незнакомец. Явно подразумевая под сказанным не только геолокацию нахождения борова к тому, что есть тот философский камень преткновения или познания, посредством которого происходит познание самого себя человеком, а в его словах кроется нечто другое, указывающее в борове на то, что его как личность характеризует. И судя по прокисшей физиономии борова, то эта его определяющая характеристика не самого приятного качества. Вот он и сопротивляется, на повышенных тонах заявляя. – И к чему?!
Ну а дальше всё происходит, как в кино при скоростной перемотке, где времени не даётся на осмысление и понимание происходящего и с тобой в том числе, где все участники этого события только и успевают поспевать за своими рефлексами, являющимися движущей силой всего вокруг и определяющими собой то, что тут происходит.
Так незнакомец резко выбрасывает вперёд свою руку и там, в лице борова, сразу берёт того на крючок его носа, крепко так его перехватив. Что вгоняет в оцепенение всех вокруг стоящих людей, включая товарища Акцента, наиболее находящегося в нейтральном от всего тут происходящего положении. И теперь они, замерши в себе, не сводят своих взглядов с прихваченного носа борова и ожидают продолжения действий с ним. Ну а в основе всякого экшена находится динамика, и незнакомец, кто сейчас тут всем командует и рулит, не делает паузы и дальше раскручивает сюжет, резко дёрнув за нос борова и потащив его навстречу с …И вот как можно было не догадаться и тем самым себя увернуть от этой, теперь уже неминуемой встречи носа борова с носом его закадычного товарища. И теперь, после этого жёсткого, на всю голову столкновения, кровного брата. А вот ругаться и ненавидеть своего закадычного товарища за то, что ты сам не проявил предусмотрительность и расторопность, не стоит, и это жалко выглядит, когда ты это делаешь, лёжа на земле и с расквашенным носом.
Впрочем, на них никто не зацикливает особого внимания, когда перед тобой стоит более тебя волнующая проблема в лице этого незнакомца, пододвинувшего к тебе с вопросом: А ты, хочешь знать, кто ты есть? И если так, то сделай шаг навстречу этому знанию.
Ну и Аспект, к кому так резво подошли с этим вопросом, уж и не понятно, чем он там в себе думал, сделал этот шаг, да вот только назад, туда попятившись. Что, между тем, тоже есть своя тяга к знаниям, только с обратным знаком, которая приводит уже к своим закономерным результатам. Где ты, вступая назад, определённо рассчитываешь на свои знания места твоего вступления назад и на свой крепкий тыл, раз ты туда идёшь без оглядки. Но это по своей сути путь веры, и он находится в зависимости от верности твоей веры. И если насчёт места обратного вступления, то времени, этой ржавчины всякой веры, прошло не настолько много, чтобы твоя вера в незыблемости поверхности мостовой могла подвергнуться сомнению, то вот товарищ Аспекта был более непостоянен и активен. Что в итоге сказалось и дало свои категорически не предусмотренные Аспектом результаты этого его шага отскока назад. Где он натыкается на товарища, присевшего перевести дух от увиденного, и…Что тут поделаешь, если заместо дружеского локтя или плеча, ты получаешь на его невольную подножку, которая и валит весь мир перед собой Аспекта.
– Мне кажется, что мы достаточно увидели. – Переводит внимание Ильи на себя Константин, как только Аспекта скрыла поднявшаяся пыль.
– И какая мораль сего действа? – задаётся вопросом Илья.
– Человек на одном никогда не останавливается. Ему подавай, если не глобальные, то с размахом задачи и проблемы. – Даёт ответ Константин.
– В принципе понятно. – Отвечает Илья.
– Идём дальше? – спрашивает Константин.
– Идём. – Отвечает Илья, выдвигаясь в сторону возвращения на главный путь местной дислокации местности. Где в нём автоматически включается сознание киллера Буцефала (да кто он, собственно, такой?!), принявшегося сопровождать каждый шаг Ильи своими замечаниями.
– Где-то неподалёку, скорей всего, сразу по выходу на набережную, находится закусочная. – Вначале подняв нос Ильи по ветру, затем начал делать вот такие осмысления лежащего перед Ильёй пространства киллер Буцефал, кем сопроводил сознание Ильи Константин. Очень интересно знать Илье, с кем он себя связал и сопроводил в этом пути помыслов сознания. И что-то Илья не верит тому, что он удовлетворён своей отшельнической жизнью и связанным с нею одиночеством. Наверняка с кем-то советуется на этом своём наедине с самим собой.
Дальше этого Илье не дают пойти преследующие его на каждом обстоятельства знакомства с мировоззрением киллера Буцефала, явно большого любителя хорошо перекусить, раз он сразу учуял закусочную. И Илье из принципа права на своё собственное и личное мнение, крайне интересно знать, на чём основываются эти утверждения о закусочной Буцефала, кому не в коня корм однозначно(?). О чём он так и спрашивает про себя Буцефала. – И что на этой указывает?
– Я там был. – Шах и мат ставит Илье своим ответом Буцефал. И Илья ответить ничего не может, поражённый в предел такой совокупностью дерзостного интеллекта и самомнения в Буцефале. Надо, впрочем, отдать ему должное, умеющего с иронизировать ситуацию.
Но и Илья человек не с потерянным чувством юмора, и он умеет над собой поиронизировать и посмеяться. – Мы обязательно в неё заглянем, раз она так сбивает тебя от всякой мысли.
На что следует новая непонятность для Ильи. – Слышь! – прямо сбивает с ровного хода Илью Буцефал, одёрнув его этим своим странным и не полностью понятным заявлением. Вот что он этим хотел сказать? Указать Илье на особое внимание к себе и к тому он сейчас скажет, или же здесь присутствует что-то другое. И, пожалуй, отталкиваясь на одно только сознание Илья бы так и не нашёл ответа на эти вопросы. А вот прислушавшись к окружающему, он и ответил на эти вопросы, услышав впереди, по ходу их движения, не просто звуки каких-то шевелений, а оттуда, из дальнего пространства, раздавались вперемешку различные выкрики и звуки столкновений – от женский надрывных визгов, до озлобленного мужского баса.
Что заставляет Илью бросить вопросительный взгляд на Константина, судя по его с концентрированному вниманию, то он тоже в курсе впереди происходящего. О чём он и говорит, повернувшись к Илье. – Спешить не нужно. Мы точно никуда не опоздаем. Хоть это и не наш путь.
Здесь Илья из внутреннего непостоянства или наоборот, своей постоянной неустроенности, хотел задаться всё тем же вопросом, на который он раз за разом получал не устраивающий его ответ: «А кто решил, что это не наш путь?», но его что-то остановило и они молча добрались до следующего поворота в новую нишу местной действительности в виде всё такого же замызганного нахождением на задворках жизни двора, являющимся внутренним дворовым пространством для жителей окрестных домов, старающихся сидеть у себя дома по вечерам, небезосновательно считая, что их в тёмное время суток ничего хорошо в этой темноте не встретит. В чём сейчас начали убеждаться Константин с Ильёй, по выходу из-за угла наткнувшись на такое, на что Илье нет никаких сил спокойно смотреть и бездействовать.
А именно и в частности на жёсткое, с помощью насилия подавление каким-то громилой самосознания и личности в такой с виду беззащитной девушки, вон как раздето, потеряно и подавлено выглядящей против всего тут присутствующего. Где этот громила, как выразитель всей сущности этого жестокого и грязного мира вокруг, не определяющего жизнь сантиментами, а он расчётлив, циничен и подл до предела, не просто словесно и внушаемо давит на прижатую к стенке и таким образом поставленную в тупик девушку, кто вся дрожит и вон как ей холодно не от одного того, что она так не по погоде несколько раздето одета, а тут одного убийственного взгляда на тебя этого громилы мурашками и оцепенениям изойдёшься, а этот громила ещё давит на эту бедняжку, принуждая её к послушности и податливости действиями на публику в виде ударов своими кулачищами по стене рядом с этой бедняжкой.
И вот при виде всего этого, Илья в одно мгновение в себе вскипел праведным гневом, считая невозможным пройти мимо этого не просто преступления против личности, а здесь происходит нечто такое противоестественное, что у него внутри всё корёжится и переворачивается от невозможности понять, как так можно делать и пугать таких беззащитных и сама трогательность девушек. И Илья, как само возмездие, чьим карающим инструментом он сейчас будет, плевать на то, что ему противостоит такой громила, судя по внешним и физическим характеристикам, не уступающим самым известным атлетическим гигантам, то не ровня Илье, без оглядки на всё то в себе, что он может противопоставить этому громиле, явно душевному хлюпику и слабаку, раз он так относится к людям настолько к нему слабым, бросается с кулаками наперевес и …не может никак сдвинуться с места, удерживаемый неведомой силой, ухватившей его за воротник куртки.
Илья, мало что понимая в таком взбешённом состоянии, да и обстоятельства происходящего требуют немедленных объяснений, пока он из куртки самопроизвольно не вылетел по инерции, оборачивается в ту сторону, где он удерживается некой силой и вот что там видит. А видит он лицо Константина, с упорством, с укоризной и с каким-то нравоучительным посылом на него смотрящее. – Мол, ты чего тут Илья дёргаешься. Ты что, совсем забыл о чём тебе уже столько раз было сказано. – Примерно что-то такое доводило до ума Ильи в этом укоризненном взгляде на него Константина.
– Но-о-о … – протяжно заскулил Илья, головой кивая в сторону громилы и его безвольной жертвы.
– Ещё раз повторяю, – придвинувшись к Илье в упор, говорит Константин, – это не наш путь. Мы не имеем право вмешиваться.
– Но не вмешиваясь, мы тем самым всё равно вмешиваемся. – Илья не пробиваем, и он продолжает настаивать на своём.
– Ты так и не понял. – Со вздохом говорит Константин, отпуская Илью, в результате чего, тот под воздействием сил инерции, – он всё это время не переставал перетягивать на себя свою куртку, – отскакивает от Константина, и только благодаря умению всё-таки держать равновесие не заваливается на бок, упав.
Отсюда и из этого положения не полной уравновешенности, Илья смотрит в упор на Константина, и как бы ждёт от него таких железобетонных аргументов, оправдывающих их преступное бездействие и равнодушие, чтобы он, наконец-то, заткнулся и больше не лез на рожон.
– Если тебя это не устраивает, то тогда попробуй включить голову. – Вот на такие хитрости пускается Константин, и как бы насчёт него и его слов сказали умудрённые опытом и ловкостью ума люди, то Константин давит на самые слабые и больные точки в Илье, что в данном случае
