1.
Всё валилось у Стефании из рук. У неё не было сил, чтобы собраться заранее и поэтому расчёт был на то, чтобы раньше подняться и, не торопясь, прийти в норму, но решительно всё протестовало против этого.
Сначала, застёгивая форменную серую мантию, Стефания как-то неловко дёрнула последний крючок, и тот беспощадно разломался пополам. Минуты две она ещё пыталась как-то застегнуться или подколоть воротник у горла, как подобает служителю Церкви Животворящего Креста, но потерпела полную неудачу и исколола булавкой все пальцы.
Проклятия ещё не срывались с её губ, но сама Стефания уже взвинтилась, понимая, что необходимо переодеться, и от этого всё стало хуже. Другая мантия оказалась чуть тесноватой, и для неё уже не подходил тот поясной ремень, что шёл к первой.
Пришлось искать новый ремень, который почему-то нашёлся не в шкафу, а за ним, но, хотя бы, нашёлся.
Потом заела застёжка на высоком форменном сапоге. Стефания уже вовсю нервничала и дёргала противный крючок, никак не помогая делу. Бог сжалился над неудачливой своей служительницей, и через несколько минут Стефания смогла застегнуть сапог, чувствуя себя измотанной – а ведь рабочий день ещё даже не начался!
На этом череда неприятностей не закончилась. Стефания схватилась за гребень и…тот половинкой остался в её руках, а другой половинкой плотно впился в и без того спутанные волосы.
Стало ещё жарче – лицо Стефании пошло пятнами, а в слезах закололо от обиды на всё и всех вокруг. Мало того, что она вынуждена служить беззаветно Церкви, а вернее – одному из её несносных охотников, и терпеть все унижения жизни от него, так ещё и гребень! Вот от гребня Стефания такого точно не ожидала.
Никто не пришёл бы её успокаивать, и здесь дело было даже не в том, что покои Стефании – узкая маленькая комнатка предназначались для неё одной, а в том, что во всём оплоте Церкви, будь то архивные служители, охотники, жрецы или сопровождающие служители, убирающие и готовящие пищу, или же служители оружейной – никто и никогда не проявлял сострадания по таким мелочам. Но именно из-за подобных мелочей Стефания расстраивалась куда сильнее. Ей легче было переносить услужение охотнику Абрахаму – существу грубому и жестокому ко всему живому, и даже выносить язвительные насмешки насчет своей покорности, или участвовать в боях с магической нечистью – здесь она могла не проронить и слезинки, а вот какой-то сломанный крючок, заевший замочек, ремень и гребень выбили её из равновесия.
Никто бы не понял! А как понять? Тут война идет уже почти сто лет – церковники бьются с магической нечистью, желая защитить мир людей от всякой богопротивной сущности, а она из-за гребня и замочка расстроилась.
Стефания заставила себя прийти в норму – в самом деле, время движется к вечеру, с минуты на минуту её хватится Абрахам, а от него и без того пощады не жди. На перекус уже времени нет, нужно торопиться…
Стефания выскочила из своей комнатки и, несмотря на спешку, всё-таки заперла её на тяжелый железный ключ, который носила с собою – эту привычку, как и многие другие понемногу вбивал в неё Абрахам, заявляя:
–Всякий любопытный, всякий враг может попасть к тебе и выведать все твои тайны!
Поначалу Стефания сглупила и заметила:
–Но здесь же церковники! Они все наши союзники.
–Дура! – привычно взвился Абрахам, – то, что мы сражаемся во имя одного креста и именем одного бога, не делает нас друзьями! Мы все еще враги, поняла, бестолочь?
Стефания не поняла, но поспешила кивнуть. В конце концов, ей было не сложно запирать двери. Да, ключ оттягивал карман, и это занимало время – скважина была очень тугой, но, тем не менее, она закрывалась, хотя многие из церковников, заметив такую предосторожность, только поджимали губы в презрительной усмешке и цедили:
–Не доверяет!
Но с советами не лезли. За это уже спасибо.
Стефания спешила по коридорам, пробегала лестничные пролеты, не замечая встречных церковников, и не думая сейчас ни о чем – в ней ещё жила надежда, что она может успеть, но…
–Явилась, разгильдяйка! – Абрахам даже не повернул головы на её робкое появление, да ему и не нужно было поворачивать этой самой головы, чтобы почувствовать чьё-то присутствие.
Абрахам был фигурой мрачной и ужасающей. Он начинал как маг, когда война между магами и церковниками уже шла, но еще кипела в полном азарте, когда поколения не сменились, когда были ещё в советах с обеих сторон те, кто помнил истинные причины этой войны, но, разумеется, не выдавал их.
Абрахам был талантлив и его жажда знаний не знала границ. А потом он сменил сторону. Просто стал предателем и, как маг, стал охотником на других магов и магическую братию, заработав на свое имя тысячу и одно проклятие. Абрахам знал многие секреты, укрытия, имена и это очень подкосило магическую сторону. Но карьеры, если он, конечно, её желал, среди церковников это тоже ему не принесло – его не допускали до интриг и бумаг, держали цепным псом, ведь предателей нигде не любят.
О причинах перехода гадали и церковники и маги. Правду не знали, а выспрашивать не было возможности – нрав у Абрахама еще как у мага не был покладистым, он с легкостью мог и прибить, не моргнув глазом, если считал себя оскорбленным. Дальнейшие же годы презрения с обеих сторон, его собственное отчуждение и мрачное время сделали из Абрахама существо пугающее, несдержанное в словах, обладающее по-настоящему охотничьим нюхом на прежних своих союзников и нежеланным в любом обществе.
Он не пользовался возможностями роскошной жизни, которой жили некоторые слуги Церкви Животворящего Креста, был аскетом по убеждению, носил годами старый запыленный плащ и этим пугал ещё больше. Не власть ему была нужна, не деньги, а что-то совсем иное в рядах церковников, и эта внутренняя жажда, что оказалась куда сильнее природного желания держаться к своим, не давала понимания о целях. Непознанного же всегда боятся. Абрахам был фанатиком из числа предателей, обладатель скверного характера – его не просто боялись, его откровенно ненавидели.
Но Церковь мирилась с ним – пока он был еще нужен. Его же свидетельства как лучшего охотника на магическую братию делали много шума, но не приближали ни к знаниям, ни к власти.
У него и помощников-то было мало – Абрахам часто держался одиночкой, иногда лишь, в случае необходимости, вынужденно брал с собою двух-трех молчаливых и покорно-тупых церковников.
Стефания появилась у Абрахама совсем недавно – её перевели с верхних уровней архива, где хранились лишь текущие записи, к нему в услужение, в должность: принеси-подай-понюхай-сходи-скажи-передай.
Сам Абрахам понял, что ему необязательно появляться и заниматься всем сразу. Стефании он не доверял, хоть и считал ее откровенной дурой. Он вообще никому не доверял, но Стефания, по мнению Абрахама, была самой безопасной кандидатурой…
–Простите, пожалуйста, – Стефания вздохнула, зная, что не избежит трёпки, если Абрахаму захочется. Да и не посмеет избежать.
–Что мне твои извинения? – Абрахам всё еще не смотрел на свою прислужницу, полностью погруженный в расстеленную перед ним карту какой-то гористой местности.
Таким Стефания его чаще всего и видела. Когда Абрахам был у себя, то так и склонялся над той или иной картой, и либо вглядывался в нее, либо вычерчивал маршрут. Он так и ходил в своей протертой серой мантии, не желая ее менять или приводить в достойный вид. По поясному ремню висели в великом множестве всяческие артефакты – мелкие флакончики, веточки, фигурки – все как один снабженные какой-то магией.
Да и на руках Абрахама – руках очень грубых – постоянно были браслеты, на пальцах – разномастные кольца и перстни. И что-то подсказывало Стефании, что эти украшения были совсем не эстетическим решением.
Стефания не отозвалась. Действительно, что ему до каких-то там извинений? Глупость одна и блажь. Но что же ей – молча стоило появиться?
Абрахам как будто услышал, а может быть, и на самом деле услышал – кто этих магов разберет?
–Тебе вообще не следует говорить, если ты не можешь сказать что-нибудь стоящее. Я сам с тобой заговорю.
Стефания кивнула, не зная, увидит он, догадается ли, или ему просто плевать.
–Принеси мне воду с лимоном, – всё ещё не удостаивая её взглядом, продолжил Абрахам и ещё ниже склонился над картой.
Стефания как можно тише (Абрахам не выносил громких шагов и даже шелест одежды его раздражал), скользнула к его столу, где стоял на одном и том же месте на протяжении многих лет кувшин с водой. Лимоны Абрахаму приносили проштрафившиеся служители из сопровождения.
Стефания научилась действовать быстро и уже меньше чем через минуту она несла обратно лимонную воду.
На «спасибо» или хотя бы на «угу» рассчитывать не приходилось. Абрахам взял стакан из её рук и залпом осушил его…
Стефания воспользовалась этим мгновением и опустила глаза на расстеленную карту. Ей хватило сноровки, чтобы за отпущенное ей мгновение прочесть «Сармат», и увидеть примерное направление маршрута Абрахама.
Но большего у нее не было и не могло быть. Абрахам грубо всунул стакан ей в руку и жестом велел отойти, а сам снова склонился над картой.
Стефания хотела, было, спросить, не нужно ли охотнику еще чего-нибудь. Но вовремя вспомнила, что ей запретили говорить, и продолжила хранить молчание. Абрахам еще постоял над картой с четверть часа, и всю эту четверть часа Стефания хранила тихую покорность, не выдавая своего присутствия и полагая, что про нее совсем забыли, но вдруг Абрахам повернулся к ней и спросил:
–Так почему ты опоздала сегодня?
Стефания не была готова к такому вопросу и едва-едва удержалась от глупого: «что?» благо, на службе у Абрахама она была не первый день и поэтому смогла ответить куда яснее, зная, что выбирать лучше честность:
–Крючок на мантии сломался. Потом сапог не могла застегнуть. Ну…и гребень пополам.
Взгляд Абрахама стал откровенно издевательским:
–Это то, что волнует тебя во время войны? Сапожок-гребешок?
–Я не…
–Молчать! – рявкнул Абрахам с неожиданной яростью. – Наши враги повсюду! Они используют каждую минуту нашего промедления, желая лишь одного – сокрушить нас, истинных служителей Церкви Животворящего Креста и подчинить весь мир надругательству над божественной природой! Важен каждый солдат и важен каждый миг, а ты…
Абрахам махнул рукой с такой обреченностью, словно бы перед ним был совсем пропащий человек.
–Дура! Бесхребетная дура, – констатировал охотник и снова глянул на карту.
Стефания сглотнула комок. Обычно от Абрахама такое она слышала в день по три-четыре раза, но каждый раз он пугал ее именно такими речами, подводя к мыслям о том, что едва ли не от одной Стефании зависят поражение и победы Церкви.
А между тем – Стефания даже не была до недавних пор в боях! Да и сейчас все те вылазки, на которые Абрахам иногда снисходил до нее, обычно решались не её силами. Но этот человек не думал о ничтожном значении какого-либо человека, а возводил его до великой ответственности…
Чем зарабатывал против себя только новые и новые вспышки ненависти.
Стефания не дернулась, лишь покорно стояла, опустив голову, готовая, кажется, теперь уже ко всему. Долго Абрахам ее не мучил. Не оглядываясь,
