Тактика и стратегия
Находясь в приподнятом настроении, я решил послать сообщение Бланке и достал мобильник.
Само собой, я ничего не рассказывал ей о паэлье и бесславном провале предложенных мною начинаний, но теперь дела, вроде бы, двинулись в гору, и можно было похвастаться новой, пусть и иллюзорной, модификацией самого себя – энергичного, независимого, дальновидного мужчины, способного исправить прошлые промахи, приведшие нас к краху. Вернее, на дно пошел я, а Бланка удержалась на плаву. Приготовившись писать, я вдруг заметил, что Бланка находится в сети, и мигом вышел из приложения, подумав, что она тоже может меня увидеть, а мне не хотелось бы, чтобы она узнала, что я думаю о ней в такую рань, а именно во вторник, без двадцати пяти девять. Ненавижу эту функцию приложения: не хочу, чтобы люди знали, что делаю я, и не желаю знать, что делают они, тем более Бланка. Приятно удивить – это одно дело, а подловить – совсем другое.
Попытаюсь пояснить свою мысль. Поначалу у нас с Бланкой все было просто и легко. Мне и в голову не приходило, что я ей нравлюсь, и, как я говорил, это именно она сделала первый шаг. Хосе Карлос собирался вести Эстер к себе на перепих, а Бланка, выходя из ресторана, попросила, точнее, заставила меня проводить ее до дома.
- Я не на машине, – ответил я, – и к тому же должен гулять с собакой.
- Не прикидывайся дурачком, – заявила Бланка, – сначала погуляем с собакой, а потом отвезешь меня на такси. Кстати, какой породы пес? Обожаю собак.
Не уловив в словах Бланки ни малейшей логики, я решил, что она немного с приветом и откровенно держит меня за телохранителя, который проводит ее до дверей дома. На прогулке Бланка уделяла Паркеру особое внимание, и это не было притворством. Отведя пса обратно, я предложил Бланке подвезти ее до дома на своей машине. На светофоре она меня поцеловала. Жаль, что в жизни это большая редкость, но нет ничего слаще нежданного поцелуя. Я понял это еще подростком, когда меня неожиданно поцеловала Лурдес, моя первая любовь. Тот поцелуй был сладостным капканом, прекрасным потрясением, навсегда оставившим во мне свой след. Повторить это чудо не всегда возможно, но если такое случается, то дорогого стоит. Вот и сегодня утром по дороге в магазинчик я на радостях вспомнил о первом поцелуе Бланки на светофоре, и мне захотелось разделить с кем-нибудь свой восторг. Если ты кого-то любишь, то с завидным упорством изливаешь свою душу, даже если стал ей безразличен, будто даришь ей подарок, преклонив колено, а нить вашей любви не оборвалась в прошлом, а тянется в будущее. Осознанно или нет, но я по-прежнему отчетливо видел, куда ведет эта нить, и мечтал, что мои сегодняшние поступки как хлебные крошки мальчика-с-пальчик вновь приведут меня туда, где мне было хорошо, и я любил.
К счастью, весьма несвоевременный приступ стыдливости (или благоразумия), в конечном счете, помешал мне приобщить Бланку к моим стратегическим достижениям, на деле достаточно скромным. Я убрал мобильник, открыл магазин и включил радио. Оставаясь в приподнятом настроении, я решил, что сегодня моему воображаемому другу, ведущему на “Радио классика”, придется обойтись без меня, и настроил приемник на волну, где крутили хиты прошлых лет, которые тоже частенько слушал. Я нуждался в уже пережитом когда-то счастье.
“… Я любил по привычке, по привычке и забыл. Сила привычки – мой проводник и свет…” – пел обожаемый мной Хайме Уррутиа, образы мышления которого представляют отражение и моих мыслей.
Без проблем сварив себе кофе, я занимался покупателем, когда в магазин вошла Корина. Увидев домработницу, я счел, что она ходила в магазин за продуктами к обеду, а ко мне зашла рассказать о развитии утренних событий, и потому не беспокоился.
- Подождите минутку, я сейчас закончу, – попросил я румынку.
Когда мы остались одни, я с радостным нетерпением посмотрел на нее – дескать, как там мама? Я парил в облаках и ждал лишь хороших новостей.
- Я пришла.
- Вижу. Как у вас дела? – с искренним любопытством поинтересовался я.
Мне было приятно сознавать, что теперь есть человек, с кем можно разделить домашние дела, и кто облегчит мою ношу. Я ощутил небывалый прилив сил: сегодня вечером я смогу побыть с Хосе Карлосом. Можно пойти в кино или просто посидеть у него и послушать музыку. По радио почти каждый день анонсируют выступления разных групп, и было бы классно снова походить по клубам. Интересно, дома ли Хосе Карлос или опять в разъездах?
- Я пришла, – настойчиво повторила Корина. – Мне велено прийти сюда.
- У тебя нет денег на покупки? Ты не заметила кошелек, который я оставил на кухне? Такой красный, большой. В нем сорок евро. Я положил его на полку.
Я совсем растерялся: с этими утренними домашними метаниями и треволнениями я запросто мог забыть показать, где лежит кошелек. Я пошел к кассе за деньгами. Позднее я вложу недостающую сумму, ибо в финансовых вопросах люблю аккуратность. Я протянул Корине деньги, но она отрицательно помотала головой.
- Хозяйка велела идти в магазин и помогать тебе здесь.
Несколько секунд ушло на то, чтобы я сообразил, что “хозяйка” – это моя мама в наброшенном на ночнушку домашнем халате и с растрепанными волосами, в которой было мало что от хозяйки в величественном смысле этого слова.
- Хозяйка в смысле мама?
Корина кивнула.
- Мама велела тебе идти сюда?
- Она сказала, что дома все чисто, а в магазине ты один не справишься.
Мне следовало заподозрить, что мамино утреннее смирение и благостное отношение к переменам было просто прикрытием, чтобы выиграть время и избежать неприятностей. На самом деле она не собиралась допускать Корину в дом, и в дальнейшем однозначно не допустит. Мой план пошел прахом, и я почувствовал столь огромную слабость и грусть, что даже не мог ответить Корине, пристально смотревшей на меня в ожидании дальнейших указаний. Было так хреново, будто меня по голове огрели палкой, а несколько десятков человек хором кричали: “Ну ты и придурок!”. Кажется, я запаниковал и был вынужден присесть на стул, глядя на Корину, стоящую передо мной на том же самом месте, что и сутки назад, когда я нанимал ее на работу. “Если ты ищешь во мне исключительность, я тебя огорчу… Не жди что-то новое от человека привычки…” – продолжал петь Хайме Уррутиа.
Мы вернулись к исходной точке: совместное проживание с пожилой женщиной, отказывающейся принимать необходимую ей помощь. Немудрено, что я паниковал. Со свойственным мне мастерством и настойчивостью я не прошел игру: некий, находящийся вдалеке, безымянный программист хладнокровно вынуждал меня играть в ином темпе, а возможно, и в ином, неизвестном мне, тактическом ключе. К тому же, решить эту досадную проблему в моем положении было нелегко. Главным образом потому, что в данный момент я был привязан к магазину и до двух часов не мог его закрыть, чтобы пойти домой и продолжить наш с мамой разговор, точнее, ожесточенный спор, ибо говорить на эту тему спокойно было крайне сложно. Конечно, можно отослать Корину обратно, чтобы мама сорвала на ней свою злость, но это было весьма рискованно: ма запросто ее уволила бы, чего мне совсем не хотелось.
- Ладно, оставайся, – ответил я. – Извини, что так вышло. Проходи в подсобку, а с мамой я потом поговорю. Она злилась?
- Нет. Давай я приберусь здесь.
- Приберешься? Хорошо, прибирайся, если считаешь нужным…
Корина прошла за прилавок, и я заметил, что она сняла куртку и поставила в угол сумку. Неожиданно я устыдился того, что Корина увидит какой бардак у нас в подсобке. С тех пор как мамин стул за рабочим столом опустел, я не следил за порядком. Грязные чашки и ложки скапливались в кучу, ожидая, когда у меня появится свободное время и желание их перемыть. А что с туалетом? Да черт его знает, что с ним. Наверняка знаю лишь одно: крышка унитаза поднята, что вечно раздражает маму и сестрицу. Они всегда заставляли меня закрывать унитаз, и как только у меня появится собственная квартира, я первым делом зайду в туалет, подниму крышку, и пусть себе стоит в таком виде, сколько мне заблагорассудится. Уж слишком они меня достали этой крышкой.
- Где лежат принадлежности для уборки?
- В туалете, под раковиной, но если не хочешь...
- У тебя перчатки есть?
У меня перчаток не было. Мама всегда сама прибиралась в туалете, и я понятия не имел, в перчатках она его мыла или нет. Я дал Корине деньги, и она пошла в магазин за перчатками. Прибравшись в крохотной подсобке и перемыв до блеска чашки и ложки, она снова появилась передо мной.
- А теперь что делать?
Каким-то чудом меня осенило, чем ее можно занять. Остаток утра, – по счастью, недолго, – Корина наклеивала ценники на последний поступивший к нам товар, а я тем временем разбирался на рабочем столе, где всю последнюю неделю медленно, но верно скапливалась почта, накладные, счета и реклама.
