Мелкая торговля
- … Нужно больше продавать, Висенте, чтобы сводить концы с концами. Тебе нужна продавщица, а с ней ты уже договорился. Один ты не справишься.
- Она плохо говорит по-испански, ма.
Мы с мамой абсолютно разные люди, и потому частенько спорим, но это не проблема. Кто-нибудь из нас, в конце концов, уступит. Таково сосуществование. Что касаемо домашних дел, окончательное слово, как правило, остается за мамой, потому что я живу в ее квартире. С магазином же совсем иначе: тут могу победить и я, поскольку, мама, как мне кажется, считает, что с торговлей я справляюсь неплохо. Последние годы были не лучшими для процветания мелкой торговли, но наша канцелярская лавчонка пока еще не закрылась. За обедом я ел без всякого аппетита, мама же, напротив, держалась бодрячком, словно, настояв с утра на своем, вернула себе утраченную энергию.
- Вполне себе нормально. К тому же она умна. И вообще, люди из восточных стран весьма сметливы.
В маме взыграла ее давняя симпатия к испанской компартии.
- Черт возьми, ты-то откуда знаешь? Она же и получаса в доме не пробыла! Ты поговорила с ней?
- Нет, я и так знаю.
Мне пришлось прикусить язык. Мама не говорила с Кориной о ее резюме и прежней жизни до приезда в Испанию, но ведь и я этого не сделал. Из написанного от руки листочка я знал только, что она говорит по-английски и немного владеет компьютером. Недолго думая, я по виду листовки счел, что Корина – человек ответственный и готова работать, а это мне по душе. Вот, собственно, и всё. Разговоры были мне ни к чему. Кое до чего можно ведь и самому додуматься.
Я смирился с тем, что Корина перекочевала из дома в магазин, решив, что это не помешает мне идти по жизни намеченным путем, и даже сумел извлечь из этого некую пользу. Первую, самую тягомотную, половину дня Корина занималась покупателями, а я, открыв магазин, возвращался домой и по мере необходимости помогал матери, если она позволяла. А она не сопротивлялась. Паркер озадаченно таскался за нами по всему дому, что немудрено, поскольку раньше в это время он в полном одиночестве валялся на диване и спокойно дрых. До этого он несколько лет ходил вместе с нами в магазин, пока однажды туда не ворвалась какая-то мегера. Когда эта злыдня перестала на меня орать, мне удалось выяснить, что ее дочь – астматик, а тетрадки, купленные у нас, были все в эпителии Паркера. Про эпителий это ее слова. Дочь страдала от аллергии, и приготовление уроков стало для нее сущим кошмаром, пока не нашли причину ее мучений. Мне пришлось вернуть мегере деньги и нанять для генеральной уборки профессионала, которого она сама же и порекомендовала. Тот напялил маску и пропылесосил весь товар, вооружившись потрясающим по виду пылесосом в стиле чего-то среднего между научно-фантастическим и ретро. Или генеральная уборка, или риск подачи иска о причиненном здоровью вреде. Орудуя своей махиной, парень реально был похож на охотника за привидениями, и парочка мальчишек, зашедших в магазин что-то купить, сочли его прикольным. Потеха в самом деле. Потом мы пили кофе, и парень рассказал, что на свете полно аллергиков, и с некоторыми он чуть ли не сдружился, часто бывая у них дома или на работе. “Кожа покрывает нас, – изрек он, – но некоторых недостаточно хорошо отделяет от мира”.
Наступила пятница, и Хосе Карлос маялся от скуки, поскольку у его зазнобы наметилась трещина в семейных отношениях. Не имея ни малейшего понятия о брачных узах, я, само собой, считал, что он должен был радоваться подобному обстоятельству, предвидя окончательный разрыв Эстер с мужем, однако Хосе Карлос объяснил, что все как раз наоборот. Едва заметив уныние мужа, Эстер тут же перестала встречаться с моим приятелем. Сидеть дома у Хосе Карлоса, пить пиво и смотреть “Канал плюс” отнюдь не сочеталось с моими планами, так что я созвонился с приятелями и организовал вечеринку. С каждым разом нам все труднее собираться вместе. Друзья давным-давно обзавелись парами, и одиночек нас всего лишь пара – вот так каламбур – так что свести тех и других, чтобы всем скопом поразвлечься, совсем непросто. У кого-то из них есть дети, но не всегда есть, с кем их оставить. Да и вообще у женатиков совсем другая жизнь: семейные обязанности, иные компании, сослуживцы и всё такое. Порой это наводит на мысль, что жить в маленьком городке и даже деревне, возможно, гораздо лучше – там не было бы так одиноко. Мама же на это отвечает, что я говорю так, потому что никогда не жил в деревне. Сама она родилась в Уэске, и уверяет, что не вернулась бы туда даже в кандалах под дулом пистолета. А мне нравится, что в Уэске шагни три шага или чуть больше – и ты уже за городом, словно актер, по рассеянности переступивший границу декораций. Там ты встречаешься с людьми, не договариваясь заранее; там много баров, где всегда найдется хоть одно знакомое лицо; в магазинах все с тобой здороваются, потому что тебя знают. Маму же всё это угнетает. “Там некуда скрыться, – говорит она, – ты все время на виду, и болтай со всеми”. Мама обожает большие города. Чем больше – тем лучше, и уж никак не меньше Нью-Йорка. О природе с ней тоже не поговоришь. Природа – сплошное неудобство: то холод, то жара. Еще и скотина вонючая – напашешься с ней как вол и перемажешься по уши. Такова точка зрения мамы по данному вопросу. По ее словам, города выдумали, чтобы стать свободными и затеряться в них, чтобы не быть слугами земли. Думаю, это свойственно ее поколению. Точно так же она не верит в переработку мусора, потому что не доверяет властям. Она не верит, что муниципалитет выполнит свои обещания относительно помоек. Мама верит только в культуру человека.
- В деревнях люди опускаются, – говорит она, – посмотри на их жалкие копии в канавах.
Короче, пятницу мы проводили неплохо. Мне хочется перемен и, в первую очередь, хочется изменить свою жизнь. Разнообразить ее. Поглубже в нее окунуться. Жить легко и с размахом. Неспроста же приятели считали, что мне нужно обзавестись подружкой, поскольку настоящая жизнь начинается только в паре, так ведь?
- Это заставит тебя что-то делать, – решительно заявила Сусана, девица из нашей компании. – Если надумаешь жениться, тебе придется найти квартиру и платить за нее, а когда появятся дети, нужно будет выбирать для них школу, ездить летом отдыхать, словом, придется мужать, Висенте, мужать...
В конце концов, женщина быстрее любых обстоятельств расшевелит мою душу. Мы ужинали в довольно милом баре, где нас знают и всегда делают небольшую скидку, и Сусана пригласила какую-то девушку – не то кузину, не то соседку или золовку, я толком не понял, – явно для того, чтобы познакомить ее с Хосе Карлосом и со мной. Хосе Карлос оставил для меня свободной эту ниву, поскольку у него уже была Эстер, и он сходил по ней с ума, хотя об этом никто и не догадывался. Девушка была недурна собой, но несколько застенчива. А мне с робкими всегда нелегко. Их не разберешь. Поди пойми, нужна ли им твоя помощь и компания, или же они настолько умны, что ты выглядишь в их глазах совершеннейшим придурком. Выглядеть болваном само по себе тяжело, но показаться занудой еще хуже. Словом, я не представлял, как себя вести: то ли продолжать болтать, чтобы заполнить тишину, то ли последовать ее примеру и тоже замолчать. Молчуны всегда меньше рискуют, но если все станут немы как рыба, то будет не жизнь, а склеп, а посему, дабы избежать могильной тишины, я вовсю разглагольствовал о своей работе за неимением другой темы.
- Знаешь, расставляя витрину, я думаю о том, что хочу сказать людям, чтобы они зашли ко мне, – говорил я Росе (так звали девушку). – Я знаю, это должно быть нечто хорошее, доброе, обещание, что все будет хорошо, что жизнь прекрасна… Ты меня понимаешь?
Мы уже поели и выпили чуточку лишнего; за столом вдруг сделалось очень тихо, и только я продолжал вещать:
- … мы живем в то время, когда одни говорят, что кругом царит хаос, другие – что не осталось никаких ценностей, и это закат нашей эры, конец всему. А я считаю, что надо навести порядок, двигаться вперед, воплощать в жизнь новые идеи, и это меня радует…
Я разливался соловьем, понимая, что Роса слушает меня с интересом и долей удивления, я бы даже сказал, восхищения. Обычно я не столь болтлив, это не по мне, но сегодняшний вечер был особенным, словно жизнь стала меняться, всё шло, как я хотел, словно я обрел стальной характер. Я метался между робостью от собственной неожиданной значимости и удовольствием от того, что меня слушает очень привлекательная девушка, а друзья являются свидетелями моего триумфа; победило удовольствие, и я продолжил:
- … в магазине канцтоваров ценно то, что здесь продаются инструменты для творчества… Мы – творцы… хотя и не творим.
Я закончил шуткой, чтобы немного разрядить обстановку и расшевелить слушателей. Все молчали, пока Роса не ответила тихо-тихо:
- Как это мило.
У меня бешено закружилась голова, следовало найти способ вести беседу на блестящем, высочайшем уровне игры, который я сам задал. Но не успел я рта открыть, как некий дебил, муж второй моей подруги, Каридад, заявил:
- А мы и не знали, что ты поэт.
- И правда! Ты мог бы заняться рекламой, – поддержала изрядно захмелевшая Сусана. – Не думал над этим? Правда же, Роса, у Висенте есть талант? – упрямо продолжала она.
Вероятно, Сусана интуитивно чувствовала мерзкие намерения этого ничтожества и всеми силами хотела избежать моего падения в глазах Росы, с которой были связаны надежды меня “пристроить”. Мне же было не по себе от ее защиты. Я не люблю казаться тем, кем не являюсь. Это лишь осложняет дело.
- Да нет, пока не думал, – предельно честно ответил я.
Я и в самом деле не собирался становиться кем-то другим. Хоть я и обожаю наш язык и мне нравится играть словами, как это делают поэты, но сочинительство мне в голову не приходило.
- Мне и в магазине неплохо, – я попытался сменить тему, потому что пристальное внимание к моей особе стало меня напрягать. – Вы смотрели последний фильм?
Но перейти к репертуару мне не удалось.
- Да инструментам это пофиг, – съязвил кретин.
- Что? – на мою беду переспросила Роса, и напыщенный дуралей с готовностью продолжил:
- К примеру, гитлеровский архитектор, проектируя концлагерные бараки, наверняка использовал точно такие же угольники и транспортиры как те, что продаются в его магазине, но лучше от этого не стал.
- Разумеется, Висенте, – ответила Роса, как мне показалось, восхищенная придурком Рамоном, который чувствовал себя пупом земли, поскольку его макушка еще не начала просвечивать, а брюхо не отросло. Мысль о том, что Роса смотрит уже не на меня, а Рамон понимает, сколь она легкодоступна, лишила меня красноречия. С трудом сдерживая ярость, я сделал знак Хосе Карлосу; мы попросили счет и собрались уходить.
- Махнем на посошок? – предложил недоумок.
- Нет, завтра рано вставать, чтобы продавать угольники и транспортиры радикальным исламистам, – не выдержал и подколол его Хосе Карлос.
Я не хотел, чтобы Хосе Карлос заметил, как выбесил меня этот чертов Рамон, и по дороге домой сказал, что свои подколки он мог бы оставить при себе.
- Как тебе девушка? – спросил Хосе Карлос, пропустив мои слова мимо ушей.
- Хорошенькая,