– весело крикнул Илья.
Иван, узнав по голосу троюродного брата, быстро сбегал за веслами и, отцепив лодку, подплыл к борту тральщика.
Поблагодарив капитана, Илья перебрался в лодку к брату.
– Илюха, бог ты мой, вот ты какой стал, тебя прям, не узнать, ну чисто командир, – похвалил Иван, заглядываясь на подтянутого брата, одетого в форменную одежду.
– Здорово были, братка. Да и ты смотрю, возмужал, а то помню, ветром шатало как тростинку, – и приобняв Ивана, уселся на лавочку.
– На побывку или может, насовсем в деревню?
– Какой там насовсем, с горем пополам у командира на недельку отпросился. Погощу, да поеду в Новосибирск. Марьюшку и детей уж давно не видел, соскучился, просто жуть. – Ребятишки твои, поди, уж большие? – Старшему сынишке пять лет исполнилось, а младшенькому, правда, еще два годика. Да, Ваня, время летит, не замечу, как детки меня в деды произведут, – пошутил Илья, – а ты как, женился, или также бобылем в своем домике живешь?
– Так и коротаю один, кабы бог послал какую невестушку. Работенки вот подвалило, новые буйки, да бакены поставили, надо присматривать. Тут намедни баржа на мель села, так с области два буксира пригнали, еле сдвинули. Фарватер-то устарел, не пропускает тяжелые баржи, мы тут целую неделю дно обмеряли. Илюха, так ты что, всего на неделю приехал?
– Ну, конечно, погощу у родных и снова в Новосибирск. Я ведь Вань человек военный, насколько отпустили и тому рад.
– Ты перед отъездом загляни ко мне хоть на полчасика, посидим, а хочешь, на рыбалку смотаемся.
Илья, погруженный в мысли, молча, кивнул. В голове вертелся один и тот же вопрос, где сейчас находится Романов? На буксире с Новиковым его не было, значит, он раньше уехал из Томска. Илья предположил, что Сергей может заехать в свое село Топильники.
– Вань, ты случаем не заметил с вечера или ночью, мимо тебя никакое судно не проходило?
– Не-а, я спал как убитый. Не видел, а что спросил-то?
– Да так, друг у меня вчера в эту сторону подался, вот и не знаю, к какому берегу он прибился.
Вот так за разговорами, незаметно, Иван обогнул на лодке остров и переправил Илью на противоположный берег Оби. Попрощавшись, отплыл обратно, а Михеев, поднявшись на пригорок, направился по главной улице к родному дому.
Просыпалась природа: за деревней слышался неугомонный крик птиц, гнездившихся в небольшой камышовой заводи. Впереди на крутом яру виднелся сосновый бор. Утренний ветерок слегка раскачивал верхушки могучих стройных сосен. Люди еще не проснулись, потому непривычно было, видеть пустую улицу. Но, по мере приближения Михеева к дому, из некоторых дворов украдкой выглядывали пожилые люди и, заприметив военного, спешили скрыться. Странным показалось ему поведение односельчан, провожавших его молчаливыми взглядами. Подойдя к дому, Илья отворил калитку и, потрепав ласково по холке выскочившего из-под сарая пса, поднялся на крыльцо. Тихонько постучал. Буквально сразу же послышался женский голос:
– Кто там?
– Мам, это я, Илья.
– Господи! – Воскликнула Клавдия Семеновна, – отец, иди скорее, Илюша приехал.
Мгновенно выскочили в сени уже одетые Тимофей Васильевич, отец Ильи и его младшая сестра Наталья. Обнимая мать и всех остальных, Илья, по встревоженным лицам родных догадался, в семье что-то произошло. Вдруг из кухни вышла старшая сестра Лукерья и, бросившись Илье на грудь, заплакала. – Вы, почему так рано поднялись? – спросил удивленный Илья, – оделись уже. Часом ждали кого-нибудь.
– Сынок, беда у нашей Луши, мужа забрали, – ответил отец.
– Мишку?! Кто забрал, когда?
– Утром, едва рассвело, а председатель комячейки с военными тут как тут, – объясняла взволнованная Лукерья, – Илюша, родной, они ж и отца Мишиного забрали.
– Егора Коростылева?! И куда их увели?
– Увезли на лодках, скорее всего в Топильники, – подсказал Тимофей Васильевич.
– Не сказали, по какому праву забрали?
– Илюша, разве они говорят, за что забирают. Господи, теперь в тюрьму посадят, – запричитала Лукерья.
Призадумавшись, Илья догадался, почему Романов так быстро исчез из Томска. «Выходит, он раньше Новикова сюда приехал. Успел-таки арестовать Мишку. Но к чему такая срочность? Неужели не мог подождать отплытия баржи? Странно все это…»
– Кого-то еще арестовали?
– Не знаем сынок, мы пока на улицу не выходили.
Поставив вещевой мешок на лавку, Илья решил пройтись по деревне и разведать обстановку.
– Подождите меня, я скоро приду.
– Илья, не ходи, сердцем чую, беда будет, – остановил его отец.
– Я командир Красной армии, они должны объяснить мне причину ареста моих родственников.
– Должны, да не обязаны, – важно произнес Тимофей, – а то ты не знаешь, кем для власти приходятся Коростылевы, их вечно бунтарями считают, вспомни, Егор, отец Мишки участвовал в Колыванском мятеже. Не ходи сынок, добром это не кончится. И ты Лушка успокойся, не рви себе сердце. Знала за кого выходишь, теперь уж терпи. Пойдемте в дом, чего за порогом стоять.
– Да что ж такое творится-то, – всплеснула руками мать Ильи, за что на нас такие напасти? У Наталки на той неделе парня забрали, теперь вот и до Луши дело дошло…
– Какого парня? – удивился Илья.
– Да нашелся тут один такой, Сергей Баженов, прилип к нашей Наталке, жениться хочет, да вот беда, забрали его с бухгалтером из нашей конторы.
– Кто забрал? – нахмурившись, спросил Илья.
– Начальник из Топильников их арестовал. Мужики говорят, что он и там троих арестовал. – За что?
– Кабы они знали за что. Ночью по-тихому нагрянули, взяли парней и в местную тюрьму посадили. Мужики наши в Топильники ездили, тамошний начальник НКВД им сказал, что арестованных уже в Томск отправили. А я так себе кумекаю, наш председатель захотел от Степана Коростылева избавиться и написал на него донос, вот его и арестовали и прицепом его друга бухгалтера Сергея Баженова.
– Вот оно в чем дело… Значит, я не ошибся, когда в Томске в управление заходил, там арестованный парень мне знакомым показался. Стало быть, это и был бухгалтер.
– Ты видел Коростылева Степана?! – воскликнула Лукерья, – а Баженова Сережку не видел?
Илья отрицательно замотал головой и посмотрел на младшую сестру. Наталья, не сдержав слез, ушла в другую комнату.
– Ладно, успокойтесь, я после обеда побываю в Топильниках и разузнаю, что к чему.
– Сынок, ты, когда нам с отцом внучат привезешь? – переходя на другой разговор, спросила Клавдия Семеновна, проводив печальным взглядом младшую дочь, – а то ведь Никитку почитай пять лет, как не видели, а теперь уже и Митя народился.
– Скоро мама, скоро. Вот получу квартиру, даст начальство большой отпуск, и обязательно все вместе приедем.
– А как там Марьюшка живет, управляется с двоими? – спросила мать.
– Все хорошо мам, я помогаю ей, деньги с продуктами высылаю.
– А Степа мой, хорошо учится? А то ведь в письмах ничего не пишет, – поинтересовалась за сына, Лукерья.
– Луша, он молодец. Нормальным парнем растет, смышленым, образованным.
– Когда в Новосибирск поедешь? – спросил отец.
– Через пять дней уже должен отметиться в комендатуре. Знал бы конкретно, на чем доберусь до города, глядишь, задержался бы на день-другой.
– Так может, по тайге побродим, как бывало, небось, по охоте соскучился? – спросил Тимофей Васильевич.
– Отец, дай нам на него наглядеться, не успел сын за порог ступить, а ты его уже в тайгу тянешь.
– Ничего мам, мы недолго. Скучаю я по нашей тайге, как-никак в юности вдоль и поперек ее исходил.
Илью тревожили мысли по поводу грядущих арестов и чтобы не волновать мать и сестер, он позвал отца на улицу, предложив ему покурить. Они вышли из дома, и присели на крыльцо. Илья достал пачку папирос и предложил отцу. Тимофей, замотав головой, отказался. Достал кисет с табаком и, ловко сделав самокрутку, закурил.
Отец и сын, перешли на тихий разговор.
– Пап, знаешь, что меня беспокоит? Один мой знакомый из Топильников интересовался нашими родственниками однофамильцами.
– Ну и пусть интересуется, тебе-то, что за печаль.
– Так он из Томского горотдела НКВД. Понимаешь, какая штука получается: в наших краях чекисты операцию проводят. Когда меня попутно сюда везли, два раза останавливали баржу и арестованных людей садили в трюм.
– В трюм, как скот?!
– Да, да, они приспособили баржу под плавучую тюрьму. Складывается следующая ситуация: в Кожевниково, в Уртаме, в Топильниках, в Михеевке будут проводить аресты.
– Вот те раз! А кого арестовывать-то? У нас же одни колхозники, почитай единоличников не осталось, всех кулаков еще в начале тридцатых, кого сослали, а кого в тюрьму посадили.
– То-то и оно, всех подряд арестовывают, как будто план выполняют. Сдается мне, что-то ужасное грядет.
– Проясни сынок мозги мои темные, я не совсем тебя понимаю.
– В двух словах объяснить сложно, но попробую. По-моему началась новая волна гостеррора. Многих арестовывают как врагов Советской власти. Пап, между нами говоря, сотрудники НКВД и не только они, причисляют многих людей к «врагам народа». Делят их на две категории, кто попадает под вторую, тех отправляют в лагерь, а первую … Одним словом – расстреливают.
– Так у нас на колхозном собрании много говорили о таких врагах. Председатель комячейки объяснял, мол, повылезали из подполья разные там контрреволюционеры, воду среди крестьян мутят, готовят какой-то переворот в Сибири, занимаются подрывной деятельностью.
– Пап, а ты сам, что об этом думаешь?
Тимофей нахмурился и, глянув искоса на сына, спросил?
– Как на духу ответить?
– Говори как есть, мы с тобой родные.
– Мы-то родные, да вот не каждые так друг к дружке относятся. Тут намедни мой знакомый в гости заходил и по строжайшему секрету рассказал, как в Парабели один начальник из Томска приехал, так своих родственников арестовал.
– По классовому признаку, стало быть.
– А я тогда подумал, не приведи господь моему родному Илье так поступить…
– Отец…
– Беда с людьми приключилась, сынок, раньше такого в нашей деревне отродясь не бывало. Кто-то жил бедно, кто-то богаче, но Господь всех уравнивал. Как только царя скинули, так и началось: то красная власть придет, то белая. Война, болезни, сколько народа полегло от тифа. Ты вспомни, как мы с Коростылевыми жили, душа в душу. Егор нам столько помогал из нужды вылезать. Однако мы помним их доброту и даже породнились с ними. Разве в том беда, что Коростылевы не признавали власть большевиков, а мы с тобой относимся к ней доброжелательно, нет, все должно отсюда исходить, – Тимофей приложил руку к сердцу, – жить по-людски, это не есть вражда друг с другом.
– Пап, я даже спорить с тобой не буду, мне самому многое не по душе, однако приходится терпеть.
– Ты пошел служить Советской власти с верой в добро, чтобы все люди зажили свободно и в достатке. Мы большевиков приняли, поверили, а они, как пустили корни, показали, кто есть такие и с чем пришли. Вот, к примеру, наш колхоз и те, кто сидит в правлении – они мне не по нраву. Там не все коммунисты, но зато остальные, будь они неладны, состоят в активе. Наши деревенские, кто похитрее, «примазались» к ним и получают льготы, а остальных уравняли со всеми, будь даже в семье у них по семеро ртов. Когда шесть лет назад создали промколхоз «Красный охотник», сопротивляться особо вступлению было некому, ведь комбеды с мужиками не
