понравилась ему, и он решил за мной поухаживать. Разумеется, я категорически ему отказала. Но этот аморальный тип, ни как не хотел отставать и постоянно домогался моего расположения. Я резко поговорила с ним и пригрозила рассказать о его поведении жене. Тогда он отстал от меня, но, как видно, затаил злобу. Когда эта история забылась, так мне казалось, на моем складе провели ревизию и обнаружили крупную недостачу. Конечно, я была в шоке, по моему учету все сходилось и вдруг, такая неприятность, на меня завели уголовное дело. Заведующий базой даже бровью не повел, чтобы хоть как-то мне помочь, хотя я догадывалась, что это его проделки, так он отомстил мне. Но мои догадки к делу не подошьешь, а по факту я совершила преступление. В то время к расхитителям социалистической собственности относились сурово, прощения не было, их наказывали лишением свободы с полной конфискацией имущества. Не смотря на сложные, жизненные обстоятельства людей судили и отправляли в тюрьмы и лагеря. Руководитель компартии Хрущев серьезно взялся за хозяйственников в стране, очищая предприятия и организации от преступников. Таковой расхитительницей меня выставили следователь и прокурор, направив мое дело на рассмотрение в суд. Судья даже толком, не вникнув в мое дело, выслушала истца – заведующего базой и мне назначили наказание, лишив свободы, на пять лет. Я была потрясена. Я очень надеялась, что суд примет во внимание мои оправдания. Ведь я до конца считала себя невиновной и верила словам защитника, что меня отпустят. Я не взяла с собой никаких вещей, надеясь вернуться после суда в общежитие. Места себе не находила после приговора, а главное не хотела соглашаться с судьей, что я виновна, ведь я же не совершала этого преступления. Для меня все закончилось скверно, из зала суда меня под конвоем отправили в тюрьму. Мы с адвокатом подали жалобу, но приговор оставили без изменения. Вскоре утвердили приговор и меня перевели в лагерь. В зоне заключенных было человек триста. Кроме женщин, еще были мужчины. Лагерь был разделен колючей проволокой. При распределении меня направили работать в поселковую библиотеку, так как в то время я считалась одной из образованных среди нашего контингента. Чуть позже, чтобы не ходить на ночь в зону, я попросила начальство выписать мне пропуск оставаться ночевать в библиотеке. Преступление мое было не опасным и, режим я не нарушала, поэтому меня расконвоировали. Библиотека была, как и в вольном поселке, так и в самом лагере, я успевала и там и там. В зоне в библиотеку заходили осужденные женщины и мужчины, а некоторые заглядывали под предлогом взять книгу. Я была очень внимательна к любым проявлениям, ведь мужчины не пропускали не единого случая, воспользоваться женщинами. Таких я выставляла за порог без всяких разговоров. Но один парень мне все же приглянулся, его звали Николай, он работал в лагере столяром-плотником: где подлатает нары, где что-нибудь прибьет, вставит разбитое стекло. Его пропускали даже в женскую зону, вечно ходил со своей разноской с инструментами. Я поила его чаем и угощала, чем могла из наших скудных лагерных запасов. Мы часто говорили о жизни, он казался мне хорошим мужчиной. И вот так случилось, что мы полюбили друг друга. Не смотря на условия режима, мы тайно встречались в течение года. В то время вышел указ об ужесточении режима содержания осужденных, женскую и мужскую зоны разделили охраняемой, запретной полосой, если раньше мужчинам или женщинам удавалось проникать в чужую зону, то теперь часовой на вышке мог убить человека. Наверное, ты догадался сынок, Николай и был твой будущий отец. Мы встречались очень редко, иногда не виделись неделями, но ему разрешалось заходить на нашу территорию, когда была нужда в столярном деле. После реформы начались перемены, заключенных женщин переодели в одинаковые платья из темного сукна и обули в ботинки. После вольной одежды смотрелись мы очень неприглядно. Свободное хождение денег запретили, закрыли коммерческие столовые и магазины. Библиотеку закрыли, я работала в прачечной. Как-то я почувствовала, что со мной происходит что-то неладное. После осмотра врача я узнала, что нахожусь в положении, то есть носила тебя под сердцем. Меня заставляли сделать аборт, но я категорически отказывалась это делать. Ужас, что пришлось мне выслушать от начальства, меня называли лагерной потаскухой, но я то знала, что у меня был только один мужчина, которого я любила. Меня направили в другой женский лагерь, в котором находился дом малютки, вот так я была разлучена с любимым человеком. Вскоре родился ты, и мне несказанно повезло, что начальство оставило меня работать в этом же лагере. Других женщин-мамочек отрывали от детей после трех лет и возвращали матерям только по истечении срока наказания. И вот, через полгода ко мне приехала адвокат и сообщила радостную новость, в лагерь прибудет выездной суд, так как мое дело было послано на пересмотр. Папа с мамой и адвокат добились все-таки справедливости, было проведено доследование и, суд признал меня невиновной. Слава Богу, меня освободили. С тобой на руках я приехала в Новосибирск и жила у мамы Николая. Вскоре меня известили, что я полностью реабилитирована и с меня сняли судимость. Затем через три года освободился Николай. Вот такая история, сынок, – тяжело вздохнула Екатерина, закончив свой рассказ.
– Мам, а за что отца посадили в первый раз?
– По его рассказу он отстаивал свою честь и защищался ножом. Остальные разы... Знаешь, сынок, для меня тюремный срок был несправедливым наказанием, и я точно знала, что была в лагере случайным «посетителем». Есть такая поговорка: «В тюрьму ворота широкие, а обратно узкие», так что первый срок для твоего отца не был последним.
Екатерина как-то обреченно махнула рукой.
– Сынок, к чему я все это рассказываю; еще тогда, в лагере, когда я работала в библиотеке, до меня домогался один заключенный, он был таким нахалом и грубияном. Я нажаловалась твоему отцу и он предупредил того мужчину, чтобы отстал от меня. Между ними возникла серьезная ссора, а через несколько дней по обеим зонам разлетелась новость, что ночью одного заключенного кто-то сильно избил, его пришлось отправить в больницу, мужчина остался инвалидом на всю жизнь. Потом Николай, конечно, мне признался, что это он покалечил негодяя, который пообещал взять меня силой. Потом в жизни были еще случаи, когда отец избивал людей по всякому поводу: то в драке, то сам лез на рожон, утверждая свой авторитет кулаками, как будто его умственное развитие застряло в прошлом, и он продолжал вести себя неразумно. Сашенька, поверь, ты хороший человек, справедливый и добрый. Но есть в тебе такой изъян, – это твое стремление доказать свою правоту в уличной драке… – Екатерина замолчала и, покачав головой, добавила, – вероятно, это наследственное, от твоего отца. Я никак не могу перебороть в тебе эту нехорошую черту.
После того, как мать замолчала, сын задумался: «Как же так? Ее обманули, не разобрались и посадили ни за что в тюрьму. Вот гад, этот директор, он сильно обидел мою маму».
– Мам, а где сейчас живет тот директор. Вот бы его найти и заставить признаться?
– Далеко, в Томске. Я ведь перед тем, как приехать в Новосибирск, жила в родной Михеевке, а потом поехала учиться в Томск. После окончания техникума устроилась работать в магазин канцелярских товаров. С тех пор много лет прошло, я не могу доказать этой сволочи, что это он устроил недостачу. Печально другое, что работники конторы и склада, вероятно, продолжают думать, что я виновата. Спасибо тебе мой родной, что ты заступаешься за меня. Я люблю, тебя сынок!
– И я люблю тебя мама! – Саша прижался к матери, понимая, что она для него самая лучшая на свете. Видел он матерей у своих друзей и знакомых пацанов, иногда жуткие скандалы устраивают, обзывают так, что «уши в трубочку сворачиваются». У него мама не такая: не крикнет, не оскорбит, если нужно, все объяснит и ни разу в жизни не подняла на него руку.
– Мам, а ты любишь папку?
– Любовь, сынок, бывает разной. Как бы тебе лучше объяснить… Коля для меня дорог, я не могу его бросить, хотя порой ожидание его из лагеря становится невыносимым. Я знаю, он любит меня. Знаешь, когда он перестает пить, я продолжаю уважать его, как мужчину. Трезвым, он ни разу не оскорбил меня, не тронул пальцем.
– Вот-вот, не зря говорят, что у трезвого на уме, то у пьяного на языке, я помню, как он пьяным тебя оскорблял, – заметил сын.
– Зная мой характер, он опасался, что я сразу же от него уйду. Люблю ли я его… Теперь я начинаю сомневаться, хотя продолжаю ждать его из тюрьмы. Может, кто-то и осуждает меня, называет глупой женщиной, но, по крайней мере, перед ним я остаюсь честна. Если когда-нибудь надумаю уйти от Николая, непременно его предупрежу. Мне тяжело от того, что время уходит, он глупо его транжирит, как будто у человека есть еще одна жизнь в запасе. Конечно, мечтаю, вот выйдет, окончательно бросит пить, за ум возьмется, и заживем мы вместе душа в душу. Я не теряю надежды. Знаешь Саша, как мы любили друг друга, он для меня был всем… – У Екатерины на глазах навернулись слезы, – но у меня есть ты, и я хочу, чтобы мы были счастливы.
– Мам, вот выйдет отец, мы ему ультиматум предъявим, или он пить бросает, или мы от него уйдем.
– Хорошо, сынок, так и поступим.
Екатерина утерла слезы. Ее глаза снова засветились от радости. Если бы родной муж понимал ее так, как сын Саша, наверняка она была бы счастлива вдвойне.
Спустя некоторое время неприятная история для Саши закончилась благополучно, хотя в порицание за драку его поставили на учет в детскую комнату милиции. Дело ограничилось несколькими посещениями к следователю. Хулиганов, затеявших скандал и драку, судили за нарушение общественного порядка и применение рукоприкладства к женщине. Отделались оба условными сроками.
Как объясняла Сашке мама, Наташа действительно была сложной по характеру и к тому же ее мать запретила дочери встречаться с парнем. Все прекратилось так же внезапно, как и началось. Наташа уехала на каникулы в другой город погостить к бабушке и любая связь между некогда влюбленными, прекратилась. Теперь Сашка больше общался с друзьями, и они с мамой планировали в скором времени съездить к деду в Михеевку.
Однажды Сережка Заварзин пригласил друзей в кино, а затем в летнюю закусочную, где за свой счет неплохо угостил. Сашка и Валерка тогда удивились, откуда у друга взялись деньги? У Саши иногда появлялись деньги, но в скромном количестве. У Валерки дома всегда имелась заначка, в шкатулке лежали накопленные деньги в пределах пяти рублей. После посещения закусочной на следующий день Валерка заглянул в свою копилку и обнаружил пропажу, трех рублей одной купюрой на месте не оказалось. Мать не могла взять, такого сроду в их семье не водилось. Выходит кто-то из друзей, либо Сашка либо Серега, только они бывают у него в комнате. Морозов первым делом пришел к Сашке Воробьеву и рассказал о пропаже.
Догадываясь, что такую подлость мог сделать только Заварзин, друзья надавили на него, и он признался, что взял деньги на время, а позже решил подбросить их в копилку. Все трое находились во дворе у Сашки. Воробьев в сердцах
