– Ну так вот, пока не забыл, – встрепенулся полосатый, – из всего вышесказанного и следует, что каждый человек не имеет права портить бумагу какими-то пустыми и не имеющими смысла текстами, а должен он написать своё собственное Евангелие и свой собственный Реквием. Только в этой форме возможно максимальное выражение смысла в минимальном количестве слов. Каждый должен сотворить нечто такое, глядя на которое можно будет точно сказать, что был или есть такой человек, с таким взглядом на жизнь и мировосприятием. Что существовал такой-то, а может быть даже и совсем безымянный гражданин с такими идеями, мыслями и концепциями. И если каждый человек подкинет хотя бы по одной стоящей мыслишке в общую кучу, то вот вам и священная гора Синай с Богом на сияющей вершине. В общем так, – подытожил полосатый, – чтобы жизнь человека не оказалась напрасной и никчёмной, каждый должен оставить по себе Евангелие и Реквием.
– А это должны быть разные проявления? – вставил вопросик Вован.
– Я думаю, что необязательно. Всё очень индивидуально и уникально. Не существует общих правил и рецептов. Даже не обязательно это должно быть что-то рукописное. Это может быть выражено и в живописи, и в архитектуре, и в музыке, и в ландшафте или каком другом действии или поступке, который доступен человеку. Ведь живопись есть застывшая мысль в краске, а архитектура – застывшая мысль в камне, а музыка – застывшая мысль в звуке и так далее. В основе всех этих проявлений лежит оригинальная, точная, неповторимая мысль, ради которой эти действия и предпринимались. Иногда мысль можно выразить и бездействием. В некоторых ситуациях полное молчание говорит куда громче всяких слов. Главное, чтобы мысль была первоосновой, первопричиной, самым изначальным актом человека. Но не как наоборот – сначала что-то сотворим, а потом думаем и разбираемся, а для чего я это сделал? – заключил полосатый и разлил остатки коньяка по фужерам.
Они выпили и Вован как-то резко опьянел и провалился в небытие. С утра, только продрав глаза, он сразу кинулся на кухню в поисках полосатого. Но там, конечно же, никого не было. Вован задумчиво почесал репу: «Вот же какой неуловимый мужчина, – думал он с некоторой досадой, – появляется, когда ему вздумается и исчезает также. У меня, может, осталась к нему масса вопросов, а его и след простыл. И где его искать неизвестно. Прямо какой-то шпион непонятной гражданственности получается».
Вован посидел так в некоторой задумчивости минут пять, да и принялся за домашние дела. Благо голова не болела, потому как рекомендованный полосатым стакан воды на ночь просто творил чудеса. Он затеял большую стирку, собрал постельное бельё, шторы и так ещё по мелочи кое-чего. Рассортировал всё по цвету и фактуре. Получились три приличные кучи. Вован подумал немного и в первый заход засунул в стиральную машину самое светлое.
Пока шёл процесс стирки, он принялся за уборку своего одинокого жилища. Скоблил, тёр, мыл, драил всё, что не попадалось ему под руку. Досталось даже много лет не мытой люстре. И делал он это с каким-то весёлым азартом и даже остервенением. Закончилась стирка. Вован развесил бельё на балконе, зарядил вторую партию и принялся за холодильник. Разморозил его быстренько и так же весело отдраил до блеска. Затем очередь дошла до третьей кучи самого тёмного белья. И пока оно крутилось и полоскалось, он помыл полы.
С трудом втиснув последние тряпки на балкон для просушки, Вован присел на диван. Только сейчас он заметил, что солнце уже садилось. Усталость завладела его членами. Он с удивлением посмотрел на всё, что сделал сегодня. «Во, я дал стране угля – мелкого, но много, – поражался Вован своей трудоспособности, – и откуда только силы взялись? Это полосатый на меня так влияет, его проделки. Как ни поговоришь с ним, так потом и носишься как заведённый, как-будто только с подзарядки. Странно это всё как-то, – думал он про себя».
Да, темы для размышления полосатый всегда подкидывал какие-то необычные, казалось бы даже отстранённые от повседневной жизни. Но почему-то порассуждать на них было приятно и увлекательно. Казалось бы, ну какое Вовану дело до этих высших материй и размытых сентенций. Его прямая обязанность – ходить на работу, пилить там что-то, резать, точить, варить. Затем в магазин, набить брюхо, посмотреть телек и на боковую. И так изо дня в день, из года в год, всю жизнь до самой смерти.
И на фига в этом круговороте жизни нужны какие-то там отвлечённые рассуждения о смысле бытия. Они только отвлекают от насущных близлежащих целей: тут схватить, там своего не упустить, да и вообще, держать нос по ветру в сиюминутных веяниях человеческой жизни.
Однако Вован уже давно заметил, что хватание этих быстротечных выгод не приводят его к успокоению и насыщению. Терапевтический эффект от этих хватаний был кратковременен и незначителен. После них оставались только душевная изжога и пустота. И напротив, после абстрактных и как-будто бы отвлечённых от обыденности бесед с полосатым, появлялась какая-то внутренняя наполненность и приятная лёгкость осмысленной полезной работы. И этот эффект держался не в пример дольше тех сиюминутных выгод. Может быть, и не такие уж отстранённые и бесполезные для повседневной жизни темы выбирал полосатый, а даже совсем наоборот.
Вот и сейчас Вован с головой погрузился в предложенную вчера полосатым тему искусства и цели человеческой жизни. Он постоянно осмысливал рассуждения полосатого об этом и выстраивал свои собственные логические цепочки. И особенно ему не давал покоя образ той «суки рыжей с ободранным хвостом». Почему он сразу же перенёс его на человека, что направило его мысль в эту сторону?
Вован включил ноутбук и вбил запомнившиеся слова в поисковик. Система вынесла его куда-то. Он принялся изучать информацию. Оказалось, что это был не совсем стишок, а целая песенка. Вован послушал её пару раз и призадумался. Под музыку получилось ещё печальнее и страшнее.
– Вот умеют же люди выразить свою мысль, – констатировал он с лёгкой завистью, – ладно, пойду съем чего-нибудь, – решил Вован и пошёл готовить нехитрый ужин.
Воскресенье Вован посвятил безделью. Целый день провалялся на диване ползая в дебрях всемирной паутины. Иногда он поднимался, чтобы перекусить и справить другие естественные надобности, но основное его положение в этот день было в горизонтальной плоскости.
Наступила новая неделя, опять потекли привычные будни, но теперь они не были такими уж серыми. Появилась какая-то осмысленность в действиях и поступках. Вован хотел найти ответы на некоторые вопросы и это освещало сумерки его существования. Механически выполняя свои служебные обязанности, мысленно он всё время уносился в загадочные и скрытые от глаз области, которые обозначил полосатый в своих философских скитаниях по дебрям разума.
Вован размышлял над его словами, анализировал некоторые факты, сопоставлял события и поступки людей, строил свои собственные теории и делал для себя какие-то открытия и догадки. Процесс этот был крайне интересный и увлекательный. За этим занятием он иногда не замечал, как пролетал рабочий день, и даже направляясь домой, всё время думал об этих вещах.
Но странное дело, почему-то во всех своих размышлениях он всегда возвращался к той «суке рыжей с ободранным хвостом». Начиная свои рассуждения с абсолютно любой темы, его мысль рано или поздно всё равно упиралась в этот с одной стороны жалкий и обречённый, но с другой стороны страшный и неотвратимый образ. Вован никак не мог перепрыгнуть через эту преграду, она всё время становилась у него на пути непреодолимой стеной. В своих изысканиях он бодренько доходил до неё, неизменно стукался лбом и, жалко повизгивая, отползал назад. Ну, никак не удавалось преодолеть эту стену. Он пробовал и так и эдак, но цитадель держалась неприступно. Это оказался настоящий камень преткновения, и как он не старался, но сдвинуть его самостоятельно никак не мог.
– Видать нужно полосатого звать, – как-то подумал Вован вслух.
– Чего? – не понял его напарник, они в это время устанавливали дверь.
– Чего, чего, – повторил Вован задумчиво, – молоток давай, – буркнул он, возвращаясь к реальности.
Прошло уже недели три с их последней встречи, а полосатый всё не появлялся. Вован даже начал беспокоиться, у него накопилось немало вопросов к нему, а тот, словно сквозь землю провалился, не видать его и не слыхать. «Нехорошо так поступать. Значит, припёрся невесть откуда, разбудил интерес у наивной доверчивой души и пропал. Не красиво и даже не интеллигентно получается, дорогой товарищ шпион, – такие вот претензии с досады мысленно высказывал Вован своему загадочному собутыльнику».
И вот однажды в субботу возвращался он с одного праздничного мероприятия, посвящённого дню рождения его супруги. Был Вован прилично навеселе и настроение имел приотличнейшее. И не столько потому, что был на таком торжественном и значительном собрании весьма приличных и благопристойных членов общества, а даже скорее наоборот. Приглашён он был в качестве обязательного, но малозначительного гостя, потому как весу в обществе не имел и в полезных связях замечен не был. Короче, как говорится: «для мебели».
Уж если честно признаться, Вован и не претендовал на многое. Купил жене цветы и духи французские, сказал дежурный тост и больше в «умные» разговоры не встревал, а всё больше налегал на водочку и разные вкусные закуски. Ну а где, как не на таком мероприятии можно было обильно и вкусно пожрать.
Набив хорошо брюхо и залив всё это доброй поллитрой беленькой, он со спокойной душой слинял по-английски в самый разгар веселья. Благо внимания на него никто не обращал и пропажу столь «ценного» гостя не заметил. И вот теперь весело посвистывая, возвращался домой.
На пути он встретил того самого бугая, который в прошлый раз пытался его побить. Завидев Вована, тот молниеносно сменил направление движения и скрылся в зарослях колючего кустарника. Вован только ехидно хмыкнул вдогонку, мол знай наших. Дойдя до своего подъезда, он ещё больше повеселел. На скамейке сидел полосатый в своём неизменном элегантном костюме с кокетливым платочком в кармашке и с уже обязательным увесистым пакетом в руках.
Беседа четвёртая.
Происхождение вида.
– Чем угощать будете на этот раз? – нахально осведомился Вован.
[justify]– А за что Вас угощать то? – сердито ответил полосатый, – шляетесь неизвестно где, заставляете приличных людей ждать себя. У меня уже вся задница в мозолях от долгого ёрзания на
