Пример для подражания или рассказ о грубых нравах? (о рассказе "Колька" Олега Букача)

Очень кратко изложенный сюжет: Колькина мать удочеряет ребенка из детдома; Колька заботится о приемной сестре; сестра выходит замуж, умирает при родах, и Колька забирает к себе новорожденную девочку. 

Читательницы в комментариях восхищаются Колькой: "Вот это мужик! Настоящий!" 

И действительно, если читать по диагонали, то можно и не заметить противоречий с довольно распространенным сюжетом, когда герой усыновляет, а чаще удочеряет ребенка и становится самоотверженным отцом-одиночкой, и тогда можно и восхититься геройским поступком Кольки. 

А я прочитала рассказ внимательнее и совсем не в восторге от Колькиного характера, каким он показан в рассказе, а от того, что он забрал к себе новорожденного ребенка и как он это сделал, я не только не в восторге, но и в ужасе.


Мне сразу вспомнились два фильма с похожим сюжетом.

Советский фильм-драма "Мужики!" (1981): "Узнав о том, что умерла его бывшая невеста, шахтер Павел Зубов приезжает в родное село. У него на руках оказываются оставшиеся сиротами трое детей. Старшая дочь — его, Павла. Осознание ответственности перед нею приводит Павла к мужественному решению: он становится отцом всем троим детям".

И французский фильм - комедия "Трое мужчин и младенец в люльке" (1985), в котором мать не умирает, а просто уезжает неизвестно куда, бросив грудного ребенка на попечение своего бывшего друга, вероятного отца, а друг живет в одной квартире с двумя своими товарищами, и эти трое холостяков не знают, чья же это подруга подкинула им свою дочь. Но все трое чувствуют себя вынужденными заботиться о младенце и скоро привязываются к нему.

Интересно, что авторы сценариев и режиссеры обоих фильмов - женщины, Искра Бабич (советского) и Колин Серро (французского). 

Еще одно знаменитое произведение, в основе которого лежит сюжет удочерения ребенка холостяком, - викторианский роман "Сайлес Марнер" английской писательницы Джордж Элиот, вышедший в 1861 году. "Когда ничто, казалось бы, не вернёт замкнувшемуся и нелюдимому Сайлесу веру в жизнь и людей, в рождественские дни на его пороге появляется маленькая осиротевшая девочка. И душа отшельника оттаивает". 

Сюжет рассказа "Колька" отличается одним маленьким нюансом. У ребенка есть отец, Колька забирает его от отца. 


Началу сюжета в рассказе "Колька" предшествует экспозиция, в которой главный герой показан заступником и защитником слабых и обиженных. Его уважают и слушаются (как неформального лидера, предполагает читатель), и благодаря его красноречию предотвращаются драки (возраст Кольки и тех, кто собирался драться, не указан). 

Но дальше Колька изображен как угрюмый и нелюдимый. 

Сопит Колька, из-под бровей, в отца густющих, зыркает, однако отвечает

Колька как зыркнул на мать, как спросил:
- Ты это чего? Предатель, что ли?..
Больше разговора на эту тему она не заводила.

Ясно, что мать не хотела быть предателем, но не исключена и возможность того, что Колька напугал мать своим зырканьем.

В день свадьбы сестры 

Колька одно зятю будущему сказал:
- Не убережёшь – убью…

Это четвертая с начала и третья с конца рассказа реплика Кольки. После нее он только два раза в рассказе произнес несколько слов, один раз "промолвил" и один раз "буркнул".

И куда только делись его красноречие и социальная активность, заявленные в экспозиции рассказа?


Когда Колькина мать взяла девочку из детдома, Колька стал практически матерью для приемной сестры. 

Колька Надюшку свою и купал сам, и укладывал. И кашу, что мать для неё варила, сначала сам пробовал: не подгорела ли. И куклы ей из соломы вязал. И микстурой, которую ей врачица прописала, когда Надька простыла, поил. И перед зимой валеночки ей подшивал.

Колька сам её на кровать относил и укладывал. Потом ещё какое-то время рядом сидел.

Автор пишет, что девочка принесла в дом счастье:

Вот и пришло счастье в дом к Дёмушкиным. ... Оно и Надька-то им досталась – на зависть многим.

Но Колька, очевидно, не оттаял, в отличие от Сайлеса Марнера из романа Джордж Элиот. Он остался таким же угрюмым и неразговорчивым. В день свадьбы Надюшки, вместо того, чтобы умилиться красоте и счастью своей сестренки, он угрожает ее жениху, Славику, и даже на стандартное "совет да любовь" не хватает ему вежливости и дружелюбия.

И теперь заключительная сцена. 

Колька пришёл после похорон в дом …  ... Прошёл молча в хату. За стол сел. Глянул на бутылку распочатую, что на столе перед Славиком стояла. Широко, как, прям, в кино, смёл её вместе со стаканом со стола и, глядя в освободившееся место, промолвил:
- Девчонку-племяшку заберу. Ты ещё молодой, женисси. Не нужна она тебе. Моя она только…
Встал, прошёл к колыбельке и взял в охапку вместе с кроваткой только что народившееся дитя. В дверях, уже в спину ему Славик крикнул:
- Надюшкой только зови её!..
Колька через плечо глянул и буркнул:
- Дурак, что ли?! А как же ещё!..
И – дверью хлопнул…

Удивительно, что молодой отец безропотно позволяет Кольке унести в ночь новорожденного ребенка.

Удивляет аргумент: "Ты еще женишься". Ну да, кто заново женится, тому "старые" дети не нужны.

Кстати, почему не женится сам Колька? Читатель даже догадок не может строить на этот счет. Кажется, автор считает это вполне нормальным, а ведь в послевоенные годы, и особенно в деревне, все "нормальные" парни женились рано.

Допустим, Славик действительно обладал какими-то не упомянутыми в рассказе качествами, из-за которых он не мог быть хорошим отцом. Но и тогда нормальный человек поговорил бы с ним по-человечески и поблагодарил бы за согласие отдать ребенка на воспитание кому-то более подходящему как родителю. Но Колька - не такой, Колька на прощание по-хамски хлопает дверью. 


Напрашивается аналогия с еще одним вечным сюжетом: как верная Пенелопа не соглашалась выйти замуж повторно, так и мать Кольки отказывала мужикам, приходившим свататься к ней.

- Да милай ты мой! Я бы и радая была, тока ведь у мене –  Николай. Он с войны ещё не вернулся. Вернётся, а иттить ему некуды: ты его место занял. Да и Колька у мене, опять жа. А он, хучь и малой ещё, а мужик сурьёзный. Не позволит матери-то блукать.  Так что ты – иди, мил человек, от греха…
Очередной жених косился на Кольку, оценивал его здоровенные не по возрасту кулачищи, вздыхал полной грудью – и убывал восвояси.

Отказывая женихам, Колькина мать приводит два не зависящих друг от друга аргумента. 

Первый аргумент: она ждет не вернувшегося с войны мужа. 

Второй аргумент: "Да и Колька у мене, опять жа. А он, хучь и малой ещё, а мужик сурьёзный. Не позволит матери-то блукать.  Так что ты – иди, мил человек, от греха…" Или Колька не разрешает матери выходить замуж, потому что считает это распутством (блуканием), и мать боится его как "сурьёзного мужика" и слушается. Или же мать использует Кольку как средство устрашения, чтобы держать женихов подальше.

Намекает ли автор на то, что женихи боялись, что Колька будет их бить? Или только мне кажется упоминание Колькиных кулачищ намеком? И материнское "иди, мил человек, от греха", и то, что незадачливый жених, покосившись на Кольку и перед тем, как уйти, "вздыхал полной грудью" - от облегчения, что пронесло и что не нужно будет жить с Колькой под одной крышей? - означает, что мать пугала Колькой женихов и что женихи пугались Кольку? 

Сын Одиссея, Телемах, не смог защитить Пенелопу от вторжения женихов, а Колька его переплюнул. Оценив Колькины кулачищи, женихи отправляются восвояси. 

Только с женихами Пенелопы понятна их корысть: они думали, что Пенелопа - вдовствующая царица Итаки, острова площадью 96 кв. км. А вот какую корысть преследовали мужики, сватавшиеся к матери Кольки? Зачем нужно было их так отпугивать, за что? Или Колька и его мать боялись, что жених поселится в их дворце и будет поедать их продукты питания и пить их вино, подобно женихам Пенелопы? 


Деревня Колькина уникальна. В ней живут одни только трусы. 

И Славик - трус, и желающие жениться на Колькиной матери мужики - трусы, и парни, собравшиеся драться, но послушавшие Колькины увещевания, - тоже трусы. 

Увидит только, что где кто в сражение вступает – тут как тут. И всегда принимал сторону «униженного и оскорблённого и всеми отринутого парии общества».
Загораживал его широкой спиной, а к противнику поворачивался ещё более широкой грудью. Вставал, значит, и говорил:
- Ты, эт самое, его не трожь. Он – брат мне, ага…
- Да-а-а-а, как жа-а-а, брат! – орал супостат. – Вы жа дажа в разных домах живёте! Он – у мельницы, а ты – у церквы!..

Подзащитный Кольки трусливо прячется за широкой Колькиной спиной - с таким же успехом мог бы сразу просить пощады или бежать с поля боя. А его противник, вместо того, чтобы сказать: "Ну тогда получай, раз брат!" - и вступить в драку с заступником, беспомощно орёт, объясняя, где кто живет, как будто это имеет значение. 


Вольная цитата из Достоевского скомбинирована из названия повести "Униженные и оскорбленные" и фразы из предисловия Достоевского к роману Гюго «Собор Парижской Богоматери» ("Это мысль христианская и высоконравственная... Эта мысль — оправдание униженных и всеми отринутых парий общества"). Когда читаешь ее в начале рассказа, то не ожидаешь, что рассказ будет написан в просторечном стиле - или это региональный говор, но во всяком случае, не тот язык, какой ожидаешь от читателя книг Достоевского. К тому же ни здесь, ни далее в рассказе не фигурируют никакие парии общества. Знаю, что я отвлеклась, но мне кажется, что эта цитата в рассказе лишняя. 

Когда за Славика с соседней улицы замуж выходила... ...
Колька со Славиком  у крыльца курили, ожидая, когда невеста выйдет, чтобы в церкву ехать.

А ведь уже в начале рассказа нам (и самому Кольке) сообщили, что Колька живет у церквы. Зачем же туда ехать? Практичнее и красивее было бы пойти пешком.

И еще два места в рассказе, где я "не верю" (с). 

Не верю тому, что происходило в детдоме при выборе ребенка Колькиной матерью.

Тама детей-то страшная туча была. Ага. И всех к ним вывели, показывать, стало быть.

Не верю, что вывели всю "страшную тучу" детей на показ Кольке и его матери. Не верю, что такая практика существовала в детдомах.

И не верю, что после похорон Славик был оставлен один с новорожденным ребенком. После похорон бывают поминки. Но допустим, Колька пришел к Славику на другой день после похорон. Но и тогда не был бы Славик один. Ему помогали бы с ребенком его мать, или сестры, или соседки, наконец.  

Уникальная деревня показана в рассказе. В ней живут одни только бессердечные трусы, и у каждого "моя хата с краю".

Сюжет рассказа тоже уникален. Распространены сюжеты с похищением ребенка, и существует сказочный сюжет, в котором будущий отец или будущая мать обещают еще не рожденного ребенка сверхъестественному существу, но чтобы кто-то просто пришел и забрал у отца ребенка, объявив его своей собственностью ("Моя она только"), - такого я еще не встречала.