Анализ стихотворения Осипа Мандельштама «Я скажу это начерно, шопотом...»

Анализ стихотворения Осипа Мандельштама «Я скажу это начерно, шопотом...»



Я скажу это начерно, шопотом,
Потому что ещё не пора:
Достигается потом и опытом
Безотчётного неба игра.

И под временным небом чистилища
Забываем мы часто о том,
Что счастливое небохранилище —
Раздвижной и прижизненный дом.


Это стихотворение неоднократно анализировали, как правило, помещая его в контекст как всего творчества поэта, так и стихов последних лет жизни. Делались выводы, которые я не буду повторять со всеми подробностями, так как они бывали противоположны друг другу по сути. Там и творчество-труд («потом и опытом»), и устроенный быт («прижизненный дом»), и реалии 1937 года («скажу... шопотом»), и моцартианство-сальеризм, и недоверие к полёту воображения («достигается потом и опытом безотчетного неба игра»), и недоверие к небу («под временным небом»), и, наоборот, небо как вечное убежище поэта («счастливое небохранилище»), и проявление «пушкинского закона приятия сущего», и возрождение духа Данте с его небом-раем, и т. д. и т. п. Характерно, что для доказателства своих выводов все комментаторы привлекают массу других текстов О. Мандельштама, забывая о собственно  стихотворении.

Но читатель не обязан знать другие стихи автора, читая конкретное стихотворение. Оно само по себе, своим существованием в пространстве и времени уже образует свой космос, своим словником описывая его полностью, не отсылая читателя к другим стихам («там, мол, я об этом тоже написал, но подробнее — или по-другому, или имея в виду совершенно другое, или ищите разгадку там...»). Иначе получается какая-то ерунда: поэт мыслит о себе как о книге, где собраны все его творения.

Поэтому обратимся непосредственно к тексту, забыв, что мы ещё что-то такое читали у О. Мандельштама.

Металогичность О. Мандельштама отличается от металогичности поэтов-современников. Для многих из них металогичность была средством выразительности в пределах строки или строфы и очень редко — в контексте всего стихотворения. У О. Мандельштама металогичность, как правило, служила замыслу всего стихотворения. Я бы сказал, что многие стихотворения О. Мандельштама, особенно в последний год жизни, представляли собой как бы мега-метафоры, т. е. понятные лишь в смысле всего произведения. (Термин «мега-метафора» не новый, в другом контексте он встречается в киноведении.) Поэтому если не понять основной поэтический образ всего стихотворения, его мега-метафору, оно останется тайной за семью замками. Какая же тайна скрывается за словами, из которых состоит стихотворение?

Согласно главному Закону поэзии (см. раздел 9 статьи), анализ стихотворения начинаем с анализа его словаря. Сразу бросается в глаза три упоминания слова (или корня) «небо». Могут ли они означать одно и то же при такой краткости стиха? Конечно же, нет. Если бы «небо» нужно было упомянуть в его прямом значении, поэт нашёл бы синонимы.

«Безотчётного неба игра». Поэтический троп, который имеет несколько глубинных смыслов. На поверхности — тот, о котором любитель поэзии (не литературовед), не задумываясь, скажет, что речь идёт о вдохновении и связанном с ним воображении (фантазии). Это подсказывает ему не только ассоциации с похожими строчками в русской поэзии, но и устойчивое выражение «игра воображения», незримо присутствующая в строке. А сочетание «безотчётное небо» словно говорит о прихотливой жизни облаков в небе, с которым действительно можно сравнить фантазию поэта.

Но существуют более глубокие смыслы словосочетания «безотчётное небо» и они более важны, чем лежащее на поверхности трактовка. Какое небо никому не даёт отчёта? Только если под этим поэтическим тропом понимается Бог. Дорога к Богу и «достигается потом и опытом» всей жизни. А для поэта «безотчётного неба игра» — это то вдохновение, те строки, которые ему посылает Бог в награду за «пот и опыт» его труда.

«Под временным небом чистилища». Небо не бывает временным. Но в чистилище... Христианскую наполненность поэзии О. Мандельштама не сковывали никакие рамки ортодоксального христианства. Но ассоциация с Данте здесь очень слаба, потому что временность у двух поэтов в этом контексте понимается совершенно по-разному. Взглянув на это сочетание как на сложную метафору, как на поэтический образ, мы неизбежно придём к выводу, что речь идет о человеческой жизни на земле. Не она ли определяет вечную жизнь нашей души после смерти? Поэтому поэт и называет её «чистилищем». И тогда становится понятным сочетание «временное небо».

«Счастливое небохранилище». Эта строка вместе со следующей, мне кажется, поставила в тупик критиков. Зададимся вопросом: что поэт имеет ввиду под «небохранилищем»? И вот она, мега-метафора, которую нам подсказывает следующая строка: «Раздвижной и прижизненный дом». Комментаторы стыдливо (от непонимания образа) первое слово старались обходить стороной, и обычно рассуждали на тему «прижизненный дом» — как о жизни на земле, пусть и в философском смысле, об уютном домике... Это у Мандельштама-то! С его склонностью к безбытности (отсутствию всякого быта)! А слово «раздвижной»-то почему? Он что — японец?

Только ГЛАЗА в контексте образа последних двух строк можно назвать «раздвижным и прижизненным домом». В глазах поэта отражается небо: и как посыл для его воображения и вдохновения, и как само по себе, и как место вечной жизни его души после смерти.

После разгадки этой мега-метафоры сразу становятся понятными все строки стихотворения.

«Начерно» — потому что жизнь человека на земле лишь черновик будущей вечной жизни.

«Шопотом» — не потому, что на дворе 1937-й, а потому, что о будущей вечной жизни не кричат, а шёпотом молятся, и «потому что ещё не пора», ещё не пришёл последний час, и вдохновение ещё не покинуло поэта, хотя такая сложная металогичность его поэзии «достигается потом и опытом». Известно, как О. Мандельштам сочинял стихи: после первого наброска — это дни и недели погружения в метафорику стихотворения, его звуковую стихию, постоянное проговаривание стихов вслух и вполголоса, где бы ни был поэт.

Но как «забываем мы часто о том», что наша будущая вечная жизнь в наших руках, только пока мы живы («прижизненный»).
Дополняя анализ стихотворения, скажем, что теперь становятся понятны некоторые поэтические тропы «Стихов о неизвестном солдате» (написанных в эти же дни), где глаза уже мертвых людей и мёртвого поэта называются иначе, а для глаз живого, но уже умирающего человека также используется образ «своего дома» («глаза» в этом стихотворении также основная мега-метафора):


До чего эти звёзды изветливы!
Всё им нужно глядеть — для чего?
В осужденье судьи и свидетеля,
В океан без окна, вещество.
...

Аравийское месиво, крошево,
Свет размолотых в луч скоростей,
И своими косыми подошвами
Луч стоит на сетчатке моей.
...

До того ль должен череп развиться
Во весь лоб — от виска до виска, —
Чтоб в его дорогие глазницы
Не могли не вливаться войска?
...

Ясность ясеневая, зоркость яворовая
Чуть-чуть красная мчится в свой дом,
Словно обмороками затоваривая
Оба неба с их тусклым огнём.
...

Для того ль заготовлена тара
Обаянья в пространстве пустом,
Чтобы белые звёзды обратно
Чуть-чуть красные мчались в свой дом?
...


Когда возникает необходимость искать в стихах мега-метафору? До О. Мандельштама этот приём практически отсутствовал в русской поэзии, потому что все слова, все поэтические тропы, все затейливые развития сюжета в стихах можно было понять и объяснить. Но когда у поэта, про которого уж точно знаешь, что он просто так ни одного слова не напишет и не поставит лишней запятой (и, как следует из моей статьи, так вначале нужно думать о любом авторе стихотворного текста), вдруг обнаруживаются в тексте слова, появление которых трудно объяснить, даже обратившись ко всей его поэзии и к фактам из его жизни (что в принципе читателю делать не пристало), тогда время задуматься о присутствии мега-метафоры. То же самое, когда автор незнакомый, когда всё в порядке и вроде по правилам, а текст совершенно непонятный. И попытаться найти эту мега-метафору, исходя из всего своего читательского опыта. Потому что чтение стихов — не простое удовольствие, это — труд души и ума.