Гиперпанк Безза... Ч 2. Гл 1

отдельному мстительному мнению Аидыча, нужно ещё время, чтобы обтереться в этом костюме и в этом новом для себя образе человека большого ума от большого ума, как опять же считает Аидыч, человек действий, а не слов, как этот Сен-Бернар, херопутала, по причине чего в Аидыче идёт повсеместное отторжение этого интеллектуала и прогрессиста, являющегося полной противоположностью ему, и Аидычу нужно придумать какое-нибудь средство, чтобы хотя бы не тошнить внутренним собой, и в лице тоже. Хотя тошнотворность в лице и эта смертельная скука в скулах, как считает Вишенка, точь-в-точь отражает внутреннюю суть и философию жизни этих прогрессистов.
И Аидыч в костюме и внешнем виде месье Сен-Бернара, – зовут же прямо как какую-то собаку, недоумевает Аидыч, – под напором внутреннего профессионализма идёт вместе с мадам Пеппер в один из заморских ресторанов, судя по его франшизному названию : «Бл* буду заграница», чтобы там с собой новым освоиться и пообтереться.
Ну а так как внутри философа и прогрессиста Сен-Бернара находится собственной персоной Аидыч, тот человек, кто с логикой дружит и на веру принимает лишь то, что на ощупь проверит, то он не питает особых иллюзий насчёт местных предложений в этом ресторане. И он только зашёл в фойе ресторана, так сразу озадачил находящегося на входе администратора своим принципиальным взглядом на него и на всё здесь творящееся и предлагающееся.
– Ты, мурло, давай мне тут без балды говори, чем твоя забегаловка будет для меня интересна и что здеся взаправду. – Ухватив за верхнюю пуговицу униформы этого метрдотеля от слова с метр рожа, Аидыч внутри Сен-Бернара сразу себя обозначил, как очень образованного и привередливого клиента, кого на хер не обманешь и лучше этого даже не пытаться делать.
А метрдотель, надо отдать должное его смекалке и выучке, сумел сообразить, как выкрутиться из этого не такого уж и необычного положения, в перспективе избитого недовольным и поделом мне клиентом, кто всегда прав за щедрые чаевые.
– Для того чтобы не попасть впросак, – на одном дыхании всё это говорит метрдотель, – и быть точным с нашими предложениями в вашем случае, не могли бы пойти нам навстречу и представиться.
Ну а когда к Сен-Бернару относятся со всем уважением и со своей долей низкопоклонства как к белому господину при пробковом шлеме, то в нём ностальгически всё напряжение отпускает, и он готов снизойти до разговора с этой челядью и пылью. И Сен-Бернар отпускает метрдотеля, оставляя в своих руках пуговицу от его униформы в качестве залога (а то он без этой пуговицы не запомнит того, на кого он может здесь рассчитывать; люди это вещи по разумению Сен-Бернара и его философии), смотрит вначале на пуговицу, затем делает сравнительный анализ метрдотеля и оставшись при своих мыслях, обращается к метрдотелю:
– Что ж, я опускаю твою не слишком высокую квалификацию и не способность с первого взгляда определить качественность вашего клиента, – с расстановкой слов и акцентов берётся за разъяснение своей позиции Сен-Бернар, с кислым выражением лица и брезгливостью поглядывая сверху вниз на метрдотеля, – и так уж и быть, чтобы и самому не оказаться стороной потерпевшей от вашей заносчивости, – именно так я квалифицирую вашу нерасторопность в плане вот такой на мой счёт неразборчивости, – я представлюсь. Как хотя бы из этих моих слов вы, если не дурак последний, должны были догадаться, что я человек самой прогрессивной специализации, а именно, я прогрессист-философ. – Сен-Бернар здесь делает специальную паузу, чтобы дать возможность этому недалёкому на ум метрдотелю вникнуть в смысл слов им сказанного. Что, конечно, безуспешная и в чём-то глупая затея, но только не для Сен-Бернара, никогда не исключающего в человеке ещё большую глупость в сравнении с тем, что в нём есть. Где эта большая глупость, войдя в сопряжение с общим его минусом, может иногда выдать и нечто здравое.
Правда, сейчас не тот случай, и Сен-Бернар, кто между прочим и если того не заметил метрдотель, то его за то ждёт неминуемая расплата, пришёл сюда не один, а за его спиной, чисто фигурально, конечно, а так-то всегда наравне и рядом стоит прекрасная леди, кто в отличие от него, человека с философским, то есть размеренным взглядом на жизнь, не ожидая от жизни подарков, ждать тут ничего не собирается, тем более от того, от кого априори ничего хорошего никогда не ожидается.
И Сен-Бернар, как человек сейчас отвечающий за не одно душевное спокойствие, а он взял на себя ответственность оберегать внутренний покой у этой леди, кого можно потревожить только в одном случае – связанной с сердечными чувствами интригой с собой, дабы больше не рассусоливать, представляется метрдотелю так, как это пишется на главных заголовках информационных лент. – Можете начать нервничать и воображать себе, чего в вас нет, я Сен-Бернар Леви, философ-прогрессист, идейный вдохновитель нового порядка. – И Сен-Бернар после своего представления ожидает от метрдотеля пришибленности в ногах, расстройства личности и повышение сердечного ритма от своего нахождения в такой близости от исторического персонажа, кто собой творит историю.
И метрдотель почти что соответствовал всем этим налагаемым на него дисциплиной разума этой ситуации обстоятельствам, но только внешне. А вот внутри у этого гада и оппортуниста возникли совершенно неприемлемые для Сен-Бернара, но только не для Аидыча мысли. – Так вот благодаря кому меня супруга считает половой тряпкой. Это он гад вложил в её голову все эти дикие мысли о верховенстве её права над моим правом быть главой семьи и по выходным лежать на диване, а в руки скалку, с помощью которой она уже сама начала вбивать в мою голову все эти мысли. Нет уж, я из принципа буду против. И я стану для вас новым Гаврилой Принципом. – Сжав что есть силы номерок с указанием стола, Гаврила Принцип, кем себя сейчас осознал метрдотель, всё уже приготовил для того, чтобы сделать последние минуты жизни Сен-Бернара острее и горше.
А вслух он сказал следующее. – Тогда вас ждёт столик под номером восемь.
А вот это решение метрдотеля пришлось по душе Сен-Бернару. – Понимаю, знак бесконечности. – Говорит Сен-Бернар, ещё не зная расположение столиков в зале, и где находится столик под номером восемь. Но у Сен-Бернара есть уверенность, что интуиция его не подведёт, и столик под номером восемь будет находиться в самом лучшем месте этого ресторана.
– Кстати, – обращается вдруг к мадам Пеппер Сен-Бернар, заходя в зал ресторана, – а почему ты выбрала именно этот ресторан?
– Если вы задались этим вопросом, то вы уже и сами догадались почему. – Даёт ответ мадам Пеппер.
А Сен-Бернар и вправду догадался, насколько чертовски хитра мадам Пеппер, выбрав этот дорогущий ресторан, чтобы покрасоваться в новых платьях перед всякой сволочью, которая без всякого исключения и является основной клиентурой вот такого рода заведений с огромными ценниками в меню.
– Я вот не пойму, какого хрена мне надо учиться вести себя за обеденным столом, и поди что ещё и есть так, как здесь принято. – Раздражённо говорит Сен-Бернар, с помощью намётанного глаза Аидыча сразу приметившего, что здесь не так и какие его здесь ожидают неожиданности и сложности – люди здесь так удивительно ведут себя за своими столиками, что создаётся такое невероятное жизнеощущение, что они сюда в последнюю очередь перекусить пришли, а основной целью их прихода сюда было их желание и внутренняя необходимость выделить себя тут из всех и показать, какая он или она непревзойдённая индивидуальность и исключительная одарённость, и вам всем тут нужно не сводить своего восторженного взгляда с него (неё) и запоминать всё, что он или это оно демонстрирует в себе.
Ну а то, что Сен-Бернару до невыносимости приторно и нервно на всё это смотреть, то это потому, что для него недостижимо всё это, вот он и бесится, от бессильной злобы сжимая в кулаки свои руки, с готовностью при первом же поводе пустить стакан в голову кому-нибудь из этой публики.
А Вишенка, то есть мадам Пеппер, всё-таки не зря находится рядом с Сен-Бернаром, в ком так и рвётся во вне его ещё неусмирённая внутренняя несознательность в лице Аидыча, и она держит под контролем все его попытки внести хаос в эту системность.
– Посмотрите на это всё с философской точки зрения. – Говорит мадам Пеппер. – На то вы и философ.
– Вот же бл*, никогда бы не подумал, что философом быть такое трудное, местами безнадёжное и кровавое дело. – Сен-Бернар вынужден-таки признать за этим Сен-Бернаром Леви не простоту его дела. И теперь то он понимает откуда в нём столько человеконенавистничества. Он видит внутреннюю изнанку человека. И как приверженец кардинальных и циничных решений, в своих взглядах на человечество и его будущее взял для себя за основу тёмную сторону человека. Что по мнению Аидыча халтура и движение по самому лёгкому пути. Чего и следовало ожидать от теоретика капиталистических отношений, строящихся по формуле исключения посредника между сторонами этих отношений. А вот Сен-Бернар Аидыч не ищет лёгких путей, и он готов бороться за человека, как бы не был долог путь к его созиданию.
– Что ж, будем пробовать прожёвывать пищу как они. – Аидыч в лице Сен-Бернара подтвердил для мадам Пеппер свою готовность сразу никого тут, как минимум, не вгонять в оторопь и поделом им в свои основы сиденья, штаны или платья, а по максимуму не убивать на месте их культуру речи и своего выражения, своим ни под каким видом не вписывающимся в местные правила и устои поведением за столом. Где он, к примеру, заметит одной гражданке с выпученными и уже несколько вымученными глазами и глубоким декольте, проходя мимо стола с этой гражданкой в одном декольте и на ней больше ничего неприметно, что вам, гражданка с глубоким декольте, не помешало бы ослабить корсет, который из глубин декольте выпирает и тогда вы, быть может, не так вытаращено будете смотреть на весь белый свет.
На что у этой гражданки в одном глубоком декольте ясен перец слов здоровых и выдержанных нет, как впрочем, и другого свойства, и она, принявшись хватать воздух своими толстенными губами, явно находящихся в своей симметрии с тем, что находится в её глубоком декольте, естественно, не надышится в сторону этого столь хамоватого, но при этом харизматичного человека, кем ей представился таким образом Сен-Бернар. Что в итоге и то только по причине того, что эта гражданка здесь была не одна, а собой составляла компанию одному важному лицу из министерства пропаганды и труда, заставляет её обратиться настырным взглядом за помощью к этому высокопоставленному лицу. Мол, чего ты, гад, за меня не впрягаешься, когда меня так имеют на твоих бесстыжих глазах.
А это высокопоставленное лицо из министерства и само не понимает, что тут происходит и ему совершенно невдомёк, как такое может быть. Вот оно это лицо и сидит, насупивши брови и пытается уразуметь, что всё это значит и как ему с этим всем быть. Что невероятно сложно сделать, когда ты находишься на столь высоком посту и не знаешь, чем значимо то или иное лицо, особенно то, кто не стелиться перед тобой, а чуть ли не задирает. – У него однозначно для этого есть все