Штурм Геок-Тепе

Вспоминая рассказ о сапёрной службе прадеда, я видел себя в далёком-предалёком жарком декабре 1880 года.
Видел нашу пешую колонну, возглавляемую полковником Куропаткиным.
Медленно-медленно ползли мы сквозь безводную знойную пустыню Кара-Кумы на подмогу "белому генералу" Скобелеву.
Ползли мы аж восемнадцать дней, поднимая тучи мелкого едкого песка, который противно скрипел на зубах и забивал все щели в повозках и пушках.
Генерал Скобелев в это время надёжно осадил главную текинскую крепость Гёк-Депе.
Генерал ожидал подмогу, ибо учитывал уроки прошлогоднего поражения, когда текинцы отбросили русских от этой неприступной крепости. Отбросив русских, туркмены захватили много винтовок и пушек.
Теперь же Скобелев, осаждая Гёк-Депе, решил использовать опыт Александра Суворова. Тот самый, который сработал в декабре 1790 года при штурме неприступного турецкого Измаила.
Что тогда делал Суворов?
Выстроил рядом с Измаилом копию грозной крепости, а потом целую неделю обучал войска штурмовать макеты высоких крепостных стен.
Вот и сейчас, следуя этому опыту, Скобелев приказал создать из глины полную модель крепости, очень похожей на Гёк-Депе.
Пока солдаты оттренировывали каждое движение штурма, мы, сапёры, рыли траншеи вокруг самой крепости.
- Что, кроты, устали? - подначивали нас казаки, охранявшие редуты. - Тяжело в учении, легко в бою!
Мы не обращали внимания на эти беззлобные шутки.
Как истинные кроты, рыли и рыли мы твердокаменную туркестанскую глину, создавая одну линию окопов и траншей за другой.
Первую линию мы вырыли в полукилометре от крепости.
Было это 23 декабря 1880 года.
Вторую - в ночь на 28 декабря.
Как нам работалось в кромешной ночной темноте?
Очень противно работалось!
Моросит противный дождь, ветер свищет, а ты молотишь и молотишь мерзкую твёрдую глину. Тьфу!
И всё это - на ощупь!
Чтобы не привлекать внимание противника, мы использовали специальные минные фонари на деревянных палках, да мотки белой марли.
Туркмены, похоже, не видели отсветов фонарей. Лишь слышали матерную перекличку охраняющих нас казаков и артиллеристов.
А потом начались основные, тайные работы тайного плана.
"Тихой сапой" нам, сапёрам, надо было прорыть длинный тоннель под стену крепости. И заложить туда огромный заряд пороха.
И подорвать по команде. Именно так, по словам нашего капитана, сделали в далёком 1552 году русские войска при осаде Казани, столицы татарского ханства.
Царь Иван Грозный тогда решил уничтожить свободолюбивое ханство, мешающее свободно плавать по Волге.
И, воспользовавшись военной хитростью и огромным количеством пороха, уничтожил.
Всё это я вспоминал, долбая киркой по мерзкой твёрдой глине.
А рыть тоннель пришлось всю неделю.
Очень трудная нудная работа!
Минут пятнадцать работаешь, и всё, задыхаешься!
И это - несмотря на специальные вентиляторы Динендаля.
Туркмены видели все наши работы.
Однако по своей наивности и неопытности думали, что гяуры хотят прорыть лаз внутрь крепости.
Потому-то текинцы и сосредоточили все свои боевые силы прямо над мощным зарядом пороха. Мол, полезут гяуры, мы их встретим вострыми шашками да пиками.
Ну так вот.
Рыли мы рыли, да почти вырыли себе могилу!
28 декабря ночью мы, как обычно, долбали и долбали глину.
И тут - грозный гортанный рёв тысяч глоток:
- Алла! Ур! Ур! Урусча шейтан ур!
То бишь - бей, бей русских шайтанов!
У наших "кротов" - страшная паника! Выскочили из подземелья.
Только я один, когда все ломанулись из подземного хода, растерялся.
Какая-то странная таинственная сила держала меня на месте, не давая шевельнуться. Поэтому я замер, не в силах вылезти наружу.
Сел на глину, скрестив по-туркменски ноги, и стал ждать смерти. И шептать спасительное "Отче наш".
Чего уж, думаю, итак долго пожил на этом свете, почти 60 лет.
Смерть появилась с шашкой в руке, гортанно крича "Ур!"
В свете факела я увидел перекошенное злобой смуглое лицо молодого туркмена. Подняв шашку для смертоносного удара, он вдруг остановился и посмотрел мне прямо в глаза.
Переведя взгляд на потолок подземелья, он ткнул глину шашкой. Видимо, оценивал глубину и дальность нашего подземного хода.
- Яшулы - эсгер? Берекелла! - крикнул он мне, бросаясь к выходу.
Я же сидел, пригвождённый страхом к земле. Даже молитва вылетела из головы!
Смерть почему-то пролетела мимо, даже не задев чёрным своим страшным крылом.
"Но почему?" - спрашивал я себя, когда вылезал из подземелья, как лунатик, на дрожащих ватных ногах.
Спрашивал, когда осматривал вместе с подбежавшими солдатами изрубленные тела своих молодых сотоварищей.
Все погибли! Все, кто выскочил из подземелья, были изрублены острыми шашками текинцев.
Порубили и более сотни солдат и офицеров, охранявших нас.
А туркмены утащили с собой и горное орудие, которое должно было спасать нас от атаки. Прихватили также бомбардира-наводчика Агафона. Видимо, чтоб научил их стрелять.
Через пару дней туркмены захватили и вторую пушку. Перерезав, конечно, прислугу вместе с ротой прикрытия.
Но мы, "кроты", продолжали рыть траншеи.
И 30 декабря очутились в 50 метрах от стен крепости.
Надо сказать, туркмены сражались яростно и очень умело. Меткость их стрелков поражала воображение! С дальнего расстояния текинцы разили наших солдат прямо в глаз! Как белку на охоте!
Поразительная меткость!
Конечно, русские войска пытались оградить себя от таких метких снайперов - мергенов (мерген - это по-туркменски "меткий стрелок").
Какая защита? Да простейшая, но очень надёжная - ящики и мешки с землёй по всему периметру позиций.
Но эта надёжная защита не мешала мергенам разить солдат прямо в глаз. Как белок на охоте.
Сидели мы как-то в своём редуте, ждали обеда.
Кашевар стоял возле костра и помешивал пшённую кашу. Ароматище! Щас, думаем, набьём брюхо да чуток покимарим.
- Как будет по-туркменски "повар"? - толкнул я татарина-переводчика.
- Ашпез! - пробурчал он. - От слова "аш", то бишь каша, еда.
Посмеявшись над нашим кашеваром-ашпезом, который обиженно улыбался над нашими шутками, мы принюхались к едкому дыму костра, разведённому из кривых палок саксаула.
- А как будет по-туркменски "старик"?
- Яшули у них зовут стариков. Уважительно.
- А как будет "уважение"?
- Хормат! Это - и уважение, и почёт. Хорошее слово! Скажешь его туркмену, он будет очень рад. А если скажешь, что он меткий и мужественный, то будешь его верным другом. Меткий - это "мерген". А мужество - "батырлык".
Вспомнив, как в подземелье туркмен замахнулся на меня шашкой, я спросил:
- А что такое "эсгер" и "беркела"?
- Солдат, воин. А "берекелла" - это означает "молодец".
Пока я выпытывал у татарина значение таинственных слов, наш толстый ашпез, закрыв крышкой котёл, полез посмотреть в амбразуру:
- Что-то трухмены ня стряляють!
Эх, ашпез, ашпез! Зря ты бросил мирный свой труд!
Пуля меткого мергена бросила его наземь.
Повар наш, заливаясь кровью, судорожно изогнулся и ударил ногой в котёл, висящий над огнём. Каша, наша вкуснейшая пшённая каша разлилась по мерзкой холодной мокрой глине!
- Вах! Аш ёк! - воскликнул татарин. - Каши нет!
Пришлось нам столоваться у соседей, выпросив чуток сухарей да каши. А мёртвого неудачливого повара отнесли в палаточный полевой госпиталь.
- Куда тащите, окаянные! - возопил доктор. - Раненым места нет. Несите назад! Закопайте у себя в траншейке.
Война есть война!
На следующий день меня разбудил наш татарин:
- Вставай, текинцы идут!
Подскочив как ошпаренный, я вытаращил глаза на необычайное зрелище. Весь склон перед крепостной стеной был усыпан туркменами в пёстрых своих халатах.
Они стояли молча и держали над собой белое полотнище.
- Сдаются, что ль? - удивился я.
- Ёк! Мёртвых эсгеров хотят убрать. Видишь, сколько их лежит впереди?
Текинцы, получив отмашку наших офицеров, молча начали подбирать убитых товарищей и уносить в крепость.
Двое высоких крепких джигитов остановились неподалёку от нашего редута, поглядывая на лежащее тело бородатого яшули.
Одеты они были в пёстрые халаты. И без оружия.
Сообразив, что туркмены опасаются подходить ближе, я хлопнул по плечу солдата:
-Давай подмогнём!
- Как это? - удивился он.
- Очень просто. Вылезем да перетащим убитого старика-яшули поближе к ним!
- Дык убьють нас!
- Не, не убьють! Мы ж помогать полезем! Они понимают это.
Я медленно поднялся и перелез через бруствер.
За мной, тихо матерясь, вылез мой товарищ.
Осторожно взяли мы труп седобородого старика-яшули и потащили к туркменам.
Они удивлённо смотрели и цокали языками.
Подтащив тело поближе к ним, мы остановились.
С удивлением я всмотрелся в лицо сурового джигита:
"В подземный ход забегал он! Точно, он! Но почему-то не изрубил меня как капусту!"
С трудом начал я вспоминать туркменские слова, которые услышал от нашего переводчика. И, поклонившись, сказал:
- Саламвалейким, йигит! Ваш яшули - э-э-э, как это по-туркменски, ну, эсгер, солдат! Мерген (меткий). Э-э-э! Батырлык (Мужество)! Хормат! Уважение!
Текинец сверкнул чёрными разбойничьими глазами:
- Валейкимассалам!
Остальные его слова я не понял. Но говорил он очень доброжелательно. Очевидно, благодарил за помощь.
Затем они подхватили застывшее тело старика и осторожно унесли в крепость.
...Начало нового, 1881 года указывало на скорое начало штурма.
Ходили слухи, что наступать будем 10 января. Но!
Минная наша галерея нежданно обвалилась.
Скобелев, конечно, лютовал. Но пообещал сапёрам по 3 тыщи, ежли успеем за двое суток завершить подготовку к подрыву.
И мы успели.
В ночь на 12 января стокилограммовый пороховой заряд был установлен аккурат под стеной крепости.
Утром все ждали решительного наступления. И не ошиблись.
Рвануло так, что разнесло всю восточную стену крепости.
В этот провал и ринулась колонна полковника Куропаткина.
Мы, сапёры, наблюдали за ходом сражения издали.
Русское "Ура" перемешалось с гортанным туркменским "Ур", треск винтовочных выстрелов - с грохотом мортир.
Две колонны пехоты и казаков ринулись с других сторон. Туда, где артиллеристы прошибли дыры в стенах.
Чуть позже пушкари затащили орудия на стены крепости и начали бомбить внутренность цитадели.
Какой ужасный стон рёв стоял тогда!
Кричали все - и женщины, и дети, и перепуганные вусмерть верблюды.
Прямо-таки Страшный суд, Армагеддон!
Смотрим, текинцы дрогнули и побежали в огромные бреши, проломленные бомбами в крепостной стене.
За ними - наша конница. Клинки шашек так и сверкали на солнце!
Кошмар! Там же - и дети, и женщины!
Помнили мы рассказы капитана, что в крепости прятались от осады десятки тысяч женщин, детей, стариков. Не меньше 50 тысяч!
Все эти десятки тысяч испуганно бежали в родную пустыню, ища у песков защиты.
Но родные пески молча принимали их изрубленные шашками тела. И детей, и женщин.
Казаки и драгуны рубили и рубили бегущих людей, не различая мужчин, женщин, детей.
Именно так режут овец злобные волки, напавшие на отару - режут и режут, распаляясь от вкуса и запаха крови!
Я зажмурился. Открыв глаза, посмотрел вдаль.
Ужас! Вся степь была усеяна тысячами трупов людей!
Зачем их было резать, зачем? Беззащитных, испуганных!
В этом, что ль, доблесть и слава русского