Молчаливый ужин

  МОЛЧАЛИВЫЙ УЖИН


                Часть 1


                1


                ... Начнем опять.
                Мы донесли всё до конца,
                Каждый раз мы сталкиваемся
                С этой тихой мукой.
                Я бы принес тебе в жертву себя,
                Прямо здесь, сегодня,
                Ведь ты знаешь,
                Что я люблю тебя.
                Тьма это всё,
                Что я хочу видеть.
                Я никогда не мог выразить словами то,
                Что ты для меня значишь.
                Свеча горит всё тише
                У окна моей души,
                Жнец ждет у моей двери –
                Он пришел забрать меня домой...

    Слышался голос Шона Бреннана, вокалиста группы London After Midnight. Лицо Кейла, на которое падал свет фонаря, казалось бледной восковой маской, со стеклянными, смотрящими в никуда, глазами. Нет, это не Шон Бреннан, это будто бы голос Бэтти, напевающий:


I'd sacrifice,
sacrifice myself to you-
right here tonight
because you know that I love you

    Этот голос продолжал напевать-нашептывать слова песни.  Кейл сидел совершенно один. На лавочке под большим раскидистым деревом, из-за которого выглядывал фонарь. Он не соображал, где сейчас находится, и зачем сидит тут. Границы, разделяющие обычную реальность, будто бы стерлись на какое-то время. Болезненный свет фонаря освещал асфальт, на котором лежала куча осыпавшихся зеленых листьев, сброшенных деревом. Это было весьма странно, потому что на улице царило лето. Такое же болезненное дерево, как и тусклый свет фонаря, дерево, поедаемое какими-то насекомыми-паразитами. Такое же болезненное, как теперешняя душа Кейла, поедаемая паразитами-воспоминаниями. Все блеклое, нездоровое. Зловещая тишина, которую нарушали сорвавшиеся с веток листья, будто стояла глубокая осень. Кейл сутулился, как будто бремя страшной трагедии гнуло его все ниже. Вот, сейчас он дотронулся до руки Бетти, который сидит рядом, как всегда. Рука Кейла разрезала пустоту. Неизменный тусклый свет фонаря. Листва, падающая с больного дерева. И никого. Он совершенно один.
    Кейл громко закричал. Крик нарушил зловещую тишину. Плейер упал на асфальт, из наушников доносились слова песни:


    I'd sacrifice,
    sacrifice myself to you...
    Я бы принес тебе в жертву себе...

   
    «  I'd sacrifice,
    sacrifice myself to you...»  - пел Бетти, сидя за рулем в тот день, когда они ехали домой из рок-клуба. В тот день, когда выпито было слишком много, чтобы садиться за руль...

    Бетти был похож на большую куклу. Скорее на манекена. Кейл вспомнил, когда увидел его в первый раз. Это был тот самый день. Рекламная вывеска совершенно случайно завела Кейла в ателье по пошиву одежды. Он увидел огромную женщину. одетую куклой, всю в кружевах и оборках. Красивое раскрашенное лицо улыбнулось ему. Когда женщина-кукла произнесла свою первую фразу, что-то вроде: "Чем могу вам помочь?", Кейл понял, что перед ним вовсе не женщина. Это было нелепо-забавно и повергло Кейла в шок. Живая кукла с нарумяненными щеками и родинкой над верхней губой протянула большими, не по-женски, хоть и стройными, руками, визитку ателье. На обратной стороне визитки был небрежно записан номер телефона и подпись. Бетти. Кейл улыбнулся. Но, разумеется, не позвонил.


    - Бетти, ты слишком пьян, чтобы садиться за руль!
    - Не бойся, Кейл, ты же знаешь, что я  и с закрытыми глазами умею водить. Я же безупречен...


    I'd sacrifice,
    sacrifice myself to you...

    В следующий раз Кейл заметил взгляд. Пристальный. Принадлежащий лишь ему, взгляд. Он давным-давно забыл про ателье, но лицо так внимательно изучавшего его человека, показалось знакомым. На ум пришла нарумяненная кукла, работающая в ателье по пошиву одежды. Кейлу стало смешно. Этот парень выглядел теперь совершенно по-другому. Он казался слишком громоздким для женщины. Кейл в тот вечер пил много виски и много смеялся. Он подсел к парню и спросил что-то типа того, не транс ли он. Парень ответил, насколько позволили запомнить затуманенные алкоголом мозги Кейла, что не любит шаблонов и ярлыков, поэтому не относит себя ни к какой из соответствующих категорий.


    - Бетти, по-моему, ты пьян!
    - Не скули, Кейл, все будет хорошо. Я люблю тебя.
    Поцелуй с привкусом виски - вот все, что осталось. Последнее, что осталось.
    Кейл схватился за голову. Если бы он обратил внимание на раздражающий свет фонаря, то давно бы уже выбил его. Но Кейл больше ничего и никого вокруг не видел. Он полностью погрузился в другой мир. Поцелуй с привкусом виски. Чудовищный грохот - вот все, что осталось. Последнее, что осталось...

    Обычно, когда Бетти спрашивали, не гей ли он, он отвечал демонстрацией среднего пальца. Ему было наплевать, что о нем скажут или подумают. "Жизнь слишком коротка, чтобы заморачиваться подобной ерундой", - всегда говорил он. Жизнь и вправду слишком коротка...

    Тогда, в рок-клубе, Кейл был настолько пьян, что не отдавал себе отчета в своих действиях. Тогда Бетти в первый раз поцеловал его. Они целовались, как сумасшедшие. Кейлу было все равно - он был пьян.

    Где твоя любовь?
    I'd sacrifice,
    sacrifice myself to you...

    Листва, уцелевшая на ветках больного дерева, зловеще шелестела, дополняя нездоровую картину чего-то ненормального. Какой-то непоправимой трагедии, с которой никак не могло смириться сознание.
    Он не знал, что жизнь покажется адом без этой огромной размалеванной куклы с длиннющими нарощенными ресницами. Тогда еще не знал.


    - Где мое платье?! Показ через сорок минут! - Бетти нервничал, как женщина, хмурил нарисованные брови, щеголяя в кружевных панталонах. Был показ коллекции одежды, сшитой для андрогинов.
  Кейл прекрасно помнил, какими теплыми были его губы, когда они уединились, пьяные вусмерть, в каком-то ателье. Лед постепенно таял в руках Бетти и сердце Кейла уже не было таким цинично-ледяным, как раньше. Зависимость, как от маковой соломки, от большой размалеванной куклы.

      Твой образ по-прежнему
      Нарисован на моем сердце,
      Вцарапан в мою душу,
      Выгравирован в моей памяти, детка!
      По-прежнему твои поцелуи
      Горят на моих губах,
      Чувствую прикосновение кончиков твоих пальцев
      Любовь к тебе так глубоко во мне...

    Да, тогда играла The Cult – Painted On My Heart, и пальцы Бетти лежали на плечах Кейла. Это был мир, где никто не вмешивается в чужую жизнь, где можно делать все, что ты сочтешь нужным.

    - Глупый Кейл, - говорил Бетти, поглаживая его руку. - Эта песня скажет все за меня. Она для тебя.
    Бетти казался еще выше - его любимые сапоги на платформе. Его любимый колючий ошейник с шипами и цепями. его пирсинг в соске. Все напоминало о еще недавнем, но невозвратимом уже прошлом. Каленые стрелы пронзали душу Кейла насквозь. "Я потерял половину себя", - твердил Кейл. - "Теперь я ничто. Меня нет больше. Я в аду!"

    Кейл не подпускал Бетти близко. Он не знал еще, чего хочет. Избегал до тех пор, пока не поняло, что зависим от его глаз с длиннющими нарощенными ресницами. Три года как единое целое. От Бетти нельзя было устать, он удивлял каждый день.

    Когда Кейл пришел в себя, он услышал шум. Много людей. Все суетились. покореженная машина. Осколки страшной догадки покалывали внутри.
    - Где водитель?! - закричал Кейл.
    - Он разбился насмерть...

    Твой образ по-прежнему
    Нарисован на моем сердце,
    Вцарапан в мою душу,
    Выгравирован в моей памяти...

    - Я всегда мечтал быть девочкой! - говорил Бетти. - И мне к тому же идут женские платья!
    Он был кокетлив, как женщина. Часто надевал женское белье. Как он был красив! И одновременно нелеп.
    - Со мной еще никогда не было ничего подобного, - говорил Кейл.
    - Я самый лучший из твоих девочек, - говорил Бетти, присаживаясь к нему на колени в кружевном белье. Три сережки в языке Бетти доводили его до экстаза.

    - Разбился насмерть?! - продолжал кричать Кейл. - Но на мне и царапины нет, как же ОН мог разбиться насмерть?!
    Глаза огромной куклы навсегда закатились. Она сломалась. Почину не подлежит.

    Любовь моя, люби! - да не развяжешь
    Вовек ты жгучий узел этой жажды
    Под ветхим солнцем в небе опустелом!

    А все, в чем ты любви моей откажешь,
    Присвоит смерть, которая однажды
    Сочтется с содрогающимся телом...(Ф.-Г. Лорка)







                2


    Не было смысла ни в чем.  Кейл ждал ночи, как спасения. Когда было можно провалиться, как в кому, в могилу, в глубокий бесчувственный сон.
    Вся жизнь Кейла превратилась в ожидание этого спасительного сна, который хоть на какое-то время облегчал жгучую, как расплавленный свинец, боль внутри его естества. Воспоминания заполонили собой все. Он просыпался, но все еще не отойдя ото сна, чувствовал на дне своей души гибельную катастрофу. И сознание образ за образом возвращало его к той роковой ночи. К ночи, когда погибло все, чем он жил, да и сам он погиб в ту минуту. Он теперь зомби, молящийся Ночи, которая, как заботливая сиделка облегчит нестерпимые муки тяжело больного, похоронившего себя заживо. Унылые, одинаковые лица прохожих, идущих навстречу, не сулили противоядия от смертельного яда воспоминаний прошлого, которое уже никогда не вернется. О губах, заледеневших навеки, которые больше никогда не споют той песни, от которой оживала душа...
    - Где твоя любовь? - послышался сзади голос, как во сне.
    Кейл приостановился. Длинная, выкрашенная темно-красная прядь, упала на отточенно-белое лицо. Кейл снял темные очки, обнажив свету впавшие, как могильные ямы, глаза, которые очернили на бледном лице чудовищные переживания.
    - Что? - спросил он.
    - Где твоя любовь? - повторила цыганка, обнажив безобразные гнилые, наполовину обломанные, зубы. Ее мерзкий облик, как нашатырь, привел Кейла в чувства хотя бы на несколько секунд. Заставил выйти из транса, в котором он существовал все это время.
    - Моя любовь умерла, - с каким-то холодным цинизмом ответил Кейл.
    - Хо-хо-хо, - щегольнула гнилыми зубами цыганка, положив коротенькие толстые ручки на здоровый живот, обтянутый цветастой юбкой, которая была надета едва ли не по самую грудь.
    - Несколько долларов - и мальчик к тебе придет, - просвистела цыганка наполовину беззубым ртом.
    - Мальчик?! - злобно изумился Кейл. Как она-то могла знать?! Цыганка захихикала, показав серьгу у себя в ухе, она затем указала себе в область соска:
    - Вот такое у него было.
    Будто какие-то силы глумятся. Так казалось Кейлу в тот момент. У него земля ушла из-под ног. Ему захотелось схватить мерзкое существо за короткую толстую шею. Но что-то не давало ему сделать этого, будто невидимая стена. Рука Кейла понапрасну обожгла воздух.
    - Мы все знаем, - глаза цыганки, дьявольско-пронзительные, из глумливых превратились в серьезные и даже, казалось, какие-то злобные.
    - Мы?! Кто такие мы?! - закричал Кейл. Он перестал соображать. Он даже не заметил, как из кармана исчез кошелек. Он не видел, как исчезла цыганка, и, разумеется, не понимал, что в его руке делает странная книжонка в черной обложке с надписью "Молчаливый ужин". В нелепом трансе Кейл побрел домой, не разбирая, по каким улицам идет. Он прижимал к груди обтрепанную книжонку, как сокровище. В тишине зависло имя. Бетти. Кейл, как вор, оборачивался по сторонам, пытаясь узнать, кто бы мог сказать это. Но