Смугляночка

те снова прорывались вперёд, пугались. Он понял, что теперь не увидится с женой и сыном — те остались в оккупации, если, конечно, не уехали куда-нибудь ещё.
Из Москвы эвакуировалось в Куйбышев правительство; Сталин решил не уезжать. Поезда, автобусы, автомобили, переполненные людьми, отбывали из города. На восток двигались в вагонах предприятия и учреждения. На заводах и фабриках происходили беспорядки и забастовки из-за того, что работникам не выдавали зарплату, некоторые начальники даже бежали с деньгами.
В ночь на 16 октября Леонид Константинович во время дежурства видел с крыши дома, как люди идут по улицам — одни с сумками, другие налегке. Враг был уже совсем близко, и они уходили в восточном направлении.
Рано утром к профессору домой пришли его студенты, не попавшие на фронт и собиравшиеся эвакуироваться — двадцать с лишним человек. Они рассказали, что достали машины и теперь могут отбыть в Горький, и стали просить его ехать с ними. Потом пришла Галина, сообщила, что один её товарищ достал грузовую машину, они с друзьями собираются ехать во Владимир и хотят взять с собой Леонида Константиновича. Но он, выслушав всех, ответил:
— Ребята, спасибо вам огромное. Я очень тронут вашей заботой. Но уехать сейчас не могу. Дорогие мои... В этом доме осталось совсем мало людей — кто-то ушёл на фронт, кто-то эвакуировался, — и я должен каждую ночь дежурить на крыше. Но через день-два и я эвакуируюсь, так что не беспокойтесь за меня, пожалуйста.
— Тогда я тоже останусь, помогу вам, — сказала Галина.
— Не надо, работа эта нетрудная, в одиночку я очень хорошо справляюсь, — успокоил её Леонид Константинович. — Езжай со всеми.
Когда ребята уходили, он решил проводить их. Попросил у Галины позволения понести её чемодан и в подъезде незаметно положил туда кулёк крупы, который получил по карточке. Выйдя на улицу, попрощался со своими студентами. И, отдав чемодан Галине, заметил, что она очень встревожена.
— Не падай духом, — он притянул её к себе и поцеловал. — Смугляночка... Помни, что всё закончится хорошо. Враги столько раз покушались на Москву, но не получили её. Так будет и теперь.
...Большинство людей уходило в направлении Горького. По улицам двигались толпы с сумками, чемоданами и узелками. Народ стягивался к Заставе Ильича и далее плотным потоком шёл к Дауэнгаровке и Балашихе. Разные начальники и «советская элита» медленно прорывались вперёд на автомобилях. И те, кто оставался в городе, нападали на них и грабили. Заграждали им путь, открывали двери, багажники и забирали всё, отнимали вещи, даже били стёкла.
Грузовик, в кузове которого ехала Галина с товарищами, не тронули. Но при ней разбили машину одного чиновника, и он с женой и дочерью вынужден был идти дальше пешком.
— Тамара! — крикнула Галина, разглядев его дочь.
Та посмотрела на неё.
— Галя, ты?
— Ребята, это моя однокурсница, мы с ней дружили, — сказала Галина. — Возьмём их?.. Поднимайтесь к нам!
И юноши с девушками помогли Тамаре и её родителям забраться в кузов.
Долго двигались толпы людей на восток, и казалось, что не будет им ни конца ни края...
Стемнело. Леонид Константинович, убедившись, что оба госпиталя, в которых он работал, эвакуированы, возвращался домой по опустевшим улицам. Трамваи не ходили, метро не работало, магазины были закрыты. Двери некоторых складов, заводов, магазинов были взломаны — их разграбили, взяли всё, что могли унести. И профессору подумалось: «Если наши устроили такой погром, то что же сделают немцы, когда придут сюда?!» И сердце сжалось от страха. Но он тут же пристыдил себя: «Что, немцев испугался? Трус! Хорошо, что сын тебя сейчас не видит! А ещё уважаемый человек, профессор...»
Придя домой, он вынул из тайника старый-старый револьвер, почистил его, зарядил и сунул за пояс. Почувствовал себя немного спокойнее: так хоть не погибнет напрасно, успеет забрать с собой на тот свет кого-нибудь из немцев...
В этот день он не спал ни минуты. И ночью во время дежурства его сильно клонило ко сну. Он снял фуфайку, остался в одной рубашке. Начал ходить туда-сюда по крыше. Сделал зарядку. Умылся водой из бочки. Держался как мог. Но ближе к утру задремал, сев и прислонившись к трубе. И во сне услышал крик Фили: «Папа!».
Очнувшись, он увидел упавшую рядом зажигательную бомбу. И тут же поднял её и бросил в бочку с водой. На душе стало тревожно. «Филя... Сын мой... Что с тобой случилось? Где ты сейчас?»
...Он говорил другим, что скоро эвакуируется, чтобы они не волновались за него. Но сам не собирался уезжать. Ему казалось, что покинуть теперь город, в котором прожито столько лет, — это всё равно что оставить в беде близкого человека. И ещё он до последнего надеялся на скорое возвращение жены и сына...
***
Немцы так и не вошли в город. И в последующие дни он вновь «ожил». Сталин велел восстановить работу транспорта, открыть магазины. Из Куйбышева по его приказу доставили самолётом деньги для выплаты рабочим московских предприятий.
Оставшихся в городе москвичей мобилизовали на оборонительные работы, которые проходили и в пригородах, и в центре. Они возводили баррикады, ставили надолбы и ежи, копали противотанковые рвы. Даже молодые, здоровые люди сильно уставали. Леонид Константинович, работавший со всеми, проявлял необыкновенную выносливость. Руки у него были очень сильные и крепкие, так как в молодости приходилось много трудиться. Но, вернувшись домой, он сразу падал на кровать и засыпал мёртвым сном. Из-за этих работ отменилось ночное дежурство профессора, теперь он отсыпался дома. В конце месяца Москву опять сильно бомбили и рабочим приходилось укрываться в выкопанных ими рвах.
Однажды поздним вечером, когда он только вернулся домой, в дверь позвонили. Профессор открыл. На пороге стояла Мария Фёдоровна. По её бледному и заплаканному лицу он понял, что случилось несчастье, и спросил:
— Маша... что с тобой? Где Филя?
— Наш сын погиб... — ответила она и снова заплакала.
Леонид Константинович стоял словно громом поражённый. Потом ему стало плохо и он схватился за дверной косяк, чтобы не упасть. Мария Фёдоровна довела его до дивана, уложила и присела рядом.
— Маша, как же так... — прошептал он, заливаясь слезами. — Филенька... Что с ним случилось?
Но она продолжала плакать и не могла ответить. Только чуть позже, придя в себя, рассказала всё.
Летом Мария Фёдоровна ухаживала в госпитале за ранеными бойцами, Филя с одноклассниками помогали ей. 15 августа после тяжёлых боёв гитлеровцы заняли город и навели в нём свои порядки. Партийных деятелей, активистов и простых рабочих, отказавшихся служить им, арестовывали, пытали и казнили. Лечившиеся под их надзором пленные советские солдаты, медработники и вчерашние школьники создали подпольную группу, которую возглавили учитель Валерий Петрович и Филя. 25 августа они приняли партизанскую клятву.
Подпольщики связались с партизанской бригадой Николая Васильева и стали получать от неё задания. Они обеспечивали раненых солдат едой и одеждой и переправляли их за линию фронта, в госпитале тайно принимали по радио сообщения Совинформбюро, записывали и распространяли по городу, добывали оружие. Ребята доставали лекарства для госпиталя у своих родственников и знакомых, резали на бинты простыни, тряпки и одежду. Мария Фёдоровна ещё до начала войны развелась со вторым мужем, который изменял ей. Во время оккупации он стал полицаем у немцев. И однажды, выслеживая партизан в лесу, был убит ребятами из отряда Фили.
Весь сентябрь подпольщики спасали раненых солдат, уводя их из города. Немцы знали, что в городе действует подполье, и искали его, всюду устраивая засады. На последнем собрании группа решила уходить из города по два-три человека, пробираться к линии фронта. Но вскоре Валерий Петрович и два солдата нарвались на засаду, их арестовали. В ночь на 17 октября Филя увёл мать из города, оставил её в избушке лесника и двинулся обратно за забытыми документами. Уже почти дойдя до дома, в тёмном переулке он наткнулся на немецких офицеров и солдат и погиб в перестрелке с ними. Один из раненых советских солдат выдал немцам подпольщиков. Почти всех их арестовали, страшно пытали и публично повесили на городской площади. Среди них был и двоюродный брат Фили Гена, с которым он близко дружил. Мария Фёдоровна вернулась за сыном и узнала от соседки, что он погиб и уже был похоронен на кладбище. Посетив могилу сына и увидев своими глазами казнь подпольщиков, находясь в толпе народа, она ушла из города и смогла перейти линию фронта.
...Леонид Константинович вспомнил ту ночь, когда погиб сын. Как раз тогда ему послышался во сне голос Фили, как будто предупреждая об опасности...
— Он прожил жизнь достойно и погиб достойно... Маша, ты приляг, отдохни, сколько ты настрадалась, сколько испытала... Моя милая, хорошая...
Она отдала ему какое-то письмо, и он уложил её спать здесь же, на диване, а сам ушёл в кабинет. В руке у него было послание Фили ко всем людям Земли, написанное незадолго до его гибели, в котором сын сообщал, что не боится умереть за их счастье и спокойствие и что его любовь к ним не пропадёт. «Я по-прежнему буду с вами», — писал он. Леонид Константинович едва дочитал письмо — слёзы застилали глаза...
Проснувшись рано, Мария Фёдоровна стала прощаться с ним — она уезжала к своей матери.
— Не знаю, как сообщу об этом маме, — сказала она. — У неё два внука погибли... Что с ней будет...
— Скажи всё как есть, — ответил Леонид Константинович. — Первое время будет очень тяжело, очень...
Она уехала. Старик вновь остался один. Он сильно ругал и мучал себя, считая, что сам виноват в гибели сына: если бы не влюбился в Галину, то и жена с сыном остались бы с ним и не попали в оккупацию...
7 ноября на Красной площади прошёл военный парад. Выступивший перед войсками и всем народом Сталин отметил: «Главные цели немецкой операции «Тайфун» достигнуты не были, взять стремительным наступлением столицу фашистам не удалось». Потом под музыку оркестра по площади проходили курсанты разных училищ, полки, стрелковые, кавалерийские и танковые части, батальоны... Некоторые уходили с парада прямо на фронт. И каждый помнил слова Сталина: «Война, которую вы ведёте, есть война освободительная, война справедливая. Пусть вдохновляет вас в этой войне мужественный образ наших великих предков — Александра Невского, Дмитрия Донского, Кузьмы Минина, Дмитрия Пожарского, Александра Суворова, Михаила Кутузова!».
***
Леонид Константинович часто видел сына во сне. То игрался с ним, ещё маленьким, то они вместе где-то путешествовали, то Филя просто смотрел на него с такой же любовью и тревогой, как при расставании... В этих снах вспоминалось всё, что было на самом деле, счастливая часть жизни, связанная с любимым сыном...
Проснувшись, старик долго лежал и смотрел перед собою, понимал, что Фили уже нет и не будет, и не мог смириться с этим. «Может быть, соседи ошиблись? — думал он. — Маша ведь не видела сына мёртвым... Может, похоронили не его?» У него до последнего оставалась надежда, что сын жив...
Потом он уехал на дачу. Не мог оставаться в квартире, где каждая вещь напоминала о Филе... И на даче прожил всю зиму. Сначала читал книги, потом нашёл старый радиоприёмник, о котором давно позабыл, и стал