дивана и подсел к пеленгатору. Лётчик запрашивал курс на посадку, но из-за паузы, образованной моим пробуждением и вставанием с дивана, показания уже исчезли с экрана. Я сразу вспомнил, как по дороге на гауптвахту нашу гарнизонную машину догнал УАЗ командира роты и меня на этом УАЗе увезли в другую сторону – на дальний привод. Уже полностью отрезвевшим голосом, командир сообщил мне из казармы по телефону, что прилетает эскадрилья и я должен подготовить объект.
Включай пеленгатор и на время всех полётов не отходи ни на шаг!
Это было понятно: во время нахождения эскадрильи порядок регламентировался очень строгими законами.
Магнитофон, фиксирующий переговоры с лётчиками, был включён. Радиостанция передавала все звуки «Земля – воздух» на нашем условном языке, непонятном посторонним, ну разве что кроме американцев. Наши же тоже знали все их коды и шифры.
Восемнадцатый, я Каштан-4,- сказал я и замолчал. Лётчик подумал, что он не расслышал сообщение из-за плохой дикции.
Товарищ солдат, вытащите картошку изо рта, - упрекнул он меня, и я увидел на экране риску «прибоя».
Ваш прибой ...
Я перекрыл место, где носовые каналы примыкают к полости рта – при этом дикция становится чётче. Лётчик поблагодарил за сообщение, и я переключил радиостанцию на бытовую радиоволну. Мягкая музыка откуда-то, может быть даже из Парижа, наполнила комнату, просочившись через чистые слои полярной стратосферы. Спать уже не хотелось. Вскоре показались самолёты, истребители серии «Миг». Один за другим они снижались за ближним приводом, СКП, бежали по железке и съезжали в стояночные карманы. Жизнь военного гарнизона приобретала с завтрашнего дня свой профессиональный ритм.
