Частица той Руси (По реальным событиям)

        Семён Степанович Стрельников, а точнее прототип его, разрешил мне записать эту историю, но с условием, что сам он будет неузнаваем.
        ***
        Мы с Семёном Степановичем живём в городе Казани и работаем на одном авиастроительном предприятии. Он заведует у нас конструкторским отделом, ну а я, Арсений Антоныч, являюсь начальником инструментального цеха номер три, где на трёх участках идёт раскрой лёгких и прочных композитных материалов. Стрельников старше меня по возрасту и куда опытнее в вопросах производства.
        Кабинет у Семёна Степановича большой и необычный, как, впрочем, и он сам. Окна занавешены зелёными шторами. Против окон стоят высокие тёмные деревянные шкафы, отделанные под морёный дуб, застеклённые, заставленные аккуратным образом самыми разнообразными деталями и приборами. Слева у входа стоит желтоватый закрылок, сделанный в моём цеху, ещё неокрашенный, и разные металлические детали, включая два ярко-желтых пропеллера. Оба стола у Степаныча – компьютерный и конструкторский – стоят в правом дальнем углу комнаты, и они всегда завалены разными небольшими деталями. И вот над всей этой техникой, на стене справа, светлеет большая картина в золоченой раме – как бы окно, распахнутое в иной мир, в самое начало ХХ-го века. И из того мира смотрит на нас усатый лётчик в черном комбинезоне, усталый и счастливый. А за ними стоит толпа роскошно одетых мужчин и женщин, с восторгом взирающих на то, как взлетают и приземляются аэропланы…
        Встречая однажды гостей, Семён Степанович обвёл кабинет свой рукою и, указав на картину, сказал:
        – Из всего, что тут есть, маленький самолет собрать можно. Который вот так же разбежится и полетит! И куда быстрее полетит!
        Мы с Семёном Степановичем имеем много общего и неплохо ладим. Стрельников любит Российскую историю, её деятелей, генеалогию и всё, что связано с авиацией. И я его с удовольствием слушаю. Сам же я всегда могу рассказать Степанычу о том, что нового открыл для себя, читая и перечитывая святых отцов, или о Святой Земле, о Киево-Печерской лавре или Дивеевской обители – четвёртом и последнем уделе Божьей Матери на Земле, где побывал сам. Тут уж больше Стрельников меня слушает. Он ведь тоже христианин, всё это понимает, вот только сам святых отцов не читает.
        Недавно Семён Степанович присутствовал на крещении внука и внучки в маленькой и очень красивой Церкви. И есть у них в семье одна традиция – ездить на ночную пасхальную службу в древний Ивановский монастырь. Теперь, когда дети у него выросли, то они сами туда семьи свои привозят.
        Тип лица у Степаныча – славянский, внешность – неброская, волосы – седовато-русые. Одеваться он любит во всё серое, и с отблеском металлическим. А вот жена у него другого склада, и работает она директором ресторана.
        Звонит мне как-то раз Стрельников по служебному телефону и говорит:
        – Привет, Антоныч! Мы сейчас с главным инженером у гендиректора были и о твоих закрылках говорили. Дал он нам и тебе добро на приобретение большого автоклава, после утверждения тех-схем, конечно! На все обоснования и расчёты – три дня! Лечу к тебе, Антоныч! Минуток через пять буду! Встречай…
        После того звонка пошёл я встречать Стрельникова к центральному входу нашего корпуса. Стою внизу, у больших окон, и жду.
        Стояла ранняя весна. Ночью прошёл «ледяной» дождь и «одел» всю Казань в лёд. Дорожки у нас на заводе кое-где песком посыпали, но не везде. Время на больших часах в фойе идёт, а Степаныча всё нет… Метрах в ста от центрального входа стоит трёхэтажный директорский корпус. Слева и дальше, будто айсберг, возвышается наш главный сборочный цех. И ещё левее частично виден серый ангар поменьше – цех покрасочный.
        И вот гляжу – идет, наконец, Семён Степанович, в куртке тёмно-серой нараспашку, без шапки и без галстука. И не от директорского корпуса он идёт, а от цеха сборочного, и не по дорожке скользкой, а у самой стены корпуса нашего пробирается. По такой гололедице идти там, конечно, лучше. И вот идёт себе Стрельников у стены, идёт и, вдруг повернул голову к тропинке обледенелой, что шла рядом, и без раздумий на неё перепрыгнул! И как на ногах устоял только?!
        И тут: – «Трах-бах»!! – Сосулька пятиметровая с наростами, с двадцатипятиметровой высоты рядом с ним о бетон – «тресь»!! Вдребезги, и осколки во все стороны разлетелись… А там, где она упала – Степаныч как раз идти был должен! Да как он углядел её только и в последний миг отпрыгнуть успел? И как осколками его не побило?
        Семён Степанович втянул голову только, и осторожно двинулся по обледенелой дорожке дальше.
        Меня от избытка чувств прямо на лестницу так и вынесло.
        – С днём рождения вас, Степаныч! Видно, вы в рубашке родились! – говорю ему.
        – Именно, что в рубашке, Арсений, – негромко сказал он и, посмотрев вокруг, добавил: – Хочу я с вами обо всём этом поговорить. Но не сейчас, а когда время будет… Ну, а сейчас займёмся вашими композитами. Пойдёмте прямо в цех…
        И случай поговорить об этом нам, действительно, представился вскоре. Прошла неделя, и возникла у нас со  Стрельниковым необходимость съездить в другой город, к поставщикам препрегов – полуфабрикатов для органопластиков. Для поездки этой высмотрел он в гараже новую спец-«газель», с салоном, отделённым от водителя перегородкой, тремя рядами кресел и столиком впереди. Сели мы со Степанычем у стола. И как только машина за город выехала и пошла ровнее, я у него спросил:
        – А расскажите мне, Семён Степанович, как вы от сосульки той увернулись?
        – А сосулька та, Арсений, явление для меня обычное, – вдруг сказал он. – После случая этого стал я другие такие случаи вспоминать, и насчитал их двадцать пять! И ещё не все вспомнил… На свадьбе моей, в те ещё годы, тесть мой длинную заздравную речь сказала: – «Слава Богу, что Стёпка наш смог дотянуть до этого дня! Чего только с ним в жизни только не приключилось! И просто это чудо, что он дожил до дня своей свадьбы!»
        По сути, Арсений, грешный я человек. Живу я, как все, хожу в Храм и за ошибки каюсь. До сих пор в толк не возьму, почему со мной всё это происходят? Почему я всякий раз сухим из воды выхожу? И какое у меня предназначение?
        Ехал я однажды в одном вагоне, из Сочи в Москву, с известным писателем – Даниилом Граниным. Стоя у окна, я рассказал ему кое-что из своих случаев. Слушал он меня с большим вниманием. Но куда больше его удивило то, что я, киевлянин, променял свой цветущий город на провинциальную Казань. Знал он москвичей многих, да и творческих личностей из других городов, кто мечтали переселиться в прекрасный Киев. Ну, кто в те годы мог знать, что как потом всё обернётся?!… И свой спокойный переезд из Киева в Казань я считаю одним из тех чудес, которыми одарил меня Бог.
        Когда мы к Москве подъезжали, то Даниил Гранин листок из блокнота вырвал, номер телефона написал и очень просил ему позвонить. Я на другой день позвонить решился, но листка того не нашёл. И вдруг через неделю Даниил Гранин сам в дом мой пришёл! Ну не ко мне, конечно, а к моему родственнику, чтобы послушать его рассказ о судьбах российских генетиков, что и легло в основу его известной повести «Зубр». О том, что я тоже там жил, он не знал, а меня тогда дома не было. Вот так телефон Даниила Гранина вновь попал мне в руки, но я ему почему-то так и не позвонил…
        Много лет я искал святого старца, обладающего «даром рассуждения», но не нашёл. Есть в 3-й книге Ездры такая строка: «В последние времена святых будет столько, сколько смокв на смоковнице после сбора урожая»… Говорил кое с кем, конечно. Один священник такую вещь мне сказал: «Если двое или трое попросят, не сомневаясь, то получат просимое у Бога. Когда христиане дают Господу быть между ними, то их слово становится Его Словом и Его Делом».
        А в то время у дочери моей серьёзная проблема была. По медицинским показаниям она не могла иметь детей. И стали мы со всеми близкими родственниками в одно и то же время молиться, и это помогло.
        А когда я о чудесах своих думаю, то о вас, Арсений, всегда вспоминаю. Помолиться я хочу вместе с вами и попробовать в беседе понять, что со мной происходит. Вы вот писатель. Работы мне ваши нравятся. Багаж некий духовный у вас есть. А разговор  наш, после молитвы, мы могли бы построить так. Вы задаёте мне вопросы, а я даю на них ответы. Мне интересны ваше понимание и все рассуждения вокруг этой темы. А там, кто знает, может быть, и мне что откроет Господь… Ну что, Арсений, как вам моё предложение о совместной молитве? И если мы, действительно, сподобимся чего-то понять – вы сможете об этом написать.
        – Давайте помолимся, – с внутренней радостью согласился я.
        – Священник мне сказал, что форма у совместной молитвы вольная и посоветовал читать три основные молитвы: «Царю Небесный…», «Отче наш…» и «Богородица Дево, Радуйся…» После общего обращения к Богу двое или трое молятся неспешно про себя. Желать что-либо «увидеть» нельзя, но устремиться всем сердцем в неведомую высь ко Христу можно.
        Потом Стрельников сказал такие слова:
        – Господи, Иисусе Христе, выведи нас, грешных, из бездны грехов наших, и помоги нам, немощным, понять, почему со мной такие случаи странные происходят?
        И после этих слов мы прочитали по три молитвы.
        Потом я его спросил:
        – Расскажите, Семён Степанович, какие ещё странные случаи, ну, типа сосульки той, с вами были?
        – Понятно, слушайте… – немного подумав, сказал он. – Лечу я однажды ночью по автотрассе со скоростью 110-120 км в час. Сзади дремлют в салоне мои жена и двое детей. Три дня до этого в местах тех лил дождь, и к ночи асфальт высох. Дорога была однополосная ровная. Луны не было: темень полная. Вот только справа, в боковых отсветах фар, деревья, столбы и кусты мелькают. И нигде, на всей дороге, нет огней машин. И вдруг приходит мне мысль: «А что я это посреди ночи по краю дороги еду? Посреди трассы ехать ведь безопаснее!» И как только я и повернул руль налево, то тут же справа, в боковом свете, большой черный провал на асфальтовом полотне увидел. Ну, ещё бы чуть-чуть позже руль повернул, и как есть – в промоину эту въехал. Встал я тогда у обочины, и меня трясло. В провал тот я ветви большие стоймя поставил. С тех пор ночью с пассажирами я быстро не езжу…
        Вот второй случай. Еду ночью по федеральной трассе один. Местность неровная – то вниз, то вверх, и вот потому я с ближним светом ехал. Но захотелось мне отчего-то дальний свет включить. Давлю рычаг. А трасса сразу вниз пошла, и тусклый дальний свет вдруг выхватил несущийся на меня перевёрнутый тракторный прицеп!! Давлю тормоз, кручу руль, и по краю обочины, по траве кое-как рядом с ним пролетел! Переключись я тогда на дальний свет чуть-чуть позже, и всё: в прицеп бы как есть врезался… И такие вот чудеса со мной всю жизнь происходят.
        – М-да… Обе эти истории на случай с сосулькой похожи, – кивнул я и задал второй вопрос: – А какие случаи другого рода, Семён Степанович, с вами были? Расскажите чего-нибудь побольше. Что с вами самое яркое приключилось?
        – Вот случай для меня особый…