в детстве он мучительно любил шататься по одиноким пустырям и обрывам; неприкаянный окоём когтисто прорван томатно-кровавой полосой; вот, зрелость; в жизни и в чтении – привередливо вылущивает лишь маргинальное, пряное, сумеречное; что-то вроде того, будто некто слышит, поначалу с замиранием, в отчаянии цепляясь за надежду, как в мозгу зарождается грибница, известково-бледная волокнистая мочалка; прорастает, стеклянно потрескивая, сквозь деликатно-жемчужное мясо больших полушарий
но вдруг случится так, что вскоре он взойдет в область радости; это значит, что печь уже растапливается, приготавливается волшебный напиток – из кристаллов талой воды, из летней эмали облаков и неба, из пронзительного солнца сквозь красноватую вязь почти обезлиственных деревьев, из собольей мохнатой теплоты снега; и эти весьма простые тела сочетаются браком, не смешиваясь, в сосуде, подобно разделенным слоям первоэлементов в вечном и бездонном пространстве от земли до лунной сферы
тигель, овальный, как полные живой кровью бычьи тестикулы, прозрачный, водружается на огонь, жалящий; долгая, словно во сне, варка; ваяются алмазные пузыри; жидкость медленно твердеет; внутри котла проступает мертвая голова со смеженными веками
