не хотят. Чтобы быть богатыми и сильными надо быть большими. Однажды персидские магометане проснутся и увидят, что все восточное побережье их моря занято дарпольскими крепостями. Только эти крепости позволят нам выстоять против хазар, тюргешей, арабов и персов. Свободно перемещая судами на тысячу верст свое войско, мы будем для них непобедимы и сами будем диктовать им свою волю.
– Ух ты! – у ветерана от таких планов азартно заблестели глаза.
Дарник решил его немного охладить.
– Но ты зря меня спросил об этом. Теперь тебе в Секрет-Веже придется остаться за наместника, чтобы эта тайна не просочилась в хазарские или персидские уши.
Воеводы и кормщики засмеялись.
– Ты шутишь? – порядком встревожился Сохатый.
– Вовсе нет. Теперь ты не полусотский, а сотский. А хорошо отслужишь год, станешь и полухорунжим. Через месяц тебе привезут твою жену и припасы, и будешь настоящим хозяином этих мест. Посмотри хорошенько вокруг, подумай и решай, что нам еще тебе надо сделать, пока мы здесь.
Рыбья Кровь говорил это скорее шутя, чем серьезно, но наместник Секрет-Вежи воспринял его слова как приказ и стал всем распоряжаться весьма рьяно и толково, в мечтах возведя себя до ближних княжеских советников. На вопрос, сколько ему нужно ратников, Сохатый, подумав, назвал две ватаги и попросил оставить ему также одну лодию для рыбалки и плаванья по заливу, что было вполне разумно – сорок людей содержать было проще, чем сто, и все они могли поместиться в оставленную лодию.
Редкие колючие кустарники, росшие в ущелье, годились на растопку, но не как строительный материал, поэтому в качестве его выступали мешки с песком, из них устраивали загоны для животных, гнезда для сторожей и даже стены для временных жилищ. Усердно долбили и камень, складывая из крупных осколков крепостной вал поперек ущелья, а мелкие набирая для пращей и двух оставляемых в Секрет-веже камнеметов. Воды из колодцев хватало лишь на питье, поэтому мылись сначала прямо в море, а потом, вырыв на берегу порядочную яму, нежились уже в ней.
Пока шло обустройство, Дарник с Афобием ежедневно объезжали окрестности. В десятиверстной доступности не было ни людей, ни особой живности. Несколько раз издали видели диких верблюдов и сайгаков, да ночной лай шакалов чуть оживлял окружающую пустыню.
Однажды в облачный день они особенно далеко заехали на запад и обнаружили Провал, как назвал его оруженосец, огромную, не менее версты в поперечнике воронку в земле, которая неожиданно оказалась вполне обитаема: на дне ее на пятидесятисаженной глубине паслось стадо коз голов в семьдесят и с десяток ишаков. А с южной стороны Провала, там, где даже в полдень была тень, располагалось небольшое селение из серых глиняных домиков, крытых камышом. Рядом с ними находились и небольшие обрабатываемые участки земли, на которых трудилось несколько женщин. Четверо мужчин доставали из деревянных форм и выставляли на солнце саманные кирпичи.
Не желая их беспокоить, князь с Афобием поспешили убраться восвояси. По возвращению Рыбья Кровь рассказал Сохатому о Провале, но велел ни в коем случае в ту сторону разведчиков не посылать:
– Поедем туда в следующий мой приезд, будет лучше, если они сами вас обнаружат и захотят добрососедства. Мужчин там не больше одной ватаги.
В разгар строительных работ в заливе неожиданно появилось судно под двумя парусами. Сперва даже забеспокоились – откуда такие большие суда, пока не признали вторую дарпольскую бирему «Калчу» с ее двумя лодиями под предводительством Корнея. Море оказалось не столь бескрайним и безлюдным, как представлялось – поплыли первый раз и сразу нашли своего князя.
Придирчивый осмотр второй биремы каких-либо недостатков не выявил, наоборот, если на «Милиде» в трюме, на палубе, в каморах воеводы и кормщика – обязательно торчало что-то угловатое и грубое, то на «Калчу» все это было сглажено и скрыто.
– На воде «Калчу» еще побыстрей будет, – хвастливо утверждал воевода-помощник. – «Милида» у нас как морской катафракт, а «Калчу» как легкий конник.
Существенным прибытком стали привезенные на «легком коннике» припасы: доски, балки, жерди, а также зерно, солонина, кузнечный горн и наковальня, две лошади, десяток коз и полтора десятка жен команды «Милиды».
– Ну вот теперь с тобой остаются уже не две, а три ватаги, тридцать мамок и две лодии, – поздравил Рыбья Кровь Сохатого с дополнительным пополнением.
Главным все же были не припасы, а привезенное Корнеем известие:
– В Дарполь пришло из Ирбеня обещанное войско, а с ним хазарский тудун, который оказался большим шалуном.
С глазу на глаз воевода-помощник объяснил, что такое «большой шалун». Тудун Давуд ибн Джабаль был магометаниным, прибыл с десятью слугами, тремя женами и полусотней охранников. Сразу потребовал к себе княжеское почтение, лучший прокорм своей челяди, полез все везде узнавать. Корабелы не стали ему ничего объяснять, в Хемод тудуна не пустили, Ратай вообще выгнал его из Оружейного двора, так Давуд у Агапия потребовал всех их заключить в темницу.
– А Буним тоже приехал?
– Буним приехал, но никак тудуна утихомирить не может. В Хазарии выбрали нового кагана и Давуд какой-то его родственник.
– А что пришлое войско?
– Прибыло восемьсот в основном словенских пешцев, триста хазарских и двести лурских конников. Агапий их в город и Петлю не пустил, отвел им место для стана ниже по течению реки, там, где дорога на Хемод. Теперь хемодцы к нам только на своих челнах по реке добираются. Один раз, ирбенцы на Кутигурском торжище устроили большую драку, хорошо, что вовремя подоспела Калчу с Каганской хоругвью и навела порядок, иначе Агапий уже собирался стрелять по союзникам из камнеметов!
По всему выходило, что надо срочно возвращаться в Дарполь.
День отдыха для корнеевцев и две биремы с двумя лодиями двинулись в обратный путь! Поплыли напрямик на север и не прогадали – через двое суток непрерывной гребли вышли к северному берегу всего в двадцати верстах западнее Яика. Лодии как обычно отстали, ждать их не стали. Корней всю дорогу пытался состязаться с «Милидой» в скорости, но это у него плохо получалось – несмотря на заметную тяжеловесность постройки первой биремы, княжеские гребцы не давали себя обогнать. Так и вошли в устье реки: «Милида» чуть впереди, а «Калчу» на два корпуса позади.
Рыбья Кровь, стоя вместе с Афобией на носовой башенке, всматривался вперед.
– Рассмеши меня, – попросил он оруженосца, устав от ожидания.
– Лет двести назад в Константинополе Вселенский собор принял решение, что у женщин, как и у мужчин тоже есть душа, – ровным голосом произнес Афобий.
Дарник мгновение соображал, потом бешено, взахлеб захохотал.
Передние ряды гребцов даже сбились с ритма движения, оглядываюсь на носовую башенку. Князь, перегнувшись через ограждение, перевел им на словенский слова оруженосца, и громкий смех побежал по биреме, криво улыбались лишь несколько гребцов-ромеев, не понимая, что может быть смешного в решении Вселенского собора.
«Уж будет «курицам» подначка», – предвкушал Князьтархан.
Сначала показались хемодские острова-пашни с зеленеющими всходами пшеницы, ячменя, овса, проса, а также острова-пастбища со стадами коров, свиней, коз, отарами овец и косяками лошадей. За ними был уже и Хемод, три острова, слившиеся в трехтысячный город. Дарник совершенно забыв про ратайский разводной мост, направил бирему не в Малую, а в Большую протоку, и «Милида» едва не ткнулась носом в рукотворную переправу. Зато эта небрежность позволила увидеть, как мост разводится. По двум сторонам Большой протоки заработали лебедки, цепи натянулись, и две половины моста подобно большой двустворчатой двери стали расходиться в обе стороны вверх по течению. «А как же они обратно сходятся?» – удивленно спросил себя князь, не сразу сообразив, что назад поперек реки створки моста двигает само течение, а цепи от лебедок просто удерживают его потом в нужном положении.
На городской стене Хемода оббитой белым нержавеющим металлом и у кромки воды толпилось с полтысячи хемодцев, наблюдая за дарпольскими биремами.
– А вон и Ратай! – углядел глазастый Афобий. Узнать главного оружейника было мудрено, на нем был хемодский плащ из тонкого полотна и шапка с широкими краями, оберегающая от солнца. Причем он стоял не один, а с высокой светлорусой девушкой-аборичкой и принаряженной сорокалетней парой. Родители девушки, понял Дарник.
Когда левая створка моста была подтянута к самому берегу, Ратай вместе с тремя спутниками перешел на него и рукой показал, что хочет подняться на бирему.
– Еще чего! – возмутился Афобий. – Только нам его тещу и тестя катать по реке!
Рыбья Кровь сделал знак парусным морякам, те перебросили на мост «ворон», и Ратай, держа за руку молодку, перебрался на бирему. Отважный тесть тоже хотел ступить на узкий мостик, но теща не пустила. Несколько мгновений они под смех дарпольцев и хемодцев боролись друг с другом, потом тесть сдался и отступил назад.
– Ее зовут Юнда, – представил Ратай то ли жену, то ли еще невесту князю.
– А как же твой кутигурский гарем? – полюбопытствовал Афобий.
– После вашего Кятского похода ни одна в мою сторону уже и не смотрит, – беспечно отмахнулся чудо-мастер.
Юнда застенчиво отводила глаза от мужчин, зато с любопытством смотрела на пятерых рабынь, что с обретенными мужьями находились на биреме.
Пока плыли к Дарполю, Ратай рассказывал про хазарское посольство. Буним с тудуном привезли кятцам не менее тяжелые условия переселения в Хазарию, мол, хотим только самых богатых, грамотных и умелых и за большие деньги. Ясно стало, что на еще один пятисотверстный путь ни у кого из кятцев не осталось ни сил, ни желания, стало быть, придется им как-то обосновываться на Яике. Выяснилось также, что они не столь бедные, как о себе заявляли. И как только Агапий поместил их в левобережной Скобе, приставив мужчин и подростков копать рвы и каналы, тут же стали извлекаться из потайных мест драгоценности, золотые динары, мешочки с пряностями, серебряные блюда, отрезы шелка и хлопчатника, да и невесты внесли свою весомую толику. Словом, добрая четверть переселенцев сполна уже выплатила подати, наложенные князем, и изо всех сил рвется перебраться в Дарполь. Агапий пока их не пускает, ожидая решения князя.
За разговорами время бежало быстро, и скоро показался сам Дарполь.
Встречать биремы в Затон высыпала половина города – дальнее мореходство для большинства народа было еще чем-то необычным и геройским. Бросилась в глаза непревычная цветистость и разнообразие одежд дарпольцев – уже начиналась сказываться жизнь на перекрестке торговых путей и обретаемый частью горожан достаток. Впереди на самом видном месте стоял Агапий с хорунжими, рядом княгиня с Альдариком на руках и четыре «курицы». А вот и толстый тудун с Бунимом и полудюжиной охранников в круглых шлемах с султанами. Дарник выразительно посмотрел на Афобия, тот кивнул, мол, все понял.
Причал из досок на вбитых в воду столбах был рассчитан на одну бирему, поэтому вторая бирема и лодии причаливали, как могли. И лишь «Милида», как положено, канатами была притянута к краю причала, который на полтора аршина
