Снегирь

посланиями археологам будущего и даже забавные рулончики туалетной бумаги, похищенные в преимущественно общественных туалетах; аксессуары так и остались лежать в старинном сейфе, подаренном заботливым руководителем… 
    Теперь уже, напротив, казалось, что разрозненный набор событий прошлого совсем не хаотичен и, определённо, пронизан и причинно-следственными связями, и особым – глубинным смыслом! Всё в сознании Андрея внезапно сложилось в некое исполинское устройство, занявшее более тридцати лет и вытолкнувшее его, но не на это бесприютное поле и даже вовсе не в Донбасс, а к той самой маленькой бабульке, заблудившейся в новейших интерьерах Владивостока.   
    И когда чётко определилось направление для дальнейшего движения мыслей, хмурые тучи, видимо, не считаясь с потерями, ликвидировали солнечный прорыв, и мир до утра или навсегда погрузился во мглу и в отчаянье, не оставив утомлённому сознанию воина надежды на дальнейшее сосредоточение, и оно потеряло-таки стезю, обретённую с такими муками.
    Дядьке от отчаянья захотелось взвыть, но в следующее мгновение – совершенно не к месту! – вспомнился  советский документальный фильм, предназначенный, как бы сейчас сказали, для пропаганды. В нём честным труженикам страны Советов, для возведения чего-то грандиозного в дебрях зимней тайги и под таким же серым небом, требовалось убрать нечто лишнее. Для этого они заложили взрывчатку, протянули провода, спрятались, а диктор за кадром почему-то торжественным голосом вёл обратный отсчёт… И вот вместо взрыва на фоне строителей светлого будущего опять всплыло морщинистое лицо старушки, отблагодарившей его за услугу миниатюрной шоколадкой «Алёнка». Тогда нехитрую сладость не хотелось выпускать из ладони – она почему-то казалась очень значимой, достойным вознаграждением за никчёмную любезность.
    Задумавшись, Андрей в тот день, поминутно силясь втиснуться в годами выверенный ритм, всё же купил пинетки у улыбчивой пенсионерки-волшебницы и тут же попытался избавиться от них, оставив на ближайшей лавочке, но, пройдя шагов десять, вспомнил про сотрудницу, у которой недавно народилась внучка, вернулся и забрал, действительно, искусное рукоделие. Подарок работнице понравился до чрезвычайности, а с ним и внимание интересного мужчины, с которым она попыталась тут же расплатиться, поинтересовавшись стоимостью самоделок. Опытный коммерсант мог бы сделал наценку, но мысль о перепродаже то ли носочков, то ли ботиков отчего-то показалась кощунственной, и он отказался от денег совсем, дивясь самому себе. Нет, дядька не отличался повышенной меркантильностью, но и никогда ранее не совершал бессмысленных поступков – акт мелкой спекуляции хоть как-то мог реабилитировать собственное неадекватность поведение, но нет же, и этого не случилось!     
    Впоследствии, естественно, происшествие забылось, затёрлось о шероховатости неотложного и необходимого, лишь шоколадка в кармане напоминала о чём-то, что требовало продолжения. А ещё мужчина сам не съедал подарок и не хотел его отдавать ни дома, ни на работе – гостинцу чётко определили адресата и он был через пару недель доставлен матушке с рассказом о происхождении. Старая женщина сразу же оценила значение нехитрой сладости, а ещё поведала историю супругу, который, будучи в прошлом токарем и коммунистом в третьем поколении, безапелляционно заявил: 
– Видишь, мать, какого достойного члена общества мы воспитали! Жаль, что в наше время таких товарищей в среде руководства не было, не распался бы ни Союз, ни социализм, – и опять погрузился в чтение буржуазной прессы.
    Но на этом образ пенсионерки, значительно истончившись, таки не покинул Андрея окончательно, он скреб зачем-то сознание, пытаясь акцентировать внимание менеджера среднего звена на значимости его поступка, который в повседневности и выеденного яйца бы не стоил! А тут такая назойливость, которая, между прочим, обосновалась на совокупности внутренних ощущений явно положительной направленности, безапелляционно утверждавших новый для мужчины постулат, гласящий о наличии у него обязательств, связанных не только с родимым семейством или таким же предприятием, но и в отношении, как минимум, людей, говорящих с ним на одном языке. И эта идея ему понравилась совершенно точно, а ещё её было приятно смаковать перед самым сном, обнявши за талию свою собственную женщину!
    Результатом всех этих самолюбований и прочих патетических переживаний стал поиск волонтёров, опекающих избытками душевного тепла и чьих-то денег обширный класс неимущих сограждан. Болезных в доступной сети интернета оказалось так много, что от числа их не только разбегались глаза, но ещё складывалось впечатление, будто они присутствуют, как минимум, за каждым углом, ну, уж точно у каждого банкомата с тугими пачками банкнот. После пары-тройки звонков дядечку пригласили на участие в кормлении местной братии бродяжек, бомжей и прочих деклассированных элементов. Ещё как-то была раздача поношенных, но крепких и, очевидно, стираных вещей и поход в детский дом на утренник, где около двух десятков бесхозных детишек один за другим норовили утащить в свой уголок любого свободного взрослого, авансом провозглашая того то мамой, то папой. Одна молодая барышня, студентка видимо, от души разрыдалась, при виде такой детской непосредственности и бесприютности, а державшая её за руку девчушка, решив, что дело сделано, побежала собирать игрушки для последующего переселения в рай душевности и уюта. Когда же выяснилось, что дяди и тёти совсем не планируют никого забирать, а явились в заведение то ли подразнить разношёрстую мелюзгу, то ли успокоить свою слезливую совесть, начался одновременный плачь половины воспитанников. Та самая малышка, сходившая уже за своими скудными пожитками, сообразив, что и ей мало что светит, попыталась всё же подкупить предполагаемую маманьку розовым рюкзачком со смешной заячьей мордашкой, но затея не удалась – девушка взятку не приняла и от дочки такой отказалась. 
    Были ещё поиски кота и поиски старушки, которую всё же удалось найти – обнаружить у одинокого дедушки, которого, как выяснилось, та любила всю жизнь, но только сейчас отважилась вторгнуться в приватность уже вдовца. Однако, гуманитарный период пособника эксплуататора длился всё же недолго! Эпопея закончилась в день, когда во время раздачи пищи на каком-то пустыре, их атаковала шайка беззлобных, юных мажоров, влетевших на площадку с нарочито чудовищной скоростью на пафосных мотоциклах. Они, гарцуя на ревущих аппаратах, гогоча от души и гикая, кружили вокруг нехитрого стола с термосами двумя встречными вереницами и обстреливали из пейнтбольного оружия нищенствующих и их кормильцев. Безоружные люди, не ожидавшие подобных вспышек общественного внимания, в первый момент оторопели, но когда краска, без всяких шуток, как минимум, неприятно захлестала по открытым частям тела, народ, от греха подальше, стал разбегаться! Вслед бомжам полетели и очереди зарядов, а ещё и пинки от граждан Российской Федерации, изъяснявшихся на русском языке без всяких акцентов.
    Андрей также, не особо задумываясь, ретировался с места ристалища, и, кстати, его совсем не самый простой автомобиль нападавшие не тронули как и пощадили владельца, возможно, причислив того к своей когорте, к числу личностей сноровистых и успешных. Он же, сбежав, отправился зачем-то в ресторан, расположенный в центре и славившийся явной предвзятостью аристократических цен и, видимо, от того малым числом посетителей, что импонировало тихим состоятельным парочкам и задумчивым бизнесменам. Мужчина заказал у модельной официантки приличных размеров стейк, естественно, из мраморной говядины, нарезку из тропических фруктов, салат на основе даров моря и полбутылки самой дорогой водки. Будущий доброволец правильное мясо отрезал предельно маленькими кусочками, окунал их в дежурный соус, пережёвывал и уже после отпивал понемногу из рюмки напиток, имевшийся не во всех магазинах, но располагавшийся исключительно на полках с товаром для демонстративного потребления. Однако, неспешное смакование добротной еды в замечательных и удобных интерьерах никоем образом не урезонило чувство стыда, возникшее совсем не от того, что не смог или не захотел дать отпор великовозрастным хамам; к досадному состоянию, видимо, от паров алкоголя прибавился ещё и страх – страх быть опознанным в ходе раздачи скудной пищи малоимущим. В него же никто не стрелял и даже не пытался, что может говорить о присутствии средь нападавших, например, сына кого-нибудь из друзей, сослуживцев, да и некоторые из молодых коллег также относили себя к бесшабашным байкерам. 
    Перед одиноким застольем пропахшую куриным варевом и прогорклым маслом куртку, Христа подальше, пришлось выкинуть в урну где-то у входа, а ещё, уже дома, он около часа бездумно лежал в ванне с горячей водой, после чего, не прикасаясь к мылу, вытерся и отправился допивать виски и коньяк, оставшиеся после недавней посиделки. Супруга пару раз заглядывала на кухню, что-то попыталась выяснить, но, в конце концов, на глаз определив значимость и степень опьянения своего мужчины, спокойно отправилась спать; разобранный и застеленный в зале диван дожидался ненужного в эту ночь ссуженного. А у дядьки в потемках, да ещё и без талии родной женщины, а также с изрядно захмелевшей головой, случилась огромная логическая точка в душевных метаниях средь дивного и такого противоречивого русского мира.     
*    *    *
    Давешняя захудалая сука от нетерпения и от распоясавшегося ветра тихонько поскуливала, всё плотнее прижимая к пузу хвост, маячивший бесприютно меж задними лапами. Изголодавшееся животное уже бы давно попытало счастье в схватке с обессиленным подранком, запах крови которого ощущался вполне отчётливо – он то и вызывал спазмы в пустом желудке, а также поток тягучей слюны, которую приходилось поминутно слизывать с заиндевевшей морды. Да, она бы ринулась из последних сил в надежде на удачу и на своего пёсьего бога, но человек ещё достаточно активно жестикулировал, двигал головой и о чём-то почти в голос говорил, обращаясь к неведомому собеседнику. Но главное и самое опасное, по мнению псины, заключалось в финке – её зеркальный клинок опытный боец постоянно демонстрировал окружающему миру, перекладывая из руки в руку. Чем чреват стальной клинок, в деревнях известно каждому от рождения.   
    И Андрей слышал тихие скулёж и стенания отвратительной бродяжки, а ещё он осознавал, чего такого ждёт возле него непотребная тварь из числа записных друзей человеческих, кстати, не особо впечатлённая поднявшимся к ночи ветром. Однако сделать ослабевший боец ничего не мог, и двигаться в сторону дороги ещё не пришло время – за полем, очевидно, присматривали, запустив с момента наступления сумерек уже вторую осветительную ракету. Доброволец с большим удовольствием поменял бы соседство с голодной собакой на саркастический скрип и щебет задорного снегиря, уснувшего уже, видимо, где-то в тепле чердака одного из домов ближайшего селения.   
    Ситуация,