БАНКА ДЛЯ УРИНЫ

говорит прыщавый и обращается к своим дружкам. – Правда, пацаны? С такими легко работать». Те ржут, кулаки сжимают-разжимают, плечами поводят, головами вертят, разминаются, будто перед боем. Подходит прыщавый ко мне, хлопает по плечу, так, по свойски: «А сколько не жалко для сохранения родной природы». Лезет пальцами в нагрудный карман рубашки и вынимает тонну «баксов». Пересчитывает: «И щедрые мне тоже нравятся. Вот, ты уедешь. А мы с пацанами забуримся в кафешку какую-нибудь придорожную и почтим память Александра Сергеича. Тебе же денег не жалко?» Отвечаю вдруг севшим голосом: «Нет». Прыщавый ёрничает: «Не слышу». Громко, с хрипом кричу: «Не жалко!» Ржут кобели мускулистые. Издеваются. Прыщавый снова с расспросами: «Может у тебя в кабине ещё что припрятано?» - «Три тыщи рублей в бардачке». – «Не, дядя, «деревянные» оставь себе, - говорит прыщавый. – Этого добра, - он обводит рукой лес, - навалом и запомни дядя нашу доброту, любителей флоры и фауны родной Смоленщины». – «Запомню». – «Вот и ладушки, - прыщавого понесло, - зачем нам, скромным бессеребренникам, чужие деньги, правда, парни? – смотрит он на своих бугаёв, те от смеха давятся, - мы работаем не за деньги, на общественных началах. Раз ты покусился на зелень леса, - развивает прыщавый мысль, - то и рассчитался «зеленью». Справедливо?» - «Конечно», - отвечаю ему. Тут снова прыщавый хлопает меня по плечу, затем обнимает: «Только честно, дядя, без обид? Если нет, то я же мучиться буду. Совесть не даст уснуть ночью. Всё буду думать, что поступил с тобой несправедливо». – «Пусть вас совесть не мучает, - говорю прыщавому. – Всё по совести. Можно я поеду? работа ждёт». Обращается прыщавый к друзьям: «Как думаете, можно ему ехать? Я думаю, можно. Если работа ждёт. Пусть едет. Езжай, дядя!» Благословляет он меня. «И вот ещё что…» Сердце бух в пятки. «Что?» Прыщавый указывает рукой: «Застегни ширинку, дядя, всё-таки в лесу, где творил великий поэт, находишься». Иду к машине, на ходу ширинку застёгиваю. Пальцы дрожат. В спину голос: «Стоять, дядя!» Душа едва вон из тела не выпорхнула, думаю, что ему ещё надо. Останавливаюсь. Ко мне приближаются эти великовозрастные юннаты. Прыщавый протягивает мне банку. «Держи, дядя, и помни мою доброту. Что растерялся, думаешь, зачем тебе банка? Для урины. Слово такое умное есть. Будешь в неё отливать в пути, чтобы денежки на ветер не бросать. Понимать должен, делаю я это себе и своим братанам в убыток, но ты мне понравился. Захотелось тебе доброе дело сделать. Денег не верну. Ушли в кассу. Сам в курсе, сколько отморозков на дорогах промышляет. Мы по сравнению с ними – работники красного креста и полумесяца». Беру банку, не заставлять же ждать, вдруг ещё, что взбредёт в голову этому размороженному отморозку. «Ну, так я пойду?» Прыщавый машет рукой: «Валяй!» Едва на пару шагов отошёл, снова окрик: «Погоди-ка, дядя!» Спина напряглась, думаю, что тебе ещё нужно, гад прыщавый. Он подбегает: «Погоди, дядя. Дай банку. Не боись, не отбираю дареное. Оставлю тебе автограф на ней, чтобы знал, кому спасибо говорить и свечку в церкви ставить да детишкам-внукам своим моё светлое простое русское имя сказать». Открывает рот, - и тут до меня дошло, что мне в глаза лучики отражало, - вынимает золотую коронку с бриллиантом и давай им черкать по стеклу. Кто-то из его друзей ему кричит: «Ёрш, благодетель, блин, долбанный, харе автографами разбрасываться!» В голове моей: «Ёрш! Уж не Егорки ли Ершова сын!» Прыщавый кричит в ответ: «Не мешай, бля, работа по стеклу кропотливая!» Обращаюсь к прыщавому: «Егор Ершов не отцом ли тебе приходится?» Отрывается прыщавый от работы, аж язык высунул, так старается: «Он самый мой батяня и есть, Егор Емельяныч Ершов. Я Юрец, младшой сын, наследник. А ты с ним знаком, что ли». – «Служили вместе, можно сказать, однополчане». Юрец что-то почиркал бриллиантом на банке, посмотрел на солнце, оставался доволен работой. «Видишь, дядя, как тебе несказанно повезло. Жизнь тебе, получается, я спас, банку для урины подарил, чтобы больше денежки в дороге не раздавал направо да налево. Не ожидал ты такого. Согласись или ожидал? Ездил по длинным дорогам и думал, как бы мне сынка моего однополчанина повстречать». Юрец остротами сыплет, друзья его ржут, бесплатное представление им, сукам. «А меня не надо звать, я сам прихожу, когда по делу, когда запросто так, от безделья». – «Знал бы Егор, чем ты занимаешься…» - «Так он знает». – «И что». – «Поначалу нотации читал. Мать уговаривала образумиться. Теперь привыкли». Юрец посмотрел на свою работу. Что-то подкорректировал бриллиантом. «Держи, однополчанин батин. Кстати, увижу, от кого ему привет передать?» Назвался я и пока они были в прекрасном расположении духа, быстренько смотался. С той поры банка всегда была со мной, куда ни поеду, её в первую очередь в кабину ставлю. Приспичит, крышку свинчу, отолью, и дальше. На остановке, где все дальнобойщики собираются. Вылью содержимое, ополосну. Снова готова. Видишь, Стёпа, какими бывают ещё раритеты. Обычная банка приспособленная для сбора урины, - сам бы я никогда до такого не догадался, - а сколько нервов да денег сберегла,  бог весть. Да и жизнь, уверен, тоже. Могло так получиться, что не дожил бы до своих нынешних лет и внуков не нянчил.
    Степан взял банку. Присмотрелся на просвет. Точно, на ней написано тоненькими полосками: Юрец Ершов, год, роспись и текст «Батиному однополчанину от его сына».
    - Долго хранить будете, дядя Яша, эту банку?
    - Пока костлявая не придёт, а там уж как сложится.
    - Как сложилась судьба Юрца, знаете?
    - Полгода-год спустя после того события получил письмо от Егора. Среди прочих новостей сообщил он о встрече со мной сына, погоревал, что сын вырос не в пример ему. Через неделю пришло ещё письмо. В нём Егор сообщил, что Юрка пропал. Искали его долго. Не нашли. Вот такая разная судьба у всех сложилась. Я живу. Банка с автографом Юрца цела. Его нет.

                                                                                                        9 июля 2021г.