БАНКА ДЛЯ УРИНЫ

воскликнул он точно также как и Зина, увидев караван из слоников на полке. – У моих родителей… в моём детстве… хорошо помню, они в таком же порядке стояли на полке в серванте.
    Степан снял с полки кожаный прямоугольный кофр.
    - Посмотрите на это, - он открыл кофр.
    - Видеокамера.
    - В самом старом исполнении. Крутишь ручку. Снимаешь.
    Дядя Яша вытащил камеру.
    - Кварц. 2х85 – 1М.  – Прочитал название и серийный номер. – Где взял, не интересуюсь. Всё на той же городской свалке. И так понятно.   
    - Не надо иронизировать, - почти смутился Степан. – Кое-что нахожу. Кое-какие предметы покупаю, вымениваю. Есть добрые люди. Просто дарят.
    - Хотелось бы посмотреть на ту охмурённую тобой стройняшечку с карими глазками и осиной талией, - усмехнулся дядя Яша.
    - Вовсе она не стройняшка. Я бы сказал: пышечка.
    - Аппетитная?
    - Выше меры. Предложил продать. Она выдвинула своё условие.
    - Погоди, угадаю.
    - Прошу без спиритических фокусов. Что бы, то было. Ну, освежили с ней свои припылённые временем эротические воспоминания. За то какой экземпляр у меня теперь есть! Просто загляденье! Сколько таких камер осталось в целости, можете сказать? Нет? то-то!
    С удовольствием и любопытством мальчишки дядя Яша рассмотрел содержимое кофра: набор светофильтром. Линз, больших и маленьких. Сменных объективов. Потряс круглые алюминиевые коробочки. «Плёнка?» - «Да». – «Не вскрывал?» - «Нет». – «Молодец!»
    - Сколько бы ни заплатил…
    - Повторюсь, это подарок.
    - … через пяток лет, – продолжил дядя Яша, - будет дороже стоить.
    После этих слов перевёл взгляд на полки с книгами. Тут уже старался Степан отвечать на вопросы. Они не отличались от тех, что задавала Зина; только дядя Яша въедливо вдавался в подробности, где купил, у кого приобрёл, год выпуска книги, журнала, газеты. Уселся на кожаное кресло за столом, включил настольную лампу под зелёным абажуром.             
    - Стол с креслом и лампой купил…
    - … у одной вдовы, знаменитого на весь город архитектора, - закончил Степан.
    - Знаю его, - с видом знатока сказал дядя Яша. – Как-то перевозил ему мебель из магазина. Мастер был выпить. Каких только у него на тот момент импортных напитков не было! Глаза разбежались. А он говорит, пейте, друг, дегустируйте, составьте компанию. Ну, мы тогда до синих чёртиков и надегустировались. Два дня в себя приходил. Влёжку на диване. Ничего не помню! Во было время!
    - Это поправимо, - напустил дыму Степан. – Оцените мои рюмочки.
    Степан вынул из простенькой деревянной шкатулки два штофа.
    - Обратите внимание, дядя Яша: резервуар для жидкости из зелёного стекла, основание из белого. Этот набор был изготовлен для какого-то купца в единственном экземпляре в количестве двенадцати единиц. До нашего времени уцелели два. И они – мои!
    - Молодчина! – похвалил дядя Яша и судорожно глотнул. – Вот бы нам из них водочки попить. Прикоснуться к культуре пития прошлого века.
    - Отчего бы и не прикоснуться, - пожал плечами хозяин коллекции. – Всё показал. Если у вас нет медицинских или прочих противопоказаний…
    - Нету! – категорично перебил дядя Яша.
    - Тогда прошу в залу. Захвачу штофы. Перелью водку в графин, из него она вкуснее пьётся. Да и насчёт закусочки покумекаю. В общем, чем богаты…
    - Правильно, - усевшись на диван прокомментировал слова Степана дядя Яша. – Кабинет для торжества души. А для торжества плоти – зал!

    Когда опустел графин. Когда уныло замолчали весело певшие штофы, когда была съедена скромная закуска, в основном из консервов, и когда перешли к кофе, дядя Яша вдруг проронил:
    - У меня, Стёпа, тоже есть одна очень ценная вещь. Можно сказать – раритет.
    Язык у него от выпитого заплетался, да и сам он смотрелся немного карикатурно с всклокоченными волосами.
    - Очень он мне дорог… И дорого достался…
    Дядя Яша закрыл глаза и помахал пальцем.
    - Я не сплю. Собираюсь с мыслями.   
    Внезапно с загадочно-улыбчивым лицом дядя Яша встал.
    - Пойдём! – скомандовал он.
    - Куда?
    - Ко мне, Стёпа. Никому никогда не показывал и истории этой не рассказывал, думал и не расскажу. Да вот ишь ты, разволновал ты меня своей коллекцией.
    Пока спускались по лестнице, Степан допытывал соседа: «Вещь объёмная?» - «Увидишь». – «Старинная?» - «Говорю же: увидишь».
    Они быстро спустились на первый этаж. Дверь была приоткрыта.
    - Моя на даче. Не приехала. Это к лучшему. Никто не помешает. Заходи.
    Степан сунулся на кухню.
    - В зал! – прогремела команда. – Я сейчас.
    Мыли в голове Степана, вертелись по поводу загадочного раритета соседа, но чтобы можно было его представить вещью в объёме даже в цвете, не получалось. Мешало отсутствие исходных данных.
    В кладовке слышалась возня. Стук предметов. Звон металлической посуды.
    - Нашёл! – огласил воздух радостный крик дяди Яши, и он ввернулся в зал, держа в руках…
    Поначалу Степан подумал, что это розыгрыш. В руках соседа была обычная литровая стеклянная банка с закручивающейся крышкой без этикетки. За годы жизни он этих банок перевидал и передержал в руках немыслимое количество. «Вот, нашёл чем удивить», - подумал он, но вида не подал. Даже немного привстал с дивана, чтобы рассмотреть, что же такого интересного в руках хозяина квартиры, дяди Яши. Сосед был серьёзен, как палка о двух концах с металлическим острым наконечником. Он не обратил внимания на реакцию соседа-коллекционера. На его совсем не скрытую иронию. Смех повисший на ресницах.
    - Смотри!
    Степан кивнул.
    - Вижу: банка.
    - Не простая банка.
    - Золотая, что ли…
    - Банка для урины.
    - Для урины?
    Дядя Яша будто и не видел Степана и не слышал его вопроса.
    - Ей почти сорок. И она мне однажды спасла жизнь.
    - Банка для урины?!
    - Да.
    - Обыкновенная банка для урины спасла жизнь?!
    Дядя Яша повертел банку в руках, пропустив мимо ушей очередной вопрос с подколкой.
    - Банка с автографом.
    - Чьим? – Степан протянул руку к банке.
    Сосед аккуратненько отвёл банку в сторону.
    - Всё по порядку, Стёпа. Я выслушал твою одиссею приобретённых вещей. Настал твой черёд выслушать меня.
    Степан улёгся на спинку дивана. В открытое окно задувал летний знойный ветерок, надувал шторы пузырями, летал, теряя перья жары по комнате.
    - Итак, - сказал Степан. – Я весь во внимании.

    Своё откровение дядя Яша начал издалека. Чуть ли не со времён тогдашнего президента СССР, отца Перестройки, его сразу заклеймили в народе Мишка-меченый из-за характерной отметки, родимого пятна на голове. Будучи взрослым, на момент распада страны Степану исполнилось двадцать лет, он знал не понаслышке о тех «весёлых временах». Знал о рэкете, самому сталкиваться не приходилось; дружок-одноклассник Геша Шестов, он именовал себя хозяином жизни, носил малиновый пиджак и прочие принадлежности к новой касте, звал к себе в команду рэкетиров. «Стёпа, - рекрутировал он друга, - ты только пойми, какие перед тобой открываются радужные перспективы, какая радостная и весёлая жизнь тебя ожидает впереди. Мы ведь не бандиты, мы просто просим делиться с нами противозаконно заработанными средствами, основанными на жульничестве и прочей хитрой дребедени». Степан отказался, он ответил другу-рэкетиру, что с ним согласен, жизнь яркая и весёлая, да уж больно короткая и оказался прав. Гешу с его командой, этих российских Робин Гудов, годом позже наказали свои же коллеги по романтическому ремеслу раздела денег, заподозрив Гешу со компанией в крысятничестве, сказали что они утаили от «общества» энную сумму в рублях Американских Штатов. Наказали Гешу с компанией оригинально: искромсали в мелкие клочья американские рубли и набили ими глотки виновных, чтобы они наелись деньгами досыта. После того, как виновные прекратили активное дыхание, им показательно для других крупными зарядами на лоб приклеили по контрольной американской купюре. Из газет и по слухам Стёпа знал о творимом в городе беспределе. На какие хитрости шли бизнесмены, пытаясь отговориться от навязываемых им «крыш». Что творилось на бесконечных дорогах некогда просторной, но в одночасье вдруг кастрированной стране, о разгуле обнаглевших от безнаказанности всяких рэкетменов-бандитов и обычных уголовников, о появившейся крепкой смычке не города с деревней, а сотрудников внутренних органов с преступным элементом. Об этом писалось и со всех экранов телевизоров лились жуткие кадры с расправой. Бродили из уст в уста, обрастая подробностями страшные истории. Это были поверхностные знания о криминале, будто жил он в параллельном мире, не имеющем с тем никаких точек соприкосновения.
    Поэтому почти ностальгическое вступление дяди Яши он почти пропустил мимо ушей, стараясь оставаться внимательным слушателем, внимающим каждому слову рассказчика; изредка вставлял реплики типа: «Да-да, конечно!» или «Иначе-то никак!» или «Чистая правда!»
    Разницу между сопливыми ностальжи и жестокой правдой-маткой рассказа он почувствовал сразу и, что называется, сделал стойку, чуть ли не начал прядать ушами от усердия; афедроном почувствовал, сейчас начнётся. Пусть и с небольшой предысторией.
    - Едва пошла мода ИП и прочие индивидуальности, наше АТП сразу перепрофилировали, дали модное название ООО «Модуль-плюс инкорпорейтед». Новый хозяин Толик Сермяжный, до того он был обычным средненьким авто-слесарем, пригласил весь коллектив и заявил напрямую, мол, так и так, предприятие модернизируется. Старые кадры хорошо, но как в любом новом деле нужна новая кровь. Поэтому, мужики, без обид, всем писать заявление по собственному желанию. Жду через полчаса в своём кабинете. Потянулись хмурые ручейки работяг-водил с листочками к Толяну, точнее Анатолию Семёновичу. Выходили с серыми лицами и шли в бухгалтерию. Я как ни оттягивал приятный в кавычках момент. Но всё же дошла очередь и до меня. Ждал с тяжёлым сердцем, ведь это была отличная возможность отомстить мне, отыграться за все, что он от меня претерпел за своё наплевательское отношение к делу, за халатность, за работу спустя рукава. Иллюзии оставил за порогом. Вхожу в кабинет. Кладу на стол заявление. Стою. Жду. Берёт Толик моё заявление, надевает очки в большой оправе. Раньше он их не носил, а сейчас, видать, для солидности напялил. Минута проходит. Две. Третья заканчивается. Я смотрю на напольные часы с боем, они остались от прежнего руководства, наградили ими за успехи в социалистическом соревновании, даже медная табличка с надписью сохранилась, как стрелочки время моё съедают с акульим аппетитом. А Толик всё вчитывается в заявление, будто вдруг забыл буквы и вспоминает, как они выглядят. Кхекаю в кулак. Напоминаю о себе. Он мне говорит: «Я не забыл, Яша, про тебя, жди. Принимаю решение». Меня прорвало: «Чего ждать! Ты, Толик, вона, всех поувольнял одним росчерком своего «Паркера»! со стороны принял новеньких! Не тяни резину, подписывай и я пойду!» Толик снимает очки, важно так трёт переносицу: «Не спеши и горло не дери, Яша! Человек я совестливый и справедливый. И совсем не злопамятный, как можешь гадать. Думаешь, забыл, как ты меня песочил и в хвост и в гриву? За дело фитиль вставлял. Помню всё: и хорошее и плохое. Спасибо