Семейные ценности 1часть

мамочка. – Теперь все лишатся разума, и будут ждать Конца Света.
- Ну, что за глупости! – возразил папочка. – Пропажа Предсказания еще ничего не означает.
- Нет, - грустно отозвалась она, - означает и очень многое. Все подумают, что кто-то ищет способ вернуть Его. И еще подумают, что к этому причастны Благородные Дома.
- Глупости, - голос папочки прозвучал неуверенно. Айсберг собственного превосходства подтаивал по краям.
- Сам увидишь, как выйдешь на улицу, - мрачно напророчила мамочка.
Я задумалась. Если она права, то дело принимает нешуточный оборот. Как же поступить?

Примерку назначили на полдень, и я вышла из дома за два часа до нее, собираясь немного прогуляться, пока полуденное солнце не превратило город в адское пекло. Меня отпустили с репетиции. Впервые за долгое время никуда не нужно было опаздывать. Я избрала кружную дорогу, чтобы очутиться на площади Страстей не слишком рано, и, покинув наш квартал, оказалась на соседних улицах.
Дома здесь стояли теснее и были не такими просторными, а краски словно поблекли: белый не так ослепителен, красный не столь насыщен, голубой не слишком нежен. Мне говорили, что есть улицы, где люди ютятся в тесных квартирках, в которых не у каждого есть своя комната, не говоря уже о ванной и гардеробной. Говорили, что в школе учатся несколько ребят, которые живут в таких невыносимых условиях. Не знаю, верить или нет этим слухам. Я читала, как раньше устраивали публичную казнь для волшебников. Приговоренного сажали в клетку и выставляли на рыночной площади, где днем и ночью толкутся люди. Что же вы думаете? Волшебник сходил с ума дня через три-четыре, а потом погибал.
Я выбрала длинную дорогу еще потому, что хотелось самой убедиться в словах мамочки, и повсюду находилось подтверждение ее правоты. Люди в подворотнях что-то горячо обсуждали, размахивая руками и свежими газетами, а меня провожали острыми взглядами. Ведь они знали, что я из Благородного Дома Чорен.
«Вот, Мариша, - сказала я себе, - настают трудные времена, когда тебя постараются задеть или обидеть. Нужно быть выше этого, идти своим путем до конца». Хорошо. Вот только про «путь» что-то не понятно. Ничегошеньки-то о нем не знаю. Спросить бы папочку: куда он  ведет нас?
В этаком философском настроении я добралась до площади Страстей. Здесь, несмотря на ранний час, царило оживление. Тут и там сбились группки людей, кто-то ходил от одних к другим, кто-то спорил, кто-то звал всех в Ратушу. В общем, атмосфера накалилась задолго до полудня. Издалека я заметила папочку и рядом с ним Чорта. Они стояли с кузенами, дядьями и прочими родственниками, то есть, в окружении благородных семей Зачарованного Острова. Людское море шумело и плескалось внизу, не смея захлестнуть их. Они выглядели очень…  рафинированно. Особенно Чорт. Выражение «чертовски хорош собой» возникло не случайно – Чорт - наше родовое имя.
Ах, как жаль, что он мне брат…
Впрочем…  бывали случаи…
Тут я увидела в толпе Победу. По ее имени не сложно догадаться, что корни этого древа не глубоки. Она была из тех волшебников, которых наши старые фамилии называли «новыми». В ходе одной из опустошительных войн было перебито почти все население Острова. И когда волшебники увидели, что Зачарованный Остров лежит в руинах, и можешь бродить целый день по дорогам, но не встретишь живого, тогда они восполнили убыль детьми из Большого Мира, обладающими магическими способностями. А выживших в той войне назвали «Благородные дома».
- Чудесное утро, не так ли? – вежливо поздоровалась я. – Отчего ты так бледна? Ты нездорова?
Победа посмотрела на меня долгим взглядом.
- Я прекрасно себя чувствую, - наконец ответила она.
- Ах, нет, дорогая, ты бледна. Это оттого, что ты много времени тратишь на чтение. Но я, как и все другие в нашей семье, прекрасно понимаю честолюбивые желания ближнего. Не хочется остаться на втором, простейшем уровне волшебства только потому, что твоя мать из простецов. Впрочем, она очень мила.
И снова долгий взгляд. Еще немного, и она овладеет в совершенстве, как моя мамочка, этим искусством. Такие Взгляды творили чудеса, особенно с человеком не подготовленным. Они заставляли клясться в вечной любви, бросать весь мир к ногам, и даже Чоренов жениться. Что ж, это поможет ей выжить среди волшебников. Бедняжка! Ее отец промахнулся с женитьбой. Думаю, он уже раскаялся в своем выборе. Ведь ничто в другом человеке не отталкивает так сильно, как отсутствие талантов, и дети, опять же, страдают. Таланты волшебника передаются им ополовиненными, что, конечно, снижает их социальный статус.
- Твои родственники собрались на другом конце площади, – сказала она холодно. А вот это ей не удается, необходимо ежедневно тренироваться, чтобы довести ледяные нотки в голосе до хрустального звона.
- Не знала, что папочка купил ту половину площади, - пожала плечами я. – Или твой папочка купил эту половину? Что же он заложил? Надеюсь, вам не придется жить на улице или, еще хуже, в этих ужасных многоквартирных каморках. Запах от них отвратительный и въедливый, нам приходиться закрывать окна, когда ветер дует с той стороны.
Победа смерила меня взглядом, который прожег бы дырку в другом, но я, закаленная с детства, осталась невредима. После этого она отошла от меня молча. Совершенно точно, у нее прекрасные задатки.
Я в самом благодушном настроении после этой разминки поднялась на колокольню. Здесь всегда дует ветер и прохладно. Две парочки влюбленных, устроившиеся на разных концах смотровой площадки, встретили меня неприязненно –  их уединение потревожили.
Впрочем, это все равно. Я облокотилась на перила и огляделась вокруг. Остров, со всеми лугами, лесами, заплатками огородов, аккуратненькими деревенскими коттеджами, полоской синего моря на западе и белыми заснеженными пиками гор на севере, и город под ногами с неровными квадратами кварталов, кривыми улочками, белыми бусинами особняков – все это лежало внизу как на ладони, казалось, только протяни руку и возьми. Я закрыла глаза, отгоняя невольные, но заманчивые и не образы, и не намеки, и не воспоминания, во всяком случае, не мои воспоминания. Наследственность, как говорит папочка, наследственность. И она вопила, приказывая выбраться на конус крыши, увидеть мир, лежащий в чаше горизонтов, и выпить его хотя бы глазами. Этому зову я не могла противиться. По ужасно шаткой лестнице я влезла на крышу колокольни, и едва не сорвалась вниз – обветшалая черепица выскользнула прямо из-под ног. Я проследила за ней. Долго, бесконечно долго падала она и, столкнувшись с землей, рассыпалась в пыль, точно созданная для жизни в небе. Жутко поучительно для тех, кто умеет видеть во всем уроки, так поучительно, что даже коленки стали ватными. Я спустилась обратно, хватаясь за ненадежные скобы, и перевела дух на площадке. Здесь, по крайней мере, твердый пол.
Пора было на примерку. Мадам Фифа занимала дом недалеко от площади Страстей, и у меня должно хватить времени, чтобы вдоволь насидеться в ее тесной приемной, насладиться запахом плохо проветриваемого помещения и пыльных бархатных гардин. Я толкнула дверцу на лестницу, но она не поддалась. Я в недоумении остановилась.
- Кто запер дверь?!
Стрелки часов в два раза ускорили свой ход.
- Никто, - был ответ. – Она открыта.
- Неужели?! Попробуй!
Молодой, незнакомый мне человек попробовал. Дверь даже не шелохнулась. Удивленный, он обернулся к своей подружке, на лице которой отпечаталась растерянность. Вторая парочка присоединилась к нам. И тот молодой человек попробовал свои силы.
- Она заперта с той стороны, – сказал он.
- Всем понятно, что не с этой, - ответила я. – Но кто нас запер здесь и зачем? Кто-нибудь поднимался на площадку, пока я была на крыше?
Они покачали головами. Получается, либо сторож впал в маразм окончательно, либо дверь заперли с намерением кого-то задержать тут. Внутренний голос шепнул, что враг хочет испортить жизнь именно мне, и даже назвал имя этого врага – Победа.
Мы оказались в нелепейшем положении. Естественно, каждый попробовал отпереть упрямую дверь с помощью волшебства, но запор удерживало неведомое заклятье.
А самое неприятное то, что облик переменить было нельзя. Неписанный закон запрещал перекидываться, если рядом имелся свидетель, даже угроза жизни являлась слабым оправданием. Это было хуже, чем неприлично почесаться в обществе, хуже, чем раздеться донага на площади в базарный день, хуже, чем придти в джинсах на  бал. Это значило стать для всех стеклянным, невидимым. Это значило потерять свое место, быть изгнанным с Острова. Никто уже не помнил и не знал, откуда взялся этот суровый закон, но следовали ему ревностно. Один из молодых людей улыбнулся мне застенчивой, понимающей улыбкой. Кажется, он тоже анимаг. Хотя вскоре выяснилось, что и перемена облика мало помогла бы нам. Пока мы кричали и размахивали руками, к колокольне подлетела ворона с тем рассеянным видом, с каким возвращаются домой по знакомой дороге. Но в нескольких метрах от купола, ее вдруг отшвырнуло назад, она бестолково замахала крыльями, изумленно каркнула и закувыркалась вниз.  Мы проследили за ее падением до самой земли.
Отлично! После такого говорить о случайности не приходилось. Западня имела все основания называться хорошо организованной.
Мы исчерпали свои знания в борьбе с запертой дверью, истощили силы и сползли на пол, а она, деревянная, стояла все также несокрушимо. В половине шестого вечера, когда мы не только проголодались, но и потеряли всякую надежду на спасение, дверь вдруг, скрипнув, отворилась. Мы вскочили. Выражение безумства и счастья было написано на лицах. Влюбленная парочка остолбенела на пороге.
- Держите ее, - крикнули мы хором, - не давайте ей закрыться!
Молодые люди попятились назад от сумасшедших, но тот, застенчивый, прыгнул и удержал дверь.

Я успела как раз к ужину, но лучше бы мне совсем не возвращаться домой.
- Ты не пришла на примерку, - от тона папочки вода замерзла в графине. И я поняла: оправданий нет!
Мамочка качала под столом ногой, эта невоспитанность демонстрировала степень ее раздражения.
- Ты будешь наказана! – заявил папочка. – Я лишаю тебя карманных денег на все лето, и ты останешься дома, когда мы поедем на озера.
- Папа, - тут же спросил Бесик, - ты поделишь ее карманные деньги между мной и Чортом?
- Нет, они пойдут на покрытие расходов.
- Каких это? – терять мне уже нечего, самое худшее произошло.
- Твое бальное платье. Ты не пришла, и мадам Фифа запросила тройную цену.
Мое сердце радостно дрогнуло, когда я услышала, что иду на бал. Видимо, дрогнул и какой-то мускул на лице.
- Да, ты пойдешь на бал, но только в силу того, что это является твоей обязанностью, а вовсе не привилегией. И я прослежу, чтобы ты выполнила ее подобающим образом.
- Вот как, - сказала я кисло. Бал представился в ином свете. Папочка мог превратить любой обед или даже непринужденный, дружеский пикник в тягостную повинность, где у всех постные лица и тоскливые голоса для скучных разговоров.
- Более того, - продолжил он, и на стеклах сплелись морозные узоры, что случалось в нашем умеренном климате не каждую зиму. – Более того, я запрещаю тебе выходить из дома до конца лета, кроме как для выполнения того, к чему