Было это 9 мая в 1995 году. Я работал тогда в Областном Политехническом техникуме, только что переименованном по западному в колледж, где преподавал сварочные дисциплины. Время было трудное, зарплата преподавателя мизерная, хотя и регулярная, и я устроился еще работать на полставки дежурным электриком в местный Дом Культуры «Октябрь», а с недавних пор переименованный по новомодному в Культурный Центр «Октябрь». Раньше был ДК «Октябрь», теперь вот КЦ «Октябрь».
Новые власти страны на всех уровнях спешили отмежеваться от своей прошлой Родины, от Советского Союза, и с жуткой поспешностью переименовывали, переименовывали, переименовывали все, на что попадал их взгляд! И улицы, и профессии и самих себя.
Этот самый КЦ «Октябрь» находился почти что рядом со зданием Политехнического техникума, что легко позволило мне одновременно выполнять сразу две работы: и в «Политехе» и в КЦ. При необходимости я после занятий в Политехе заходил туда и делал там нужные свои свои дела. В основном я занимался тем, что менял сгоревшие лампочки, чинил выключатели, да розетки. На большее меня просто не хватало.
Директором этого ДК или КЦ была молодая красивая женщина из Самары, культуролог по образованию. Мне не нравились и не нравятся до сих пор такие женщины. Они не моего типа. Даже и красивые. Это была блондинка с фарфорово кукольным, хотя и очень даже выразительным личиком, точеной фигурой, пышной, всегда еле прикрытой соблазнительной грудью и обязательными платьями мини, открывающим на всеобщее обозрение ее красивые, хотя и несколько полноватые ноги. Типичная кукла Барби. Только живая.
Пригласил ее в Электросталь Генеральный директор Электростальского завода тяжелого машиностроения. Он с ней познакомился в Гаграх, в бывшем санатории Минобороны, где сам отдыхал с женой, а она приехала туда на какой-то фестиваль со своей детской самодеятельной командой из Самары. Генеральный не только оформил ей официальное приглашение, но и выделил ей квартиру в заводском новом доме из своего личного резерва и назначил директором заводского КЦ. Мужа ее, экономиста по образованию, он сделал начальником бюро перспективного планирования, создав персонально для него такое бюро в Плановом отделе завода.
По слухам она была любовницей Генерального директора. Причем, любимой любовницей. Заниматься «интимом» он приезжал к ней один, два, а то и три раза в неделю в ее «шикарнейший» двухкомнатный кабинет, сделанный персонально для нее по его личному указанию и по его личным рекомендациям на втором этаже здания в одном из бесчисленных вспомогательных помещений КЦ. Здесь было предусмотрено все не только для работы, индивидуального отдыха и гигиенических процедур, но также и для персонального секса с нужным человеком.
Вот образец истинных отношений между мужчиной и женщиной по современному, то есть, по рыночному! Хочешь заиметь понравившуюся тебе женщину – плати! Можно деньгами, можно и в натурном исчислении в виде нового местожительства с великолепной квартирой и рабочими местами не только для нее самой, но и для ее мужа. А вы все по старинке стихи ей сочиняете, романсы поете! Тоже мне Ромео 21-го века, древность «предремучая»!
Ни как женщина, ни как начальник, она меня не интересовала совершенно. И контактов, как таковых, я с ней практически совсем не имел. Моей непосредственной начальницей здесь была женщина завхоз. Небольшая, сухонькая такая, вертлявая женщина лет пятидесяти, бывшая профорг какого-то цеха ЭЗТМ, с громким, визгливым голосом. Женщина эта была настырная, деятельная, пробивная и хитрющая до невозможности. Всей рабсилой КЦ вертела она. И вертела, как хотела.
Единственно, кого она не трогала в КЦ, так это меня. И то лишь потому, что до смерти боялась электрического тока и потому ко мне относилась несколько даже подобострастно. В девичестве она попала под напряжение и даже лежала в больнице после электрического удара. И с тех пор ко всему, связанному с электричеством, относилось очень даже осторожно, если не сказать - боязливо.
За всем, что мне было нужно по работе, я обращался к ней. Но в «электромастерской» КЦ было столько много всякого хлама, связанного с используемой ранее здесь электроаппаратурой, что можно было спокойно работать много лет, не обращаясь никуда и не приобретая ничего. А лишь используя уже имеющиеся в мастерской и кладовке готовые узлы, да мои руки. Ну и еще мое желание что-либо делать самому. А такого желания у меня всегда было больше, чем предостаточно.
Помимо всего прочего на мне стояло техническое обслуживание и световое обеспечение различных концертных мероприятий, проводимых в КЦ по вечерам и по выходным на центральной сцене КЦ. Что меня в общем-то устраивало. Потому что на эти мероприятия я свободно мог пригласить своих родных: и жену, и дочь, и внучку. Что я и постоянно делал.
На майские праздники 1995 года концертная программа КЦ была насыщенная до предела. Одному мне справится было тяжеловато. Но директор вызвала меня к себе и пообещала хорошие премиальные, если я постараюсь. Отчего бы и не постараться, если заплатят. Да и мои смогут бесплатно кое на что здесь посмотреть. Так что, все было нормально, все было «окей»!
А на 9-е мая у нас должна была выступать сборная концертная бригада из Московской филармонии для ветеранов ВОВ. Директор дала мне их программу. Красочный такой проспект. Двухчасовой сборный концерт. Я пробежал глазами. Было много знакомых фамилий, среди которых я увидел и Михаила Ульянова, и Людмилу Чурсину, и Весника Евгения, и Рюмину Людмилу, и Ахеджакову Лилию, и Вицина Георгия, и Людмила Гурченко и еще с десяток знакомых, полу знакомых и совершенно незнакомых мне фамилий.
Но мне это было мало интересно. Я не отношусь к статусу фанатов. Чувство фанатичного отношения к известным людям мне чуждо. Я могу уважать и даже любить человека. Но фанатически относиться к нему не умею. Как не умею боготворить актеров, артистов, певиц или певцов. Да, я любитель женщин. И были в моей жизни женщины, которых я любил. И они тоже меня любили. И это естественно и нормально.
Но любить женщину артистку, с которой я не знаком и которую я знаю лишь по ее фильмам или спектаклям, любить лишь по ее ролям или фотографиям для меня чуждо и противоестественно. Я могу и в состоянии любить только ту женщину, которую я знаю и которая меня любит. И ее любовь постоянно подпитывает мою любовь. Я умею люблю только лишь реально, а не абстрактно. Поэтому список участвующих в концерте меня не волновал совершенно. У меня были свои задачи на этом концерте – его техническое обеспечение. И больше меня здесь ничего не интересовало.
Концерт должен был начаться в два часа дня. Я привел свою жену с внучкой и посадил их в первый ряд правой боковой ложи, откуда было очень удобно обозревать всю сцену. А мое рабочее место находилось в боковой части сцены, за портьерой, в ее, так называемом, техническом отделении, около пульта управления аппаратурой сцены и самого зала. Пульт был выполнен в виде небольшого шкафа, смонтированного на стене около двери, ведущей в коридор, протянувшийся параллельно залу и заполненный различными помещениями КЦ.
Пульт был отделен от общего пространства сцены невысокой оградой и отгорожен от зала декоративной перегородкой, выполненной из специального стекла. Я видел через него зал, а зрители меня не видели. А участники выступления мне не мешали. И я отсюда открывали закрывал занавес, включал и выключал свет в зале и на сцене, регулировал освещение в соответствии с замыслами режиссера. Я поставил стул около пульта, сел на него и стал ждать начала представления.
Первым, к моему удивлению, появился на сцене Михаил Ульянов, хотя по списку он должен был выступать всего лишь пятым. Самый известный и самый «титулированный» артист этой группы – и первым пришел ко мне в «закулисье». Честно говорю – я его не узнал сначала. Мне даже стало как-то не по себе. Ну и ну-у! Докатился! Не узнать Михаила Ульянова, гениального актера, творчество которого я не просто обожаю, а по настоящему боготворю – это надо суметь!
Хотя очень быстро я понял, что не узнать Михаила Ульянова у меня были полнейшие на то основания. Есть актеры, которые всегда и везде узнаваемы, потому что они везде одинаковы в любой своей роли. Как их не наряди – сразу узнаешь. Я не буду называть их фамилии – их и так все знают. Один из них, самый, наверное, популярный у женщин – это Высоцкий. Он везде один и тот же, потому что везде и всегда играл лишь самого себя. То же самое можно сказать об Абдулове и многих, многих актеров современных сериалов. Не успеет он появится на экране, как сразу же понятно, что это он.
Здесь же было все совершенно другое. Передо мной стоял обычный гражданин СССР, по имени Михаил, по фамилии Ульянов, но никак не актер Михаил Ульянов. Потому-то его и узнать было сложно. Ведь вместо великого актера Ульянова в техническом «задворье» сцены я увидел маленького щупленького старикашку, сгорбленного, с невыразительным сухеньким личиком, впалыми щеками и плотно сжатыми тонкими губами под длинным, отвислым и как бы приплюснутым снаружи хрящевым носом, резко покатым, будто срезанным назад лбом и реденькими длинными волосиками на почти полностью голой голове.
Он подошел ко мне, подал руку и поздоровался:
-- Здравствуйте, молодой человек! Где здесь у вас можно постоять, не мешая никому, пока не подойдет моя очередь?
Назвать он себя не назвал, но держался просто, естественно, не афишируя себя, не выпячиваясь, но и не деланно скромно.
Я встал со своего стула и указал на него рукой:
-- Садитесь сюда, Михаил … Извините, но я не знаю, как вас по отчеству. Для меня вы просто Михаил Ульянов. Так сказать, человек без отчества.
-- Да-а, вы это хорошо сказали, - качнул головой, усмехаясь, Ульянов, – человек без отчества. Плохо быть таким, без отчества. Поэтому отчество я вам назову сразу. Александром звали моего отца. И отчество у меня Александрович.
-- Извините, - смутился я, - а меня зовут Виталием Владимировичем. Можно без отчества. Просто Виталием. Я дежурным электриком здесь.
И сразу же его глаза под густыми кустистыми бровями зажглись насмешливо и лукаво:
-- Не займу я вашего места, Виталий. Ведь оно у вас, это самое место, насколько я понимаю, рабочее. А я в электричестве ничего не понимаю. И потому никак не смогу его занять. Что же тогда получается? Я буду сидеть на вашем рабочем месте, а вы будете работать стоя! Не пойдет! Никак не пойдет!
-- Михаил Александрович, - махнул я рукой,-- Нашли проблему? Я сейчас принесу еще стулья. Я
