Случай на станции Кречетовка. Глава II

списках, да и собственных неприятностей Сергею хватало по горло. Как бы там ни было, по делу Бокия, которое вел зам. наркома Вельский с подручным Ахмедом Али, Воронова не вызывали. Суда или трибунала как таковых не было, комиссия в составе наркома НКВД, прокурора СССР и председателя Военной коллегии Верховного суда СССР приговорила Бокия к расстрелу. И в тот же день, пятнадцатого ноября тридцать седьмого года, Глеба Ивановича не стало.
      «Господи, — подумал Сергей, — и чего только в голову не лезет, когда сижу в засаде. Но главное, не испытываю никаких эмоций к прошлому, смотрю будто на водяную гладь. И еще, как видимо, мозг не тупой инструмент, заточенный на приземленные действия, типа — лежи молча и посапливай. Чуть тронул память и пошли накладываемые друг на друга ассоциации, поток былых образов, вытекающих друг из друга как вода из фонтанных каскадов Петергофа или Кисловодска».
     
      Чу! В терраске домика возникло движение, послышались недовольные возгласы. Вот заскрипела и рывками подалась наружу ободранная дверь.
      Наконец дождались! Все бойцы во внимании и полном стреме. Да и у самого Сергея, не впервой ловившего отморозков, взыграл адреналин, проняло даже до внутренней дрожи.
      На порог избенки вышел кряжистый плешивый мужик лет сорока... не больше, босой, без поясного ремня, на расстегнутой гимнастерке. На вид плотный, упитанный, но не жирный, накачанные бицепсы так и играют под тканью солдатской робы, если такой начнет сопротивляться, придется с ним повозиться. Крепыш заспанно огляделся и неспешно направился в сторону уборной, но, не дойдя метров трех, стал мочиться на едва проросшую картофельную ботву.
      Тэошник, затаившийся в бурьяне за спиной зассанца, как и учили, ловко дернул бугая за голени, и тот рухнул мордой на грядку. Еще не поняв, что случилось, крепыш получил удар по кумполу рукояткой нагана. Наглухо вырубленного диверсанта по-пластунски оттащили подальше в огород, засунули в рот кляп, крепко связали, загнув ноги к спине, чтобы по дури не взбрыкивал. Расторопный пожилой боец деловито обыскал «языка», тот оказался «пустым», не считая кисета в брючном кармане. Видимо, диверсанты, окопавшись в глуши, чувствуют себя в полной безопасности, что выходят на двор запросто, как у родной мамани в гостях.
      Воронов еще раньше сообразил, что дядек не главный, но, вероятно, этот болван и поджог дом Машкова, облив керосином. Ну вот — теперь лежит смирненький, косорылит морду, измазанную ссаной землицей. В избе остаются убийца-громила и тщедушный пацанчик радист, так кто из них выйдет первым... И вдруг произошло непредвиденное. Вновь, но уже тихо-тихо приоткрылась дверца терраски. Молодой солдатик ловко прошмыгнул меж полураскрытой створки и скорым шагом направился в сторону туалета. Дойдя до того места, где повязали первого диверсанта, вояка, не оглядываясь, нервным шепотом стал часто произносить:
      — Товарищи, я сдаюсь... Товарищи... сдаюсь...
      Воронов также тихо ответил:
      — Иди в сортир и закрой за собой дверь.
      Паренек оказался сообразительным и быстро выполнил указание. Там его предусмотрительно ждал боец ТО, он вывел беднягу через проделанный лаз в задней стенке и обыскал. Сергею пришлось проползти достаточный крюк, чтобы побеседовать с «пленником».
      — Выкладывай, кто таков, — миролюбиво начал Воронов.
      Солдатик, чуть не заикаясь, произнес глухо:
      — Радист группы, позывной Тита...
      — Почему Тита? — не выдержав, спросил капитан.
      Солдатик, шмыгнув носом, невесело ответил:
      — Да я лучше других курсантов в школе освоил азбуку Морзе. А там, сами знаете: точка звучит — «ти», тире — «та».
      Сергей удовлетворенно хмыкнул и задал наводящие вопросы. Радист, часто облизывая пересохшие губы, продолжил:
      — Старший группы, прозвище Мерин, крепко уснул. Спим по очереди, двое на стреме — один отдыхает. Бдящие контролируют ситуацию и следят друг за другом. Когда второй номер, звать Ерема, пошел отлить, я увидал в окошко, как мужика уволокли с дорожки.
      Стало понятно, чьих рук дело. Ясно, наши работают... Попались мы... В итоге решил — сдаться сам...
      — Ну, насчет «наших» рановато, парниша, загнул... Чужой ты для нас пока... — заключил, как отрезал Воронов. — Что теперь скажешь...
      — На мне крови нет. Меня, пленного, заставили, нельзя пойти против фрицев одному. Как быть — наложить на себя руки?.. Не посмел я. Жить хочу! — раздался возглас истерзанной души.
      Солдатик вздохнул и уже уверенно выговорил:
      — Потом подумал, коли зашлют с заданием, сразу сдамся своим. Уж лучше в лагере «сидеть», чем лежать в сырой земле.
      — Молодец, в принципе правильно рассчитал, — успокоил юнца Воронов, в знак сочувствия положил перебежчику руку на плечо. — Только почему, когда прятался в кустах за путями, сразу не сдался, один ведь ночь куковал?..
      Парнишка потупил глаза и чуть не плача, выговорил:
      — Да, растерялся, страшно до ужаса стало. Вдруг бить начнут, издеваться, смотря к кому попадешь... — потом, собравшись с духом, добавил. — Вы, товарищ, поймите… Как-никак, это было как глоток свободы, трудно представить, но я очутился на воле... И вдруг опять в тюрьму.
      — Да, паря, умеют немцы канифолить пленным мозги... А вот касательно «товарища», так больше не говори — это еще заслужить надо. А для этого ой как много попотеть придется... Сам знаешь, грехи искупают, как правило, кровью, ну или тяжким трудом в лагере на Колыме... — Капитан усмехнулся, увидев испуганную мордашку радиста, подумав для виду, добавил, — ладно, не дрейфь, даю спасительный шанс... Только придется сильно постараться. И чтобы там без выкрутасов... Надеюсь, понял меня? — и на утвердительный кивок солдатика, как само собой разумеющееся сказал. — Первым делом придется помочь Родине здесь. Слушай внимательно! — Сергей учительским тоном диктовал пареньку. — Пойдешь к дому... тихонько зайдешь первым, двери в дом не закрывай. Если Мерин проснулся, чтобы не всполошился, заговори с ним о ерунде, запудри уроду голову, мели, что на ум придет. А уж дальше дело за нами… Понятно? Главное, не бойся! За содействие зачтется… Если что-то пойдет не так, подашь условный сигнал, — Воронов на мгновение задумался. — Начни что есть мочи звать Ерему. А потом постарайся не мешать, забейся на хер в угол. Ну, чему там учили в спецшколе немецкой... Повторяю, у нас должен быть свободный проход к Мерину, чтобы гад там ни учудил. Понял? Тогда вперед!
      Расчет, в принципе, был правильным. Солдатик, ступив в дом, распахнул двери. Воронов и двое шустрых оперативников тотчас проникли на террасу. Но Мерин уже не спал, рыкнул сытым, пропитым басом:
      — Где шлялся, обалдуй... и почему нет Еремы?
      — Второй хочет кошку поймать, мяукает рядышком жалостно… А я по-маленькому больно захотел, вышел оправиться. Да тут недалеко у крыльца посикал.
      — Вот черт, навязали сопливых детей на мою голову, нах! Сикать пошел, пидор несчастный... Ведро под парашу надо в террасе поставить… Лень вперед вас родилась, паразиты. Пойду поищу Ерему нах, мудак бы еще мышей стал ловить, придурок тупорылый. — И покряхтывая, хрустко потягиваясь, громила поднялся с полатей. Загромыхал пудовыми сапожищами, направляясь к террасе.
      — Ерема! Ерема! — закричал неистово фальцетом радист Тита.
      — Чего, падла, орешь? Закрой хайло нах! — согнувшись, Мерин переступил порог террасы.
      Двое оперативников навалились на него, но двухметровый гигант ловко бы расправился с ними, если бы Воронов не накинул диверсанту удавку на шею. Вот и пригодилась наука, усвоенная у погранцов с КВЖД, когда вместе брали языка у япошек. Сергей быстренько, с натягом намотал шнурок на ладонь. Здоровяк еще кочевряжился, но мясистая рожа стала бордовой, глаза повылазили из орбит. Бойцы, почуяв себя уверенней, стали выкручивать амбалу руки. Но звериная мощь Мерина раскидала солдат в стороны. Сергею ничего не осталось, как с силой поддеть носком сапога громилу в промежность и, уже помогая себе второй рукой, методично придушивать мерзавца. Жлоб вскоре стал оседать, вывалил язык наружу, пустил слюни. Воронов еще малость попридержал удавку и, когда Мерин упал ничком на пол, сел тому на спину и велел ребятам вязать поверженного силача.
      Испуганный происходящим Тита стоял сзади, парнишка дрожал частой дрожью. Солдатик ни за что не поверил бы, что грозу курсантов школы Абвера, человека, которого опасались даже немецкие инструкторы, можно было «скопытить» практически в два счета. Но неизмеримо больше юный разум поразило то жестокое бессердечие, с которым главный оперативник разделался пусть с выродком, но все же человеком.
      — Вы убили пленного? — только и смог парень пролепетать.
      Воронов оглянулся на перепуганного радиста.
      — Ты что, с дуба рухнул? — Сергей усмехнулся. — Такого бугая ломом не прошибешь... Сейчас быстро приведем в чувства...
      Поваленного гиганта окатили ведром воды, Мерин постепенно стал приходить в себя. Заворочал буркалами-зенками. Уставившись в Сергея, выговорил заплетающимся языком:
      — Ты, начальник, изловчился?.. Никто не мог со мной совладать нах... и не осилит нипочем... Еще не вечер, пожалеешь, служивый... На кого руку поднял, нах... Урою, время придет, зуб даю!
      — Слепой сказал, — посмотрим... — парировал Воронов. — Видать, дурак, не знаешь, куда попал... Молить будешь гнида о смерти, в ногах валяться — ишь, расхрабрился, пока из него навоз не сделали. Молчи, уж ублюдок! Ну-ка, Семен, наверни-ка придурка прикладом по башке, пусть помолчит, осмотреть «кабанчика» надо.
      Когда Мерин вторично отключился, его тщательно обыскали, исследовали даже полость рта. Воронов, конечно, знал, что диверсант невелика цаца, навряд ли такому вставят в челюсть капсулу с цианидом, но так, на всякий случай, в таком деле прокол не допустим.
      Ручных часов, на которые позавидовал Лошак, при Мерине не оказалось. Впрочем, их быстро обнаружили на полу под лежанкой, где громила отсыпался. Часы примечательные: массивные, позолоченные, с виньетками. Сергей прочитал марку — «ORIS» и удивленно покачал головой: «Откуда у отморозка швейцарский хронометр? И как немцы допустили такой ляп, неужели не проверили экипировку диверсантов перед вылетом...»
      Крепко связанного резиновым жгутом Мерина четверо бойцов еле доволокли до полуторки, а чтобы не «блеял» по дороге, заклепали рот грязной бабкиной наволочкой. Вскоре гигант прочухался, но лежал смирно, решил не провоцировать солдат на дальнейшие побои. Рядом положили конвульсивно дергающегося Ерему, у того, видимо, затекли согнутые ноги, узлы ослабили, но для острастки поддели под зад увесистым пинком. Солдатику-радисту, услужливо принесшему из схрона диверсантский «инвентарь», связали руки, чтобы чего не учудил с собой из страха и трусости.
      С чувством выполненного долга тэошники в полуторке, загруженной под завязку, тронулись в обратный путь. Затемно проскочили по тряскому большаку колхозные поля, и уже в наступающей ночной синеве въехали в обезлюдевший, без проблесков живого света жилмассив Кречетовки.
     
      Из оперативного пункта ТО Воронов сразу же телефонировал в