придется – они такие штуки никак не потянут.
– Опять забываешься, ромей, – притворился сердитым Рыбья Кровь. – Раз заговорил про наместника, скажи, про кого сам думаешь. А если без меня будет править Всеслава и ты ей в помощь?
– Ни за что! – решительно запротестовал тиун.
– Неужели хуже Шелеста справишься?
– И Шелест уже не справится, – убежденно сказал Фемел. – Я же говорю, людины Липова меняются прямо на глазах. Управлять ими нужен тот, кто крови не боится.
– А ты боишься? – недоверчиво усмехнулся Дарник.
– Свою кровь терять не хочу. Я вас словен и русов знаю. Прольешь вашу кровь, потом никакой пользой не загладишь, всегда помнить будете. А Всеславе просто возраста не хватает. Через пять лет будет то, что надо, а пока малолетка.
Дарник не преминул передать этот разговор жене. К его удивлению она полностью согласилась с ромеем:
– У меня, в самом деле, еще не все получается. Лучше я пока со стороны посмотрю. Пусть только твой наместник все докладывает мне о своих делах. А мне с моей опричниной и со Славичем забот хватит.
Больше всего его удивило, что жена даже не спросила, кого он собирается ставить наместником, хотя видно было, что узнать ей хочется.
Кривонос явно догадывался, зачем его позвал к себе князь, смотрел напряженно и собранно.
– Готов ли ты управлять без меня Липовым? – прямо спросил Молодой Хозяин.
– Да раньше как-то получалось, – деланно-скромно потупился бывший охотник за рабами.
– А вечевого колокола не боишься?
– Так он звонит не каждый день. До твоего возвращения вдруг да помолчит.
Такой уверенности можно было только позавидовать.
– Завтра поедешь наместником в Перегуд.
– Как же так? – даже растерялся воевода. – У меня тут и селище, и дворище, и мастерские, и торговый обоз собираюсь отправить.
– Все то же самое сделаешь в Перегуде, – князь был непреклонен. – А здесь оставишь своего тиуна. Через год липовского наместника будут выбирать на вече. Надо, чтобы громче всех кричали твое имя.
Перегуд был втрое больше Липова и лишь условно принадлежал их княжеству. Служить там было испытанием не из легких, и Кривонос знал это.
– А сейчас кого оставишь? Лисича? – ревниво поинтересовался он.
– Если не Лисича, то поедешь?
– Тогда поеду, – согласился воевода.
Оказалось, что не меньше оглядывается на Кривоноса и Лисич, даром, что вместе с ним когда-то тоже охотился за рабами.
– Кого думаешь, надо оставить в Липове наместником? – без обиняков спросил у него совета Дарник.
– Да по старшинству вроде Кривонос должен, – нехотя признался тот.
– Кривонос едет наместником в Перегуд.
Лисич не мог сдержать довольной улыбки.
– Тебе не с ним надо равняться, а с самим собой, – строго заметил князь. – Запруду хорошо поднял. Теперь поедешь поднимать Усть-Липу. Там отныне наконечник моего копья и весь торговый путь по Танаису. Сделаешь из него не город, а военный стан со всеми нужными припасами, чтобы нам не пришлось все отсюда тащить. Понятно?
– Да уж чего не понять? А здесь кого оставишь?
– Окулу.
– Ну этот понаделает делов! – усмехнулся воевода, не чувствуя себя от подобного выбора князя ничуть уязвленным, что Дарнику и требовалось.
Затем настал черед тихого и покладистого старосты Липова. Пренебрежительная усмешка Лисича по поводу старосты Городца раззадорила князя, и он решил хорошенько поддержать Окулу.
– Хочу назначить тебя наместником Липова, – легко, как о чем-то незначительном произнес Рыбья Кровь, внимательно наблюдая за реакцией третьего претендента.
– Да какой из меня воевода? – староста, казалось, возражал не только лицом, но всем своим крепким коренастым телом. – Кто ж меня из гридей послушается? Да и вообще… Вас всех сейчас больше, чем нас, – невольно вырвалось у него.
– Зачем тогда вечевой колокол вешали? Нет уж, раз повесили, берите и власть в руки, – убеждал Дарник. – Сначала только на лето, а потом и на все время. Забыл, что не вы мне служите, а я вам? С гридями уладим. Городовое войско пусть на стенах сидит, а тебе выделим особую стражу для порядка в Липове.
– Да кто меня слушаться будет? – твердил Окула. – Я их в поруб, что ли, сажать буду?
– Надо будет, и в поруб посадишь. В общем, решено. Теперь слушай, что тебе делать дальше… – И Молодой Хозяин стал объяснять старосте, как ему вести себя впредь на думных советах.
Привычка Дарника не слишком откровенничать о своих планах с кем бы то ни было сослужила в данном случае хорошую службу. Уже на ближайшем совете Окула выступил и сказал, что нужно посылать холостяков в Перегуд, Запруду и Северск, а оттуда забирать женатых гридей. Воеводы и тиуны не могли поверить своим ушам. Особенно, когда князь тут же отдал распоряжение Кривоносу и Лисичу именно холостяков набирать с собой в Перегуд и Усть-Липу.
Дальше все продолжалось в том же духе. Отныне все, что говорил на советах староста, было дельно и умно. Думцы-советники, уже прослышав, что Окула останется наместником, когда войско двинется в поход, относили его бойкость за счет желания доказать всем свои скрытые способности. Один Фемел догадывался, в чем дело:
– Свои мысли вкладываешь в чужие уста. Смотри, как бы народ, в самом деле, не поверил, что ты уже сам для Липова не очень нужен.
– Я когда-то тоже думал, что если много сокровенного высказать, то потом у самого ничего не останется, – признался ромею князь. – А получается наоборот: чем больше важного я из себя выдаю, тем больше оно во мне снова появляется.
3
– Через два дня годовщина нашей свадьбы, – объявила мужу Всеслава.
По нарочито-спокойному голосу Дарник тотчас почувствовал, как серьезно она ожидает его ответ. Однажды на подобный вопрос Шуши он отделался веселой шуткой и получил от наложницы порядочный нагоняй.
– Я помню, – соврал он на этот раз. – Даже выбрал тебе подарок.
– Правда?! – растрогалась княжна. – А мне казалось, что такое ты можешь не помнить.
– А еще мне Фемел недавно сказал, что князья не должны быть счастливыми семьянинами, – Дарник хоть таким образом высказал свою скрытую насмешку.
– Это почему же? – возмутилась жена.
– Если князь сильно радеет о семье, то значит, княжеству служит в полсилы.
– Какие глупости! Если от Фемела наложницы к десятским убегают, то пусть всех с собой не равняет, – проявила свою осведомленность о ромее Всеслава. – А кроме подарка что?
– А что ты хочешь?
– Я хочу, чтобы ты придумал что-то особенное.
– Обязательно, – с легкостью пообещал он.
Однако уже через час у него волосы зашевелились на голове от чрезмерных умственных усилий. «Что-то особенное» означало, что до сих пор ничего особенного не было. Забыв про все срочные и не срочные дела, он безостановочно думал над решением такого вроде бы совершенно пустяшного дела и ничего не мог выбрать. Вечером, когда Дарник обходил с проверкой стену Войскового Дворища, его взгляд остановился на ребятишках, что шумно скатывались на санках по крутому склону у крепостной стены на лед Липы. С завистью смотрел на их восторг и мельком подумал, что и княжне так покататься понравилось бы. Немного позже эта мысль стала обрастать дополнительными подробностями и к ночи «что-то особенное» выстроилось окончательно. Правда, на утро весь план представился совершенно невыполнимым из-за того, что неизбежно надо было посвящать в него арсов-телохранителей и кое-кого из тиунов.
«А почему я должен им что-то говорить?» – чуть позже, рассердившись, спросил он сам себя, и весь день занимался бурной тайной деятельностью. Самым трудным оказалось достать сонного зелья и обычных съестных припасов. Хорошо еще, что дворские слуги знали любовь князя к уединению и лишний раз ему старались на глаза не попадаться, так что он иногда мог оставаться совсем один. Задуманное все равно могло сорваться, если бы ребятня разобрала свои санки по домам, но, выглянув в вечерних сумерках из-за восточного тына, Дарник с облегчением отметил, что пять или шесть детских санок остались валяться у подножия берегового склона.
Наступила ночь. В княжеском доме затихли все звуки. Дарник дал жене как следует заснуть, затем, не зажигая свечей, стал собираться. В котомку с едой засунул инструменты и веревки, в другой мешок затолкал одеяла и запасную одежду, после чего осторожно разбудил Всеславу.
– Что? – спросонок не поняла та.
– Пошли. – Он протянул ей платье и сделал знак сохранять тишину.
Ни о чем больше не спрашивая, княжна быстро оделась. Закинув на плечо котомку и взяв подмышку мешок с одеялами, Дарник осторожно открыл дверь. Навстречу им сунулся Пятнаш, здоровенный пес-волкодав, привезенный из Корояка княжне вместе с приданным.
– Бери его с собой. – Дарник протянул жене поводок. – Только чтобы не лаял.
Всеслава привязала поводок к ошейнику Пятнаша и повела его за собой. В караульной привалившись спинами к горячей печке спали два арса-охранника. На столе уликой стояли пустой кувшин с квасом и глиняные кружки. Еще двое спящих арсов повстречались им на нижнем ярусе у входной двери. От княжеского дома до берегового тына было не больше полусотни шагов. На другой стороне Дворища у стены-гридницы залаяли сторожевые псы. Пятнаш, повизгивая от драчливого нетерпения, дернулся к ним, Всеславе с трудом удалось его утихомирить.
Дарник повел их к тому месту в береговом тыне, которое можно было увидеть со сторожевой башни только если хорошо высунуться из бойницы. Разумеется, в морозную ночь даже у самого бдительного стражника вряд ли могло возникнуть такое желание. Поднявшись на приступок, Дарник перекинул за тын котомку и мешок. Потом обвязал пса веревкой поперек туловища и тоже спустил на береговой склон. Вторую веревку он ни к чему не привязал, а просто серединой зацепил за бревенчатое острие, а концы перебросил наружу.
– А мне как? – недоумевала княжна.
Рыбья Кровь вынул из-за пазухи прочную домотканую материю, скрутил жгутом и связал ею кисти рук жены. Оседлав тын, он повесил Всеславу с помощью связанного кольца рук себе за спину и по сложенной вдвое веревке стал спускаться вниз. Через минуту они уже стояли на речном льду. Все прошло так стремительно и ладно, что князь даже сам удивился своей сноровке – словно каждый день только и делал, что похищал собственную жену.
– Вот это да! – Всеслава вполне разделяла его гордость. – А теперь куда?
Дарник огляделся. Луна пряталась за облаками, но и без нее все было прекрасно видно в синем отраженном снегом свете. Сдернув с тына веревку, он выбрал одни из санок, что попрочнее и впряг в них Пятнаша.
И вот Всеслава с мешками на санках, а он впереди держит за поводок пса и все вместе они бегут по льду подальше от города. Не останавливаясь, миновали через две версты полукруг Засечной черты, огибающей Липов по правому берегу, потом пошли шагом.
– Это и есть твоя придумка? – спросила Всеслава, встав с санок и идя пешком.
– Только начало, – отвечал он, чутко вслушиваясь в интонацию голоса жены. Похоже, ночное бегство ей в самом деле нравилось. Вот тебе и изнеженная княжеская дочка.
Еще две версты по льду и беглецы свернули в небольшой овражек к рыбачьей времянке – крошечной избушке с низкой дверцей, подпертой от зверей камнями и бревном. Дарник открыл это пристанище два года назад, тоже в зимнее время, совершенно случайно, когда скакал с ватагой
