Русскими вои, его же укрепи молитвою великiй старец Египтянин именемъ Иванъ Пустынникъ. ПослЪди же и при Ираклiи цари ходиша Русь и на царя Хоздроя Персьскаго”
(Книга Степенная царского родословия, ч. 1, ПСРЛ, т. XXI, СПб, 1908, с. 63)
Силы и возможности для подобных походов имелись только у гуннов. Самих гуннов насчитывалось не так уж много, но из народов, которых они собрали в своём государстве, можно было выставить огромное войско. В этом войске находилось место и для славян. А кое-какие исторические свидетельства позволяют усмотреть и славянское влияние на жизнь гуннов. Вот, к примеру, дворец Аттилы: “Он был выстроен из бревен и досок, искусно вытесанных, и обнесен деревянною оградою, более служащей к украшению – нежели к защите. После дома царского, самый отличный был дом Онигисиев, также с деревянною оградою; но ограда эта не была украшена башнями, как Аттилина. Не далеко от ограды была большая баня…” (Г.С. Дестунис “Сказания Приска Панийского” // “Ученые записки второго отделения императорской академии наук”, кн. VII, вып. 1, СПб, 1861, с. 50-51). Ну никакого отличия от русских построек. Так как гунны были кочевниками, то учится создавать долговременные дома должны были у оседлого населения. Хотя, славяне среди аборигенов были не единственными, жили там фракийцы, скифы и другие народы. Кстати, встреченный Приском соотечественник был взят гуннами в плен, но получил свободу и хорошо устроился на новой родине. Он женился, завёл хозяйство и не желал возвращаться, потому что здесь ему жилось намного лучше. Это же точно славянский обычай: “Пребывающих у них в плену они не держат в рабстве неопределенное время, как остальные племена, но, определив для них точный срок, предоставляют на их усмотрение: либо они пожелают вернуться домой за некий выкуп, либо останутся там как свободные люди и друзья” (Маврикий “Стратегикон” // “Древняя Русь в свете зарубежных источников”, т. II, М., 2010, с. 95). Или вот ещё сведения о языке аборигенов: “Скифы, будучи сборищем разных народов, сверх собственного своего языка варварского, охотно употребляет язык Уннов, или Готов, или же Авсониев в сношениях с Римлянами” (Г.С. Дестунис “Сказания Приска Панийского” // “Ученые записки второго отделения императорской академии наук”, кн. VII, вып. 1, СПб, 1861, с. 52). А.Д. Чертков утверждал, что тот туземный язык, который местные жители употребляли наряду гуннским, готским и латинским, должен быть непременно славянским (А.Д. Чертков “Очерк древнейшей истории прото-словен”, М., 1851, с. 52). Но и тут можно возразить, что Приск упоминал разные народы и поэтому подданные гуннов говорили на многих языках. Однако же, записанные очевидцами конкретные слова, употребляемые гуннами, действительно оказались славянскими: “В селениях отпускали нам в пищу – вместо пшеницы – просо, вместо вина, так называемый у туземцев медос. Следующие за нами служители получали просо и добываемое из ячменя питье, которое варвары называют камос” (Г.С. Дестунис “Сказания Приска Панийского” // “Ученые записки второго отделения императорской академии наук”, кн. VII, вып. 1, СПб, 1861, с. 46); “После того, как он был оплакан такими стенаниями, они справляют на его кургане “страву” (так называют это они сами), сопровождая ее громадным пиршеством” (Иордан “О происхождении и деяниях готов”, ВБ, СПб, 1997, с. 110).
Хмельной напиток “медос”, заменяющий вино – это мёд, напиток из ячменя “камос” – это явно квас, а “страва” – это поминальный пир. Все три слова распространены именно среди славян и в их славянской принадлежности нет никаких сомнений, о чём и сообщали историки: “Почтенный наш Автор, кажется, не расслышал имени сего последнего ячменного напитка, который есть квас, и который ему прислышался Кмасом, а на бумаге излился Камасом” (Ю.И. Венелин “Древние и нынешние Болгаре в политическом, народописном, историческом и религиозном их отношении к Россиянам”, т. I, М., 1856, с. 122); “Гунны позаимствовали у них некоторые обычаи и названия, пили напр. сделанный из меда напиток “медос”, над могилой устраивали поминальные пиры, называвшиеся “стравой” (Любор Нидерле “Человечество в доисторические времена”, СПб, 1898, с. 524). В результате, некоторые историки (А.Ф. Вельтман, Ю.И. Венелин, И.Е. Забелин, Д.И. Иловайский) не устояли перед соблазном и причислили гуннов к славянским народам. Но ведь логика подталкивала именно к этому решению.
Известный советский лингвист О.Н. Трубачёв кроме ираноязычных жителей Причерноморья выделял ещё индоязычных. Ираноязычными были скифы и сарматы, а индоязычными – синды, меоты, киммерийцы, тавры (О.Н. Трубачёв “INDOARICA в Северном Причерноморье”, М., 1999, с. 9-75).Тут можно вспомнить сведения византийского писателя VI века Прокопия Кесарийского, который, рассказывая о болгарах, упорно называл их гуннами и при этом и тех, и других считал потомками киммерийцев. Он даже где-то обнаружил легенду о происхождении болгар:
“В древности великое множество гуннов, которых тогда называли киммерийцами, занимало те места, о которых я недавно упоминал, и один царь стоял во главе их всех. Как-то над ними властвовал царь, у которого было двое сыновей, один по имени Утигур, другому было имя Кутригур. Когда их отец окончил дни своей жизни, оба они поделили между собою власть и своих подданных каждый назвал своим именем. Так и в мое еще время они именовались одни утигурами, другие кутригурами. Они все жили в одном месте, имея одни и те же нравы и образ жизни, не имея общения с людьми, которые обитали по ту сторону “Болота” и его устья (Керченского пролива), так как они никогда не переправлялись через это воды, да и не подозревали, что через них можно переправится”
(Прокопий из Кесарии “Война с готами”, кн. IV(VIII). 5.1-4, М., 1950, с. 385)
Потом Прокопий приводит рассказ о том, как киммерийцы обнаружили проход через “Меотийское Болото”, полностью аналогичный рассказу Иордана о гуннах (там же, 7-10, с. 386). Конечно, Прокопий мог причислить гуннов к киммерийцам просто потому, что они поселились в киммерийской стране. Но нет никаких доказательств прихода гуннов в Европу из Азии, ничто не указывает на то, что они перепрыгнули огромные территории, оставшись невидимыми для прочих народов, проживавших на этом пути, и не оставив по дороге материальных свидетельств своих передвижений. А если гунны ниоткуда не приходили, то обязательно должны были впитать в себя жившие здесь ранее народы. И киммерийцы не могли исчезнуть бесследно, их потомки вошли в состав наследников киммерийской страны. Значит, генетическая преемственность между киммерийцами и гуннами неизбежна. Получается, что гунны были индоязычны. Именно этим и объясняется их благосклонность к славянам. И пускай индийский язык не входит в число славянских, он всё же ближе к ним, чем все прочие языки. И древние болгары в качестве наследников гуннов тоже были индоязычны, лишь впоследствии они подверглись некоторой тюркизации. Вот поэтому болгары сравнительно безболезненно смешались со славянами.
Причерноморье населяли анты, но государство там создали гунны – гуннское государство в славянской стране. Гунны покорили многие народы, но они нуждались в добрососедских отношениях со славянами, обеспечившими им прочный тыл. По сведениям Приска под властью гуннов людям жилось намного лучше, нежели в “цивилизованных” государствах. А Приск был очевидцем, сообщал только о том, что сам видел, да и не стал бы он выгораживать гуннов, которых считал врагами. Зачем же славянам вредить государству, жить в котором и безопасно, и прибыльно? Конечно, на окружающие страны оно наводило страх, но государство и не обязано заботиться о посторонних народах, его главная задача – обеспечить безопасность и достаток для соотечественников. Если государство расширяет свои границы, то тем самым оно отодвигает военную угрозу от центральных областей. И пусть соседи сколько угодно рыдают о своих попранных правах, они-то сами с чужими интересами считаться не намерены. Единственный критерий легитимности государства – действует ли оно с пользой для страны или же вредит ей. Не следует придавать значение пустым условностям, на то они и условности, чтобы выдавать миражи за реальность. Пресловутые вопли о свободе всевозможных украинствующих и белорусствующих свидошлёпов – это очередной такой мираж. Никто не в силах объяснить, каким образом мелкие и бессильные этнические образования дадут людям больше свободы, чем единое и мощное государство? И в чём должна состоять эта самая свобода? Люди живут в обществе и расширение возможностей для одной из его частей неизбежно вызовет ограничение для остальных людей. И свои привилегии элита не уступит никому. Так что “свобода” сводится к бесконтрольной власти и полной безответственности для местечковых правителей. Мечта паразита. А что получат люди? Государства существуют не в пустоте, их окружают другие государства со своими устремлениями и неуёмным аппетитом. Слабая и безответственная власть не обеспечит соотечественникам защиту, да и не пожелает этого делать. Поневоле населению придётся содержать за свой счёт не только зажравшуюся “элиту”, но и обнаглевших соседей. Вот поэтому жизнь под защитой великой и могущественной державы люди вспоминают как Золотой Век.
