Сознание включилось резко и неожиданно. До этого младенец находился в какой-то розовой полудреме. Ему было хорошо, тепло и комфортно.
А тут человечек открыл глаза и увидел себя в белых пелёнках на руках женщины, к которой в нем росли чувства любви, нежности и огромного доверия. Он понял, что находится на руках у мамы.
Послышался резкий звук грохочущего металла, и панораму синеющих вдали гор закрыло черное чудовище, которое тащило за собой зелёное, членистое тело, издающее грохот и лязг. Раздалось шипение голодного Рпана, и чудовище остановилось. Шипенье тут же утихло.
Мама стояла спокойно и не обращала внимания на возможную угрозу, исходящую от смердящего и пышущего жарким, влажным дыханием жителя болот.
Повинуясь лёгкому, умиротворяющему покачиванию, ребёнок закрыл глаза. Спокойствие передалось и ему. Он прижался к большому, надёжному, родному человеку.
Остатки памяти медленно покидали его новую сущность, внедрённую в тело новорожденного ребенка, разумных жителей, окраинной планеты.
Когда он открыл глаза во второй раз, ему стало понятно, что они на вокзале, приехали в городок, в котором оканчивается железная дорога и дальше на родину отца, можно будет проехать только на автомобиле. Откуда в нем эта информация он не ведал, да ему это было не нужно. Открывающийся мир для него был нов, интересен и своеобразен.
Он появился на свет у родителей, которых все еще не отпускали с воинской службы. Это происходило в первый год после войны.
Войны, которая, как раковая опухоль, поразила половину неведомой ему планеты. И вот она, свобода! Они - выжившие в войне воины победители, с маленьким ребёнком на руках, приехали на родину мужа к его родителям, в небольшой, глинобитный домик. Но в нём для молодых не нашлось места.
Старший брат, которого не взяли на войну по причине физического недуга, с женой и детишками ютился в доме отца, родители спали за занавеской. Переночевав ночь под виноградником, отец Иван с женой Ольгой, сыном и старшей дочерью двинулся в обратный путь.
Их уже ждали. Не теряя времени, приказали выходить на военный завод, ибо работы по специальности, было – непочатый край.
Место жительство определили в районе, где проживали только узбеки. Русской речи в этой махалле (квартале) неслышно. Да это было и ненужно, он так же как и взрослые прекрасно понимал этот язык, и многие другие на которых говорили проживающие тут люди
Малыша сдали с рук на руки за небольшую плату няньке. Звали её Шарапат-апа! И он целыми днями находился с этой женщиной. Он помнил тепло заботливых рук, звук её приятного голоса, у него в памяти и ныне звучат слова тихого напева: «Айнанай болам, ширин болам» (красивый малыш, сладкий малыш). Ему нравились исходящие от няньки чувства.
Потом вспоминается резкая, как удар молнии, боль, которая быстро отошла и тут же спряталась в дальних запасниках памяти.
На детском теле все заживает быстро. Только через несколько дней мама заметила изменения, произошедшие с телом ребёнка, и возмущенная стала требовать с Шарапат объяснения, почему она так поступила с её сыном:
– Шарапат, ты что натворила? Он - русский мальчик. У него вера другая!
На предъявленные претензии пожилая узбечка спокойно отвечала:
– Успокойся, Алтынай. ( Шарапат так называла мою маму Олю) Я твоему малышу, как своему сыну, желаю только добра. И ты, Алтынай, и твой муж Иван - коммунисты. Вам никогда не позволят окрестить сына в вашу веру, чтобы он находился под покровительством пророка Иссы, как вы христиане его называете, Сына Бога - Иисуса Христа.
Бог, которого мы зовем, Аллах, един, все люди – дети его, только за ними следят разные пророки.
Отныне твой малыш, мусульманин, наш мулла провел тайный обряд приобщения его к Исламу. Он стал Вахаб и находится под покровительством пророка Мухаммада!
Ползая в одной рубашонке по ковру, Валерка слышал весь этот разговор, который помимо его воле откладывался в дальних запасниках памяти. Мама мудрая женщина и понимала, что поднимать скандал с Шарапат по поводу тайного проведения обряда нет смысла, а у неё отпал вопрос о крещении сына.
В послевоенные времена коммунистов жестоко наказывали за крещение детей. Можно было лишиться партийного билета, а это означало - стать изгоем в своем обществе и иметь право только на черную работу. Таких людей так и называли – чернорабочие.
Прошел год. Отца с завода перевели на партийную работу в небольшой райцентр, которым он руководил и внедрял в жизнь послевоенные законы коммунистического бытия.
Как принято в то время, жены начальников не работали, а занимались детьми и домашним хозяйством. Если бы в этом райцентре находилось какое-либо предприятие, то мама не сидела бы дома.
Натура не позволяла ей бездельничать, она занималась тем, что готовила еду и содержала маленький дом, выделенный под жилье местной властью. Постепенно обычная мазанка приобретала цивилизованный вид. В свободное время мама готовила к школе старшую дочь, которая росла с ними рядом во время войны, на военном аэродроме, где мама работала в отделе по обслуге радиоаппаратуры, а папа летал над укреплениями врага и сбрасывал им на головы бомбы.
Большая деревня, громко именуемая райцентром, заселена смешанным населением - киргизы, узбеки, украинцы, русские и еще множество малых народов, выселенных с Кавказа, жило в этом благодатном месте. Здесь сразу после теплой, мягкой осени начиналась яркая весна, да и лето было нежарким. На окружающих склонах выращивали кукурузу табак и картофель. В сельском хозяйстве тех времён всегда не хватало рабочих рук. Люди работали почти бесплатно - палочка за трудодень – вот и всё вознаграждение. Выживал народ за счет приусадебных участков. Те, у кого была сила, выращивали свиней, коров, баранов и прочую живность. Но власть не дремала: доходы с приусадебных участков облагались налогами. Недалеко от дома, где жил Валерка- Вахаб, (для удобства повествования мы теперь будем именовать его так), жила многодетная семья.
Поженились молодые люди перед самой войной. Пока муж воевал, родилась двойня девочек. Вопреки голодному времени, дети выжили. Мать воровала для них в колхозе всё то, что можно сварить и скушать. Вернувшийся муж, за год до окончания войны, списанный по ранению, работать не мог, не было здоровья. Но, сумел сделать жене подарок в виде ещё одной двойни дочерей. И запил солдат горькую.
Всё, что можно было унести из дому, он унёс и пропил. Пытался бить жену и детей, но не хватало здоровья, и вскоре умер солдат-победитель на куче прелой соломы, которая заменяла всей семье постель. Вдова работала в колхозе, ибо за уклонение от работы давали немалый срок в ГуЛаге. А дети пополняли переполненный, нищий детдом или толпу беспризорников.
И к этой семье пришли описывать имущество за неуплату налогов. В то время практиковалось уносить из обедневших семей, швейную машинку или уводить козу-кормилицу. Но здесь не было ни того, ни другого. Алюминиевая, мятая кастрюля и такие же ложки. Представителей сельсовета посуда не интересовала, но зато им под ноги выползло четверо малолетних детишек, одетых в немыслимые тряпки на истощенные тела. У тех, кто еще не мог ходить, а только ползал, сквозь полуистлевшие рубашонки были видны острые позвонки и ребрышки, обтянутые серой кожей.
Налоговики, привыкшие к такой нищете, брезгливо морщась, поставили в тетрадь какую-то отметку, и ушли в следующую семью, которой подошел срок платить налоги. В те времена, горьким казалось только своё горе, которого хватало в каждой семье. По этому люди молча перешагивали через чужую боль и шли дальше.
Эту сцену случайно увидела мама Валерки. Она была далека от реальностей жизни, как-то так выпадало, что их жильё оказывалось среди обеспеченной части населения.
Как вспоминал позже Вхаб, мама вбежала в дом, перелила в ведёрко оставшийся от утреннего завтрака борщ, в другую руку схватила буханку хлеба и побежала к тем, дальним соседям.
Мама мудрая женщина и не дала этим девчонкам сироткам за раз скушать много еды. Она половину дня провела в той хатёнке, которую с трудом можно назвать жилищем. И только тогда вернулась домой, когда убедилась, что дети сытые и не перекормленные.
Вдова возвращалась к детям домой с заходом солнца. В те времена, так же как и сейчас, у колхозников был ненормированный рабочий день.
Как обычно вдова несла домой зерно прошлогодней кукурузы, она ухитрялась насыпать несколько горстей в рейтузы, пошитые из брезента. Сторожа карманы проверяли, а вот в штаны к женщинам лезть стеснялись.
Толчёной кукурузой, сваренной в воде, питались дети. А сама вдова ела на полевом стане. Если людей не кормить, то некоторые падали от бессилия.
В эту ночь Ольга с Иваном долго о чём-то беседовали.
На следующий день к дому вдовы подъехала двух колёсная арба, которую с грустным видом, тянул старый, облезлый ишак, а рядом шагал однорукий возчик.
На арбе лежали две двух ярусные кровати и большой узел с бельём со склада погранзаставы. Благодаря хлопотам мамы Вахаба, в эту ветхую, сверкающую голой нищетой мазанку, возвратилась жизнь.
Девчонки стали выглядеть чисто и ухоженно, малышки поднялись на ноги и стали бегать. Вдову по рекомендации начальства забрали на курсы трактористок, в районе ожидали поступления нескольких тракторов, но мужчин не хватало, а те, которые имелись в наличии, все покалечены войной. И как обычно практиковалось в то время, место мужчин занимали женщины. Вдова отучилась на курсах и вскоре стала подъезжать к дому на новеньком тракторе « Fortson»
Любо-дорого было смотреть, как лица выбежавших встречать свою маму девчонок светились счастьем и гордостью. В те времена женщина-тракторист приравнивалась к героине.
Да это и были героические женщины, умевшие ручной рукояткой завести трактор. Не у каждого мужика хватало на это сил.
Вахаб приходил играть в этот женский коллектив. Девчонки были любопытны и раскованы, и играли в те игры, в которых копировали из поведения взрослых.
Как-то во время такой игры в домик вошла мама Вахаба. Игру остановила, сняла Вахаба со старшей девчонки, дети изображали папу и маму. И объяснила остальным участникам игры,
Мама стояла спокойно и не обращала внимания на возможную угрозу, исходящую от смердящего и пышущего жарким, влажным дыханием жителя болот. Повинуясь лёгкому, умиротворяющему покачиванию, ребёнок закрыл глаза. Спокойствие передалось и ему. Он прижался к большому, надёжному, родному человеку.
Остатки памяти медленно покидали новую сущность, внедрённую в тело новорожденного ребенка, жителей, окраинной планеты.
