Дневники потерянной души

меня, и готов был всем пожертвовать.

Чужачка посмотрела на меня уже новым взглядом, в котором читалась странная смесь уважения и сочувствия.

Перестав расспрашивать, она подвинула ближе ко мне блюдо с фруктами, вынесенное на веранду, и я из вежливости взял несколько долек; однако вкус их был настолько восхитителен и нежен, что я в итоге перепробовал все. Такие фрукты я видел и ел впервые в жизни, не зная их названий — бледно-желтые кружочки, посыпанные некой сладковатой белой пыльцой, ярко-оранжевые тонкие бруски с ароматом весенних цветов (только так я мог для себя это описать), и красные треугольнички, которые чуть слышно хрустели при надкусывании, изливая в рот прохладный сладкий нектар.

Эль-Анир поднесла дольку к губам моего хозяина простым и естественным жестом, и он принял угощение, съев два-три кусочка; затем вновь устало прикрыл глаза.

— Это так… несправедливо… — с отчаянием произнес я в наступившей тишине, осторожно подтыкая соскользнувшую накидку вокруг его горла, когда в очередной раз налетел холодный ветер.

Я не ожидал, что Эль-Анир поймет меня, или как-то ответит.

— Несправедливо, — тихо подтвердила она. — И нелепо. Мы сумели покорить звездное пространство, но не можем остановить гибель собственного тела, излечив эту болезнь. Есть предел нашим возможностям. Иначе не было бы предела нашей гордыне.

Очень долго я думал над смыслом ее странных слов.


Двое правителей еще некоторое время сидели за работой, и, когда Эль-Ронт показался на веранде, мой хозяин успел уже крепко заснуть. Не желая будить спящего, Эль-Ронт осторожно поднял его на руки и вынес из дома, опустив на немного откинутое назад сиденье повозки. Вполголоса распрощавшись с гостеприимными хозяевами, мы двинулись в обратный путь.

Я сидел рядом с Маура, бережно приобняв худое тело. Во сне он постепенно сполз на мое плечо, и я не двигался, чтобы его не потревожить, лишь слегка поглаживая его руки. В былые времена я не мечтал даже прикасаться к нему. В былые времена я был бы несказанно рад такой близости к дорогому хозяину, такой возможности ощутить его рядом с собой. Но это тихое счастье вновь, как и в Румине, и в Гоне, было омрачено его тяжелым состоянием и моей тревогой.

Когда мы очутились в нашей комнате, Эль-Ронт с моей помощью раздел Маура, уложив его на чистую постель и накрывая легким одеялом.

Видя, что тот пробудился, правитель успокаивающе провел ладонью по его щеке:

— Спи, все хорошо. Мы уже дома. — Эль-Ронт дал ему напиться, затем выпрямился, расправляя уставшие члены.

— Отец… поспи сам. Я буду в порядке.

Согласно склонив голову, правитель улыбнулся нам обоим:

— Спокойной ночи. Если что-то понадобится, Баназир, зови меня или стражника.

Пройдя в смежную комнату, он вскоре лег, не закрывая двери.

* * *

Тем утром мы позавтракали на скамье прямо под окнами здания, среди густых темно-зеленых зарослей с алеющими кое-где на них крошечными цветочками; затем принялись рассматривать хранящиеся на полках в соседней комнате свитки с красочными изображениями различных животных, птиц, рыб и даже людей и чужаков. На рисунках в пределах контуров тел причудливо переплетались синие, красные и черные линии, а между ними находились какие-то округлые и вытянутые формы, большие и маленькие.

— Почему так странно нарисовано? — спросил я. — Эти всякие узоры… это для красоты?

— Это то, что у всех внутри, — объяснил Маура, читая сопроводительные надписи. — Так мы устроены.

— Как можно было это узнать? — не поверил я. — Что, их всех разрезали, чтобы изнутри посмотреть?

— Ну да, наверняка, — кивнул хозяин. — Конечно, только после того, как они умерли.

Я вздрогнул, так как он впервые сам упомянул о смерти.

— Это естественно, Бан, — понял он мои мысли. — То, что со всеми рано или поздно происходит.

— Нет… — помотал головой я. — Нет, это не естественно… Это… неправильно! — Я поднялся и отошел к окну, растирая лицо руками.

Рано или поздно… Но это было слишком, слишком рано.

Он приблизился, успокаивающе положив руки мне на плечи. Мне было стыдно, что он утешает меня, когда должно быть наоборот. Я не оборачивался.

— После обеда покажу тебе, как здорово на песке рисовать, — с улыбкой в голосе сказал он. — Еще можно из песка отличные крепости строить, надо проверить, стоит ли еще моя с прошлого раза. И я совершенно забыл про ту раковину, которую тебе обещал. Сейчас принесу.

Некоторое время прождав его возвращения, я не выдержал и тоже прошел в соседнюю комнату.

Я оторопело смотрел на хозяина, без сознания лежащего на полу. Потом что есть силы стал звать на помощь, пока кто-то из проходивших мимо чужаков не услышал меня. Он донес Маура до кровати и быстро удалился.

Пришедший Эль-Ронт ни о чем не спрашивал, только коротко сказал мне:

— Подожди снаружи.


Мимо меня в комнату проходили чужаки, один из них нес что-то, другой катил перед собой небольшую тележку.

Наконец меня пропустили к нему. Сев у кровати, я тихонько позвал его по имени, как делал только в тех случаях, когда был напуган до полной потери обычного восприятия окружающего. Последний такой раз был в темной каморке, где я нашел хозяина после его стычки с восточными солдатами. Тогда я так боялся, что он не проснется. Но то место будто подходило для трагического исхода — зловещий полумрак, пыль и сырость. А здесь, на острове — светло, ясно и чисто. Разве может здесь такое случиться?..

Заплакав от бессилия, я взял его руку в свою широкую мозолистую ладонь и осторожно погладил худые пальцы. Его кожа была все такой же приятной на ощупь, хотя в самой руке уже не чувствовалось той железной силы, которая всегда поражала меня. Но пальцы были теплыми, и только это успокаивало. Он проснется и посмеется над моими страхами, и опять скажет: «Все в порядке, прости, что напугал тебя». Конечно, именно это он и скажет. Именно это…

Я жаждал оставить все пережитое позади, как страшный сон, и оказаться с ним снова в Сузатт, в родном имении. И чтобы хозяин, как прежде, спрыгивал утром с кровати, энергично потягиваясь гибким мускулистым телом, и улыбался мне веселой, а не измученной улыбкой. И чтобы легкий теплый ветер влетал в окошко, а в поле за краем имения поднимали головки первые цветы, тянущиеся к ласковому солнцу…

Медленно я поднял глаза, смутно надеясь увидеть то, к чему стремилось мое сердце. Но перед взором снова была лишь голая стена из мерцающего белого камня. И в ушах вместо щебета птиц и жужжания пчел стоял лишь тихий шелест волн, накатывающихся одна на другую в бесконечном унылом танце.

Меня стало непреодолимо клонить ко сну, и я постепенно проваливался все дальше в тяжелую дрему.

…Он будет смеяться, и мы еще сходим на тот волшебный холм и посмотрим на закаты и восходы… Вода будет мерцать и переливаться под нами, облака будут проплывать в вышине, как он хочет, как он хотел тогда, в Карнин-гуле… Чтобы время остановилось, исчезло, словно пустынный мираж… Он будет смеяться…

Я резко сел, выдернутый из безмятежного сна приглушенными голосами. Было темно. Я проспал до позднего вечера, не зная, приходил ли хозяин в сознание за это время. Эль-Ронт стоял неподалеку, говоря о чем-то с одним из своих помощников, и тот несколько раз кивнул.

Почувствовав, что мне необходимо сходить по нужде, я тихо вышел в соседнюю дверь, надеясь, что те двое не уйдут в ближайшее время. Я не хотел ни на секунду оставлять Маура одного, но и бороться с природой больше не мог. Вернулся я как можно скорее, и моя вылазка, казалось, даже не была замечена. Правитель и другой чужак уже стояли у порога.


Почти всю ночь я просидел возле хозяина, не смея уйти. Он лежал совсем тихо, не открывая глаз, только изредка подрагивая во сне; несколько раз я осторожно прикладывал ухо к центру его груди под тонкой тканью рубашки, и ощущал, как слабо и неровно бьется сердце.

Сбоку на бортике кровати теперь висел полупрозрачный мешочек, от которого тянулась тонкая трубка, скрываясь под покрывалом в районе его бедер. В ноздри его была вставлена еще одна трубка, раздвоенная на конце и отходящая с другой стороны к черной квадратной коробочке, из которой слышался словно далекий шум ветра. На груди были прилеплены уже знакомые серебристые выпуклые кружочки, на левой руке с тыльной стороны ладони клейкой полоской крепилась тонкая трубочка, подсоединенная к тоже уже не раз виденному устройству для переливания; теперь капающая по трубочке жидкость снова была бесцветной. Со времен двухнедельной пытки на гонской базе я заметил, что чем больше различных непонятных штуковин прикрепляли чужаки к телу, тем хуже была ситуация.

В отсвете луны лицо лежащего казалось призрачным, и мне страшно было взглянуть на него. Я смотрел в окно, на черную водную массу вдали и на рощу по ту сторону холмов. Мне казалось, что высокие деревья перешептываются между собой, кивая в мою сторону темными кронами; в их шепоте слышалась издевка.

* * *

— Бaаб… брeн-а… [3] — позвал Маура в беспамятстве, скривившись и сжимая кулаки.

Прежде, чем я успел выбежать за помощью, Эль-Ронт быстро вошел в комнату.

— Придержи его, — велел правитель, четкими спокойными движениями доставая из принесенной прозрачной упаковки небольшой блестящий продолговатый флакон, сквозь стенки которого была видна плескавшаяся в нем жидкость. Он быстро протер кожу лежащего кусочком ткани с пахучим раствором, и тончайшую металлическую иглу, крепящуюся к флакону длинной трубочкой, ловко и аккуратно вонзил в его левую руку у внутреннего сгиба локтя, зафиксировав ее клейкой лентой.

Я в ужасе дернулся, словно игла вонзилась в меня; но Маура не сопротивлялся, наоборот, напряженные плечи его постепенно расслабились, и лицо приняло умиротворенное выражение.

— Это лекарство? — прошептал я.

— Это поможет от боли, — объяснил правитель.

Другой чужак, пришедший с ним и подававший все необходимое, произнес несколько фраз, кивнув в мою сторону. Правитель посмотрел на него долгим взглядом и отрицательно покачал головой, и тот покинул комнату.

— Он предложил стереть тебе память, — пояснил Эль-Ронт, когда мы остались одни. — Но будь спокоен, я не стану этого делать, и никому не позволю.

— Спасибо, тар, — на глаза мои вновь навернулись слезы.

Мы долго сидели по обе стороны кровати.

Маура резко вздохнул во сне, и его пальцы крепче сжали руку Эль-Ронта.

— Пожалуйста, — взмолился я с последней ускользающей надеждой. — Пожалуйста, вылечите его!

— Слишком поздно, — поднял на меня глаза Эль-Ронт. — Мы уже не можем ничего сделать. Его телу не удалось справиться с последствиями облучения. Оно больше не может производить того, что должно быть в крови для поддержания жизни.

В нашем языке подходящих слов не существовало, и это все, что он мог сказать так, чтобы я понял.

— Почему же вы в тот раз позволили ему уйти из Карнин-гула?! — в отчаянии выкрикнул я.

— Это было его решение, — чужой не повысил голоса. — Я знаю, что должен был остановить его.

— Но не остановили! И вы называете себя его отцом?! — слезы потекли по моему лицу против моей воли.

Эль-Ронт коротко взглянул на меня, и я съежился от страха, осознав, на кого я посмел кричать.

— Я понимаю твой гнев, — просто и без