ТУДА И ОБРАТНО. Глава II

красно-зелено-шлагбаумным царством сурово громоздятся бурые терриконы, попыхивая сизым дымком. Великаны то загромождают небосклон, то неотступно следуют по пятам, а упрямая дорога петляет в поисках выхода на вольный простор.
      Но вот внезапно обнаружило себя городское предместье. Пригороды Новомосковска так же зелены, но до странности безлюдны. Дорога, обнаглев, не сворачивая, катит в гущу городских недр. Славненько, можно, наконец, поглазеть, поразвлечь себя картинами чужой потаенной жизни. Из кабины грузовичка открываются такие забавные уличные сценки, что так и просятся быть заснятыми на фото.
      Но, пожалуй, «запечатлеть» стоило прежде самих бедолаг-путешественников. Санька заблудился в незнакомом месте. Ехали, ехали, стараясь не проглядеть дорожный указатель, но, как и положено ротозеям — прозевали. Стоило бы остановиться, узнать точнее дорогу, но упрямый водитель, полагаясь на испытанную временем интуицию, кружил и кружил в глухих переулках. Ну и плевать на него — делопута, пусть катается — самому выйдет дороже.
      Валентин же решил насладиться видами незнакомого города, сочетав туристический азарт с любознательностью. По натуре малый считал себя урбанистом, интересовался развитием стилей городской архитектуры, а еще больше любил погружаться в укромные «ветхозаветные» уголки, наполненные памятью прошлого, осколками давно ушедшего мира.
      Злодей Санька завез бог весть куда. Ряды стандартных хрущевок образуют уютный спальный квартал. Улицы и переулки утопают в поросли чахлых березок и топольков. В палисадниках, огражденных обглоданным штакетником, растут цветочки. На лавочках у подъездов, как и везде по России, сплетничают старушки. Одним словом — тишь и гладь, да божья благодать.
      Остается только расслабиться... Кружим не то в центре, не то по окраинам. Новомосковск оставляет неприглядный осадок стремительно разбухшего поселения без дореволюционного центра — стержня, которой рождает у путешественника интерес и восторг. Но, возможно, это заблуждение — город наверняка выскользнул из рук, закрылся безликой гопотой, не удостоил мимолетного гостя внимания. Да и водителя нельзя винить в том... Но вот, кажется, шофер решил исправиться...
      Санька остановился возле обшарпанной заводской проходной. Собралась кучка тамошних завсегдатаев-бездельников, общими усилиями на пальцах доброхоты разъяснили водителю, как выбраться из этих дебрей. Свернув в улочку, застроенную двухэтажными домами-коттеджами в немецком стиле, «газик» оказался словно в нетронутых войной кварталах старого Кенигсберга — нынешнего Калининграда. Вокруг чинно и благостно. Тротуары и дорожки выложены брусчаткой, заборчики с кованными решетками, у каждого дома аккуратные кусты сирени и даже местами вечнозеленые туи. Того гляди, вдруг выйдет на крылечко чинная немецкая фрау и на хохдойч позовет сыночка обедать: «Paul geh schnell zum Abendessen nach Hause...»
      Но вот наконец эта Strasse или Gasse (как кому хочется) вывела на обсаженную крепкими липками аллею, влившуюся на повороте в долгожданное шоссе. Водитель облегченно, в голос, вздохнул, увидев синий дорожный указатель «На Тулу». Но Новомосковск упорно не желал расставаться: вдоль шоссе тянулись недостроенные цеха, мехколонны, строительные участки, склады потребительских союзов... В завершении кавалькады промзоны промелькнула автозаправка. Ну вот... и прощай, Новомосковск!..
      Пока ехали до Тулы, водитель стал подробней «раскручивать» собственную жизнь... Начало рассказа — неурядицы по работе мало впечатлили, но дальнейшее повествование заслуживает внимания.
      После армии Александр года три работал кондуктором на железной дороге, по дурочке втесался в темную компанию, вскрывавшую контейнеры, простофилю осудили, дали пять лет. Пришлось отбухать в зоне от звонка до звонка: не блатовал, но и в почете не ходил, как говаривали старые зеки — протопил полный срок рогалем. Освободившись, мужик вернулся домой, еще оставалась жива мать. Отец же умер месяц спустя после суда над сыном — не выдержало сердце у бывшего фронтовика. Санька чувствовал, что отец доискивался — на какие такие шиши чадушко пьянствует с дружками, но не успел разобраться — сынка посадили раньше. Парень винил себя в смерти отца, но не вешаться же в самом деле... Что сделано — то сделано...
      Оставалось смириться с судьбой и начинать жить по-новому. Оформился работать чернорабочим в «ре-ре», так тогда простонародье называли службу дистанций пути на железной дороге. Работенка, по правде сказать, не из легких (ворочать ломом шпалы и рельсы, долбить кирками и кувалдами мерзлый грунт), но денежная. Александр малость оправился, теперь следовало жениться — давно пора. Да вот закавыка: парня считали невзрачным, вдобавок шлейфом шла дурная слава — «сиделый». «Вот ведь прилепилась вечным репьем — не оторвешь...» Девки обходили стороной, даже знаться не желали. «Свою нужду» он справлял с безмужними «ререшницами», на которых клейма негде было ставить.
      Санька малый, не гордый, ну что же теперь выходит — свататься к завалящей перестарке?.. За дело ретиво взялась еще бодрая мать. Саньку окрутили на дочери одного стрелочника, тоже засидевшейся в девках. Тот стрелочник, держал поросят, считался в народе богатеем, однако приданного у Натуси (так называли жену) оказалось — кот наплакал. Маманя охала — как же можно так, просчитаться, не иначе бес попутал... Но сынок не горевал, они с Натусей быстро пообвыклись, на душе у парня, ставшего семейным человеком, сделалось спокойно и ровно. Мужик приобрел цель в жизни — чтобы «было не хуже людей»...
      Увидав стоящие вдоль дороги деревянные срубы, водитель вспомнил, как строил собственный дом. Одно замечание: домашние — мать и младшая сестра (тоже вековуха) изначально невзлюбили Наталью. Словно сговорившись, бабы постоянно травили девку (да и самого Саньку в придачу) — то не так... это не эдак... Обзывали Наталью лежебокой, коровой, безмозглой дурой... По правде сказать, молодая отроду не слишком смышлена и расторопна, к тому же смертно боялась свекрови и языкастой язвы золовки. Начни молодуха справлять дела по хозяйству, те вечно стояли у нее над душой и только ждали оплошности невестки. Высмеивали каждую промашку, нещадно раздували такие ляпы перед мужем, короче говоря — намеренно стравливали молодых. Санька, было, заступался за жену, но пошла такая склока, что мужик решил обзавестись личным жильем.
      К тому времени Натуся уже ждала ребенка. И вот, отвоевав участок под застройку, Александр стал свозить под забор матери отслужившие век шпалы, глыбы кирпичной кладки из-под снесенных старинных путейских будок, длинные жерди, выписанные за самогон в лесничестве. Да мало ли еще чего мужик привозил, где умыкнет, где так отдадут... За осень и зиму нужно было запастись стройматериалом, каким только возможно...
      Весной Наталья родила мальчика — как по заказу, атмосфера в доме изменилась коренным образом. Внучек пришелся по сердцу бабке, золовка же затискала племянника, но Санька остался тверд — строиться... и ни каких гвоздей...
      Помощников у него не было. Жена после родов прибаливала, мать старушка, а сестре — хоть бы хрен по деревне, но парень не унывал.
      — Я тогда молодой был, — говорит Санька. — Горел огнем. Приду с работы и сразу в наш закуток, посмотреть — как там наследничек... Хотелось только на него взглянуть, и усталость как рукой сымает. Пожру — и до полуночи, а летом и больше прихватывал, вкалывал на постройке. Сам фундамент выложил, сам шпалы пилил и замки в них вырубал, правда, ребята с путей приходили, чтобы венцы поднять, а остальное — один. Главное, утомления не чувствовал, как заводной работал, тут думать об устали некогда, знай только поспешай.
      Дом получился на славу! Крышу пришлось покрыть толью, а остальное вышло по первому сорту! Внутри стены под штукатуркой — и террасочку, и сарайчик сварганил. Когда закончил работу, взглянул на сработанное и не верится, что эту махину сам сделал. Один сделал, скажи кто раньше, что способен на такое, — ни за что не поверил бы... Вот что значит — цель поиметь... Мне в радость стройка вышла... когда уже и топором ворочать невмоготу, вспомню о сыне, представлю маленькие пухлые ручонки — и как кто силы в тело вольет... И так славно делалось, так здорово, как сроду в жизни не ощущал — и раньше, и потом... Вот, таким путем, считай, меньше чем за год, и построился... И живу теперь там же — пристроечку сделал, крышу капитальную, сарай с погребом, террасу просторную приделал... Барские хоромы, а не дом!..
      На подъезде к Туле показался «Курган воинской славы» (так назвал этот мемориал водитель) — крутой насыпной холм, возможно, даже и озелененный террикон, на вершине которого установлен гигантский блестящий штык, призванный стать обозримым даже за горизонтом. Вдоль трассы зачастили красочные баннеры «Тула — Город Герой». Помнится, к слову заметить, в Поволжье и на Урале тоже встречается много подобных призывных реплик, типа — «Урал — опорный край державы!».
      Санька приумолк, внутренне собрался и с натугой вымолвил, что его отец в сорок первом воевал в здешних местах, когда наши сдерживали немцев на подступах к Москве. Зная уже, что водитель винит себя в смерти отца, не снесшего арест сына за кражи на железке — я не стал лезть к водителю с причитающимися по такому случаю вопросами.
      Опять, как назло, сработал «закон подлости» — объезд... Однако чего возмущаться, разве Новомосковск не явился примером разумности прокладки шоссейных трасс в обход города. Но на Тулу-то уж давно хотелось посмотреть, ну хоть краешком глаза... Часто слышишь — Тула, Тула... а вот увидеть воочию — не повезло.
      Шоссе спускалось с высоченного бугра, внизу, спрятанный холмами, лежал «таинственный» град, в центре сине-зеленого марева перевернутым гвоздем крутился в окрестной панораме соборный шпиль. О полумиллионнике напоминало обилие разномастных придорожных заведений, вынесенных за городскую черту, предположительно, по причине сарайной архитектуры и неряшливой антисанитарии. Но это так, шутка... Для нарождающегося в России бизнеса — нет таких причин, вопрос только — цена услуг чиновника...
      Ехали, ехали и встали в уснувшей дорожной пробке, как говорится — ни тпру, ни но...
      Шофер отправился узнавать, что к чему, да и пассажиру затекшие ноги следовало размять... Стоянка оказалась зажатой пологими лысыми холмами, между ними тянет сухим жарким ветром, будто в степях между Волгоградом и Оренбургом. Возвращается сильно возбужденный Санька, вид пришибленный... Матерно ругаясь, мужик сообщает, что заехал не в ту сторону.
      — Ребята говорят, что на Рославль правильнее ехать через Москву... Э-хе-хе...
      Выходит, недоглядели в дорожном атласе, да и наврали стреляные «водилы»... Парень понадеялся на собратьев и обмишурился, хотя раньше, как баран, упирался и слушать никого не хотел...
      И тут в развалочку подошли два амбала (издалека видно — тертые калачи), жива такая шоферская популяция. Предок у них библейский Хам, таких сразу видно по приблатненной манере держать себя, по презрительному отношению к