ЯНВАРСКИЕ РЕФЛЕКСИИ И МЕЧТАНИЯ

сознанию, то есть, представления в социальной материи идеи. Природа человека социальна (материальна), но сущность его идеальна (сознательна). Конечно, сущность человека бедна и абстрактна в духовном отношении, но в материальном отношении и культурном (трудовом, прежде всего, в душевном) преломлении она богата и конкретна.



        Предназначение человека быть средством, слугой воплощения духа в материи мира (космоса и времени). Побочным явлением этого воплощения является сам человек уже как личность. То есть, у него по мере творческого развития личности и совершенствования в качестве великодушного возникает не только обязанность по отношению к миру и для по отношению к людям, но и совесть по отношению к самому себе и к тому, кто скрывается за этим самим собой и кому человеческое Я ближе самого человека, - к Я, одновременно Не-Иному и Иному. Как Не-Иное это Я Бога, а как Иное это Я того, что скрыто в Боге от самого Бога.











        «Анна Каренина» (История Вронского). Недавно опять урывками смотрел сериал «Анна Каренина» режиссера Карена Шахназарова. Не имеет смысла сравнивать этот мини-сериал с творением Льва Толстого. И не потому что Шахназаров не является Толстым (понятное дело, имеет смысл сравнивать Шахназарова с ним самым по его работам), но потому что в сериале Анна Каренина представлена глазами Вронского для сына Анны Карениной. Такова фантазия режиссера, его замысел. Это уже Шахназаров: смотреть на Анну Каренину глазами Алексея Вронского, а не сам Толстой. И что можно увидеть? Конечно, Анну как объект соблазна Вронского. На большее Шахназаров не отважился. Было бы  интереснее посмотреть, как он видит «Анну Каренину» глазами Константина Левина как образа автора в романе. Но он не дерзкий человек и неудобно чувствует себя на чужом месте Льва Толстого. У него есть свое место популярного человека. Ему проще показать как муж (актер Максим Матвеев, играющий Алексея Вронского) смотрит влюбленными глазами на свою жену (Елизавету Боярскую, играющую саму Анну Каренину). Именно для этого – показа господ на зависть народу - и создается сериал («чудо» техники манипуляции, а не искусства), который смотрят миллионы обывателей. Но это как-то не совсем прилично показывать, демонстрировать свою любовь не миллионам зрителей, а друг другу на глазах у всех. «Анна Каренина» не подиум, не красная дорожка киношного фестиваля. Но автор сериала и занятые в нем актеры считают «Анну Каренину» удобным местом, рамками для своих фантазий и отношений.  Тем более, что сам толстовский роман в свое время оказался скандалом в благородном семействе великосветских романов.



        В результате вышла «черная комедия» на бытовую тему в интерьерах «дворянских гнезд» и великосветских салонов викторианского харассмента на российском материале. Сериал вышел и попал прямо «в струю». Какая бедная, несчастная Анна Каренина. Но автор (Карен Шахназаров) не осуждает Анну, как Лев Толстой, он жалеет ее, как это модно ныне. И в этой жалости любуется ею и ее любовником («эльфами») и откровенно смеется над «рогатым» («орком») Карениным (воплощением великосветского обмороженного Мордора). Такое отношение уже предрешено выбором автора взгляда пустоголового сноба. Эльфы-любовники оставили обманутого мужа и его сына не только с рогами, но и с ушами. Недаром Лев Толстой в описании делает ударение на ушах Каренина.



        - Бабушка, а зачем тебе такие большие уши?



        - Это чтобы лучше тебя, внучка, слушать.



        Каренин внимательно слушает, но ничего не слышит, кроме звонкого шума в своих больших, музыкальных ушах. Не слышит ничего, кроме шума, звонкого от смеха над ним счастливых любовников. Этот же шум беспокоит его сына. Он по наследству передался ему от обманутого отца и является знаком, символом того, что его тоже обманули и бросили на произвол судьбы, как минимум, дважды: предпочтением ему любовника и самоубийством maman. Вот он и спрашивает «негодяя» Вронского, зачем тот похитил у него матушку, ради чего? Неужели, ради адюльтера?!  Но что может сказать «пижон» и «мажор» Вронский? Лишь свою историю соблазна той, которая только и ждала, как ниже пасть. Прелюбодеяние заканчивается самоубийством падшей. Такова судьба «падшей женщины». Ее можно и пожалеть. Почему бы и не пожалеть тем, кто удержался от соблазна. Это звонок, сигнал для них. А тем, кто пал, разделить с ней такую жалкую судьбу.



        Жалко, что в сериале не нашло место и время история Константина Левина и Китти Щербатской. Но эта история для глаз и ушей не обывателей, а более взыскательной культурной публики. Поэтому после просмотра этого «теледива» остается в душе лишь горький осадок от лицезрения «популиса» нового века, принявшего эстафету у пресловутых «мушкетеров» и не менее пустых «гардемаринов» прошлого века. Конечно, Дюма-отец не Лев Толстой, но все же, чего нельзя сказать обо всех (туземных и иноземных) экранизациях их произведений. Один хлам. Экранизации создаются для тех людей, которые не умеют читать книжки. В этом смысле сценаристы и режиссеры -  «благородные люди», «просветители», так сказать-с, которые приобщают безграмотную публику к классике. В этом же жанре работают и современные литераторы, стряпающие свои комиксы. Не будем называть имен, - они на слуху у всех, кто умеет разглядывать картинки и читать убогие строчки под ними.  Правда, жалко даром потерянного времени. Лучше хорошую книжку почитать, чтобы исправить впечатление. Утешением остается чувство облегчения, что смотрел не весь сериал от начала и до конца, а только частями.











        Природа, характер и личность человека. Природа у людей одна и та же – это природа социального существа, живущего (животного) в обществе. Но характеры бывают разные. Правда, они имеют границы в своем существовании (проявлении) и поэтому могут быть обобщены по типу материализации.  Физиологическую (материальную) основу человеческого характера, его этоса (деятельной души) составляет темперамент. Человек может быть уравновешенным и жизнерадостным сангвиником или замкнутым и печальным (депрессивным) меланхоликом. А может быть равнодушным и апатичным флегматиком или, напротив, подвижным (динамичным) и нервным холериком. Наиболее благоприятным состоянием для человеческого воплощения является физиология сангвиника. Все прочие типы темперамента являются отклонениями от нормы, от меры воплощения души в тело, ибо повышают сопротивляемость телесного материала ввиду чрезмерного либо усиления, либо ослабления жизненной энергии (животного действия).



        Более специфический характер имеет не сам характер человека (прошу у взыскательного читателя извинения за случайно появившийся в рассуждении каламбур),  а его индивидуальность. Индивидуальность вместо с темпераментом создают коридор развития характера человека, его деятельной души. Если темперамент детерминирует (определяет) его вообще, то индивидуальность ограничивает его в частности, отличая от других частностей, отдельно взятых людей.



        Характер – это то, что есть в человеке от натуры, от его естества, природы. Недаром в народе говорят: «Не противься моему нраву», то есть, характеру. Нрав человека составляет натуральную основу его нравственности, это его моральный облик как естественного существа. Характер человека – это его моральная физиономия.



        Другое дело, человеческая личность. Личность идет не от природы, а от сущности человека, от его сознания, точнее, уже его самосознания, сознания самого сознания. Характер является естественной основой личности человека, но не она сама. В характере есть принцип, но нет идеи. Она есть в личности. Личность разрешает человеку быть всем человечеством в своем собственном лице. Не отличаться от других людей в качестве индивидуальности и не быть абстрактно на них похожим, быть им подобным живым социальным индивидом, а конкретно проницать их всех своей личностью. Это возможно только благодаря идее. Но для этого необходимо найти в ней для себя место. Но как найти в ней место, если она идеальна и не имеет места локализации. Другое определение ее пустого места – всеместность. Как, каким образом ее локализировать? Своей несгибаемой волей, крутым, упрямым характером? Но упрямство дурно и глупо, между тем как идея блага и умна. И потом никакого конечного характера не хватит для обуздания бесконечной и вечной идеи. Значит, нужно как-то заинтересовать идею, но не пребыванием в человеке, - в нем она как в клетке материи, - а, напротив, освобождением человека от своего естества.











        Актер в студии. На днях смотрел повтор юбилея артиста Дмитрия Харатьяна в в развлекательной программе Максима Галкина на Первом канале. Посмотрел, то, что просмотрел прежде. Смотрел, чтобы не заскучать на экзамене «на удаленке». И не зря смотрел. Вот сейчас пищу об этом.



        Что можно сказать? Юбиляр относится к тому классу актеров, которых принято называть «артистами». Больше того: Харатьян еще принадлежит к числу тех артистов, которым мало сцены в театре, - они из самой жизни могут сделать и делают театр, как небезызвестная героиня романа Сомерсета Моэма. Обычные, нормальные актеры играют на сцене. Необычные актеры, вроде Харатьяна, продолжают игру, превращая подряд, что ни попадя, в свой бенефис. Это видно невооруженным взглядом, - не верю! – театр в театре, постановка, подстава.











        «Чем легче женщину мы любим…». О чем говорят эти строки из «Евгения Онегина» Александра Пушкина? Они говорят о природе женской любви. Эта любовь, а не сама женщина, как думают, глупые мужчины, глупа. Богине красоты - Афродите ( той же Венере) - Бог-Отец, согласно закону естества (тела): «чем красивее, тем глупее», не дал ума, оставив его своей умной дочери Афине, согласно обратному закону уже ума: «чем дурнее, тем умнее». Главное, чтобы дурным не оказался сам ум, ведь природа скупа, - она не дает и то, и другое вместе. Поэтому влюбленная женщина теряет свой ум, то есть, меру, осторожность, и увлекается, как ребенок сказками, которыми потчует ее любовник. Об этом и пишет Пушкин-сказочник: «Чем легче женщину мы любим, тем больше нравимся мы ей». Чем мы легкомысленнее, веселее в обращении с женщиной, тем больше привязываем ее к себе. Все познается в сравнении, тем более, в противопоставлении. Ведь мы, мужчины, обязательно добиваемся обратного эффекта, если труднее, сложнее, серьезнее любим женщину и таким образом отбиваем у нее всякую охоту, желание нам нравиться. Увлекает нас желание, то есть, то, чего нам не хватает, а не хватает нам, прежде всего, ума. И соответственно обманув женщину, мы, мужчины, портим ее, о чем пишет Пушкин: «И тем вернее губим средь обольстительных сетей». Обман, обольщение не спасает, а губит женщину, ибо ее любовь есть самообольщение. Кто виноват, что ее обманули? Конечно, она сама. Потом раскрыв обман, она, поумнев, но не став еще человеком, то есть, великодушным существом, прощающим всякую пакость, «вечно обиженная», мстит неверному любовнику. Тем самым она окончательно, так и не повзрослев, как «дитя мести», уже обманывает мужчин. Постарев, она выходит из