***
Второго дня автор разрешил мне воспользоваться его услугами. И теперь я имею возможность выражать все то, что я думаю, чувствую, представляю, переживаю и демонстрирую своими поступками его словами. Понятное дело, что я как персонаж не имею никакой возможности быть представленным без его письменной помощи.
Я родился не как все люди в прошлом, но в будущем времени, ибо теперь, будучи взрослым человеком, я нахожусь в прошлом, которое является настоящим задолго до моего рождения через двести шестьдесят лет. Понять это, - то, что так случилось, - я не могу, просто не в состоянии. Конечно, такой кульбит во времени можно объяснить авторским произволом моего создателя. Но понять его у меня нет никакой возможности. Для чего он это сделал - поместил меня в глубокое прошлое?
В прошлой жизни, которая парадоксальным образом станет через двести лет спустя моим настоящим, я был типичным интеллигентом и содержал себя с помощью языка, поучая подрастающее поколение. Мне довелось работать учителем в университете. Таким я буду из крови и плоти в сочинении моего автора. На самом деле я состою из бумаги и чернил. Есть ли у меня живая душа или она тоже бумажная и чернильная? Черная душа, как омут, в котором водятся черти!
Но у меня есть желания. Значит, я обладаю, если не вещественным и эфирным телом, то хотя бы телом астральным, зависимым от расположения звезд в небесных созвездиях. Я ведь выражаю словами автора то, что ощущаю, представляю и переживаю.
Затем я думаю. Следовательно, у меня есть ментальное тело. Я телесен. Но это мало.
Я доподлинно знаю, что у меня есть каузальное тело, ведь я переродился в Петра Николаевича, живу новой жизни в его грубом теле и питаюсь энергией его эфирного тела, так называемого «биополя».
Уже в этой жизни я пробудился от сна бытовой жизни и обрел буддхическое тело – тело света знания спасения моей души, точнее, говоря тело «атмы» или Я, единого, как для меня, Петра Петровича Петрова, так и моего теперешнего двойника Петра Николаевича Петрова.
Кто я такой как персонаж автора? Я его «производящий артефакт» в терминологии Рене Генона, текстуальное воплощение, агент авторской воли. Мной действует автор, ткет полотно повествования, раскручивает сюжет моей истории. Он обретает тело в моем лице в пространстве представления, спектакля страстей своей души. Автор живет словами. Из слов соткано мое тело. В него автор вдохнул свою душу. Своими мыслями наделил мой ум и взволновал желаниями, страхом и страстями мое сознание. Он дал мне жизнь и освободил меня от тягостной зависимости от себя. Я стал не автором в себе, а автором для другого, для меня, иного, чем автор.
Но что я мог сделать один? Я до сих пор зависим. Зависим от кого? От других персонажей. Зависим от чего? От обстоятельств сюжетного построения, от интриги, которая как текстуальная судьба ведет меня по сюжету к кульминации и развязке сценария произведения.
Автор оставил меня одного на Тверской улице. Там я встретил мою тайную забаву – Веру Ивановну Березину. Она очень нравилась мне. Я уверял себя, что люблю Марфу Борисовну, а к Вере Ивановне просто испытываю симпатию. Но я не мог обмануть себя. Она заполнила все мое воображение. Марфа Борисовна ушла на вторые роли. Она вообще была забыта. Что случилось? Почему такое произошло? Еще на днях я не чаял в ней души. Но теперь то, почему с глаз долой, из сердца вон? Неужели только потому, что она мне изменила? Так, нет же, в этом случае, если бы я любил, я убил бы ее, себя или любовника, но не разлюбил бы. Вероятно, не я еще ее любил, но Петр Николаевич. Он, с кем мы составляем телесный и душевный палимпсест, если можно так выразиться, ушел в мое бессознательное. Я вытеснил его манию по имени Марфа Борисовна в подсознание. Сознательно же я сам влюблен в другую женщину, которую встретил на своем жизненном пути. Но она не оказывает мне знаки внимания. Вероятно, я безразличен ей.
Увидев Веру Ивановну, я поклонился ей и справился, как она чувствует себя.
- Неплохо, - кратко мне ответила Вера Ивановна.
И поделом мне, - мы едва знакомы. К тому же она стала вчера свидетельницей неприятной сцены моей размолвки с невестой. Поэтому я решил спросить у нее разрешение проводить ее и поговорить на отвлеченную тему. Но мне было трудно это сделать сразу.
- Вы знаете, Вера Ивановна, я тоже чувствую себя неплохо, но нельзя сказать, что хорошо.
- Что так? Ссора с вашей невестой?
- Что вы! Какая невеста.
- Да, вы ветреник, Петр Николаевич.
- Нисколько. Скажу честно, после истории с контузией под Берлином мне все равно: изменила Марфа Борисовна с моим приятелем или нет. Я стал другим человеком. Возможно, повзрослел и понял, что совсем не люблю ее. Это была фантазия, юношеская влюбленность в идеальный образ, который я примерил на ней. Со мной произошел, как бы это сказать… душевный переворот, что ли. Меня занимает сейчас не женитьба, а поиск правды, духовная жажда. Не знаю, как лучше сказать. Вы понимаете меня, Вера Ивановна?
- Где уж мне понять вас! С такими вопросами удобнее обращаться к духовнику или к старцу.
- Почему же? Не могу согласиться с вами. Когда я увидел вас, то сразу понял, что вы, Вера Ивановна, как раз вы только и можете понять меня. Я интуитивно вижу в вас родственную натуру. Конечно, прошу меня извинить за столь дерзкое предположение.
- Ничего, Петр Николаевич. Я вас прощаю. Но как так: обычная мадмуазель, каких много можно встретить в наших гостиных, и вдруг родственная душа или, как вы сказали, «натура»? Не ошиблись ли вы, Петр Николаевич так же, как с вашей уже невестой?
- Совсем нет. С невестой был не я.
- Как же так? Она ваша невеста или не ваша?
- Не моя! Вера Ивановна, я не могу вас всего сказать. Если я скажу, то вы не поверите мне. Вы сочтете меня сумасшедшим.
- Петр Николаевич, вы опасный человек.
- Ошибаетесь, Вера Николаевна. Я - безобидный человек. Никого не могу обидеть.
- Но невесту свою вы же обидели?
- Как? Это она обидела себя, а не я. Вера Ивановна, я прошу у вас защиты.
- Да, от чего я могу вас защитить?
- От самой себя.
- Как это?
- Я только о вас и думаю. Думаю: какая вы хорошая и пригожая.
- Вы мне льстите, Петр Николаевич. Мне, конечно, это приятно. Но вы не находите, что ведете себя странно?
- Нахожу.
- И чувствуете себя виноватым?
- Откуда вы это знаете?
- Петр Николаевич, это написано на вашей физиономии. Странная у вас манера привлечь внимание девушки. Так обычно вы знакомитесь с нашим полом?
- Вера Ивановна, мы уже знакомы.
- Вы знаете, я это не забыла.
- Я тоже не могу забыть вас.
- Я этого не говорила, - уверенно сказала Вера Ивановна.
- Хорошо. Помогите мне, Вера Ивановна, понять, почему я так привязался к вам.
- Петр Николаевич, вы действительно становитесь навязчивым.
- Вера Ивановна, я прошу вас выполнить только одну мою просьбу.
- Какую?
- Не давайте мне «от ворот поворот»!
- Разве можно просить о таком. Не спорю, вы симпатичный молодой человек. Но не в моем вкусе. Признаюсь вам: я не люблю вас. И еще. Не старайтесь быть лучше, чем вы есть. Дам вам совет: не бросайтесь вы сразу незнакомым людям на шею в поисках родной души. Они могут разыграть вас и от души посмеяться над вами. Мне, например, очень хотелось проделать такое с вами. Но я пожалела вас.
- Такой я жалкий?
- Несчастный, неудачный, обманутый жених. Таким я буду помнить вас.
- А вы жестокая, Вера Ивановна.
- Какая есть. Надеюсь, вы уже разочаровались во мне? Вылечила я вас, Петр Николаевич, от любовного томления?
- Никак нет, Вера Николаевна. Вы кого-нибудь любили?
- Конечно. Я любила. Но не любили меня. И я зареклась не любить больше.
- Вера Ивановна, любовь зла…
- К несчастью, Петр Николаевич, вы не козел. Я вас не люблю и ничего, кроме несчастья, в любви ко мне вы не найдете.
- Зарекалась девица по воду или замуж не ходить… Спасибо, Вера Ивановна, на добром слове, что я не козел. Но я живой человек. Мне тоже любить хочется. Разрешите мне ближе любоваться вашей красотой. Я вам еще пригожусь. Так говорит народ в наших сказках. Может быть, ваше сердечко еще екнет. Не одному только князю Трубецкому любоваться вами.
- Что ж, извольте, Петр Николаевич, пожалею я вас, – любуйтесь на здоровье, но «рукам волю не давайте», а не то я обижусь.
- Помилуйте, голубушка: Вера Ивановна не музейный экспонат. Как это руками не трогать? Да, как вы можете такое говорить! Неужели не дадите вашей нежной ручки поцеловать, - сказал тотчас Петр Петрович и мгновенно запечатлел на руке Веры Ивановны в голубой перчатке невинный поцелуй.
Был ли он таким невинным, каким хотел показать его я, сам не знаю. Но чувствую, что я вложил в него свое трепетное чувство. И рука невольно ответила моим губам, но Вера Ивановна нервно ее отдернула, будучи не в состоянии скрыть свое тайное волнение. Значит, не так она равнодушна к моему чувству, как пытается в этом уверить меня. Женщины слабы перед нашими чувствами, если они искренни и честны. Может быть, и Марфа Борисовна сдалась моему приятелю, разобравшись в его неподдельных чувствах? Так что же тогда такое флирт как не внешнее выражение чувства? Это то же чувство, но оно ветреное, не постоянное, как сама любовь юного существа. Не играю ли я в любовь, прикинувшись молодым человеком? Ведь мне этого мало, - быть неудачливым воздыхателем. Но и быть удачным любовником мне скучно. Чего же я хочу? Я хочу веру Ивановну, но не только ее тело, а всю ее целиком. Для чего хочу? Для удовлетворения желания? Нет, не только. Не только для того, чтобы оно повторялось вновь и вновь. Мне нужна была Вера Ивановна для того, чтобы удостоверять вновь и вновь то экзистенциальное чувство, что я еще живой человек, а не просто ходульный персонаж придуманной автором истории. Любовь, которая волнует мою кровь, мне напоминает, что я живой, а не мертвый.
Но зачем мне любовь Веры Ивановны, зачем я хочу, чтобы она любила меня? Неужели без ее любви я не смогу жить? Нет, конечно. Нет такой любви, ради которой стоило жить. Мы живем не для любви, но для того, чтобы жить. Только жизнь может быть любимой, наполненной любовью, а может быть наполненной одиночеством, в котором тебя никто не любит, даже ты сам себя. Дело не в ней, не в Вере Ивановне, а во мне, в том найду ли я в любви себя, удовлетворюсь ли нежностью в любви к Вере Ивановне. Конечно, я смогу удовлетворится, если она полюбит меня. Но будет ли мне достаточно ее любви, чтобы стать счастливым? Это вопрос. Не менее важен вопрос о том, явится ли такое счастье тем смыслом жизни, который будет мне интересен и не заставит меня заскучать.
Я не наивная барышня, которая живет ожиданием любви, и не боевой офицер, чтобы жить службой. Мне пора на покой, в отставку по семейным обстоятельствам, чтобы на воле предаться размышлению и творческим занятиям, вроде спокойного описания накопленного за годы учительства опыта чувств и мыслей. У меня есть еще идеи, которые ждут своего