Белобрысый Август.

лежишь, а я смотрю, мужем тебя представляю. Тобою спасенной себя вижу. Вижу, как понесу от тебя. Так замечталась (в семнадцать лет легко-то мечтается), не заметила, как влюбилась. Очнулся ты, а я уже твоею стала. Сама так решила. Перед смертью хоть любовь пришла, и то радость. Легше помирать любящей, чем пользованной.
- Не смей о смерти думать! Ты нашего ребенка выносить должна, а я отвоюю - поженимся. Дождаться меня должна!
- Мне теперь легше. Намного легче. Прибьют ли свои, чужие, или выживу - всё лучше теперь, чем было.
- Я люблю тебя. Я тебя защищать буду!
- Хорошо! Легко мне теперь и хорошо! Лягай рядом, спать надо.
- Маричка!
- Спать хочу, впервые с того времени не боюсь спать. И ты спи, любимый мой летчик.
Сон пришел легкий и скорый, как в детстве. Фёдор и Мария лежали, тесно обнявшись, переплелись телами, душами и видели светлый сон, один на двоих: Нет войны, нет чужих, непонятных людей. Только чистое небо и много птиц. Есть мальчик. Маленький белобрысый мальчик. Он ведет их за руки, ведет по высокой влажной траве, ведет к дому на околице. К ладному, крепкому дому, с подворьем и живностью.  Навстречу выбежал танцующий пёс. Над крышей дома полощется на ветру флаг - не красный, не черный, без звезд и крестов. Он голубой, как небо. Он как кусочек неба. Как их маленькое небо - на троих, и даже для пса, и для дома. Маленькое мирное небо, без звезд и крестов, но им хватает.

...

Фёдор прошел войну всего с одним ранением. Глубокий  шрам на груди, как медаль. Память об атаке. Дикой звериной, безоружной атаке штрафбата. Его отрыли в смеси из земли и тел погибших товарищей. Одного из сотни, вернувшего себе право носить оружие, защищать Родину, защищать Маричку и их ребенка. Он принял это право без благодарности, принял зло, как одиночка. И воевал зло, как одиночка. Он лез в самое пекло, вокруг гибли товарищи, а его смерть не брала. Должно быть, ошиблась в своих записях, считая Фёдора уже своим, погибшим. Или будто кто-то берег его.  Маричка? После Марички была Татьяна, медсестричка спасшая его, фронтовая подруга, фронтовая жена. Она погибла в Польше. Потом была Катя. Лейтенант связи - погибла в Германии. Потом Лида. Лида сейчас рядом, зовет к себе - в Москву. Она плачет. Она плачет третий день, но Фёдор отвечает только скупым «прости». Он давно решил найти свою Маричку, свою первую женщину. Первую любовь.

...

Маричка родила. Её вывезли от партизан, как только наладили связь со своими.  Всю войну проработала на фабрике. Шила обмундирование для солдат. Глядя на сына – нет-нет да вспоминала дидуся, Федора, немца Пауля, тот Август. Так и имя дала сыну. Август рос любопытным и замкнутым. Ему не хватало любви и ласки, а где же её было взять. Мир вокруг был злым. Мир вокруг стоял на ярости и мести, а её материнской любви хватало лишь на то, что бы возвратившись домой, отогреть, вернуть человечка в этого ощетинившегося, огрубевшего за день мальчика. Только в нём одном и была для неё жизнь. Жизнь, которую ей подарили дважды в том далёком августе.  Маричка надеялась, что в этом разбитом, озлобленном мире ещё осталось счастье и для неё с  маленьким белоюрысым Августом. Поселившись в доме дедушки, ждала чего-то. Ждала робко.
…Он пришел вечером, когда лес на горизонте почернел, когда Август уже засыпал, но проснулся от звонкого лая Рябка, потом прислушался к позвякиванию медалей и тяжелым шагам за дверью. Мальчонка сел на постели и настороженно разглядывал незнакомого военного, появившегося на пороге.
- Ты кто?
- Я… папа.
- Батя? Чей? Мой?
- Конечно твой!
Маричка вздохнула и заплакала – тихонько, что бы не пугать мужиков.