чтоб нам никто не мешал. У него там, в танковом огнетушителе самогон хранился. Ну и я, как говорят в Одессе, не пустыми руками - закуску принес. Земляк человек обстоятельный, торопиться не любит, потому и расположились мы не спеша, с комфортом. Хоть места в танке немного, но сало, лучок и огурчик я нарезал и красивенько так разложил. Когда наливали по третьей, и беседа вплотную принимала нужный мне оборот, вдруг, услышали сильный шум. Тихонько открыли водительский смотровой люк, наблюдаем. В ангар, пиная ногой все, что попадется, зашел автобатовский замполит. Злой, аж синий.
Замполит был в полевой форме с кобурой на боку. Как потом выяснилось, он с женой в дым разругался, и идти ему после суточного наряда некуда. Не найдя никого, на ком можно сорвать злость, ибо весь батальон на марше, он, наконец, подошел к своему «москвичу», хлопнул дверцей и стал укладываться спать. В дежурном освещении было хорошо видно, как доверчивый Кузя вылез на торпеду «москвича» и стал ждать, когда пришелец захочет с ним поиграть. Что было дальше - страшно вспомнить! Первый выстрел – мимо Кузи, но лобового стекла как не было. Второй – пуля ушла куда-то в двигатель. Кузя, спасая жизнь, стал рикошетом метаться по всему салону. Вскоре, крысенок опрокинул на себя банку с отработкой и, прыгая по сиденьям, заляпал маслом весь салон. Обезумев от наглости неуязвимой крысы и тех убытков, которые она уже нанесла, замполит перестал стрелять и схватил огромную монтировку, лежащую на заднем сидении. Он, во что бы то ни стало, хотел прибить непрошеного гостя. Наконец, Кузя, перепачкав абсолютно всё своими масляными лапами и хвостом, выпрыгнул через разбитое стекло и спрятался под днище «москвича».
Окончательно потеряв разум, замполит выскакивает из машины и со всей дури швыряет в крысенка монтировкой. Монтировка летит мимо Кузи, но абсолютно точно попадает в заднюю винтовую стойку и выбивает её. Вторая задняя стойка не выдерживает, и задница «москвича» с грохотом падает на бетонный пол. Войдя в охотничий раж, замполит выбивает ногой и передние стойки, пытаясь тем самым, хотя бы, днищем машины придушить ненавистную ему тварь.
Но боевой крысенок умирать не собирался. В последнюю секунду он выскочил из ловушки, и, оставляя за собой черные следы масляных лап, помчался в нашу сторону. Двигатель в «москвиче», как на грех стоял без коробки передач. От удара передком об пол его срывает с подушек крепления и он с грохотом, ломая крыльчатку вентилятора и гнилую переднюю панель выкатывается на пол. Видя, что от его машины ничего не осталось, а виновник всех бед невредимым уходит от наказания, замполит от отчаяния выпускает остаток обоймы своего «Макарова» Кузе в след.
Добежав к танку, крысенок ловко прыгнул на броню и скрылся в открытом нами смотровом люке. Короче, когда замполит уже даже не синий, а белый от ярости открыл башенный люк и увидел в танке нас, с самогоном, салом и Кузей на руках, то ни слов, ни патронов у него уже не было.
- Бедняга! – покачал головой Мизин.
- Еще бы! Я на губе два дня от стрельбы отходил. Хорошо начальник губы терпеть не мог этого выскочки замполита. А когда узнал, как тот свою собственную машину изуродовал, то так смеялся, чуть легкие не вылетели. Мы с земляком пять суток, как в санатории провели, ей богу не вру, отоспался за весь год.
- Да не ты, - философски заметил сержант Мизин, - замполит бедняга. Сначала жена от тела и кухни отлучила, потом какая-то крыса машину развалила, а напоследок еще вы с самогоном.
- И за патроны придется отчет писать, - вставил Ерофеев.
- Наверно, в тот день не только жена и крыса, но и звезды к замполиту жопой повернулись, - закончил тему ефрейтор Сытин.
- Встать! Смирно! – первым заметил старшину младший сержант Ерофеев.
- Вольно! – скомандовал старшина, пессимистически осматривая выполненную работу, - завтра привезут поддоны с кирпичом. Сытин, вы кажется электрик?
- Так, точно.
- Знаете, как укладывать кабель в земле? – старшина посмотрел Сытину прямо в глаза.
- Так точно, приходилось.
- Когда закончите с траншеей, получите на промскладе кабель. Накладная на столе у командира вашего взвода. Вопросы есть?… Вопросов нет, вот и отлично. Не опоздайте на ужин.
Когда старшина скрылся за деревьями, Мизин достал из-за спины недокуренный бычок сделал затяжку и процедил сквозь зубы:
- Пилипчук, дуй к земляку.
Когда за минуту до вечерней поверки Пилипчук, наконец, зашел в расположение роты, у всех троих отлегло сердце. После отбоя четверка собралась в курилке на совещание.
- Что так долго? – спросил Пилипчука Мизин.
- Вы ж знаете, земляк человек обстоятельный, пока норму не выпьет - в деле не разберется, - оправдывался Пилипчук, - а потом я еще бегал, кое-что проверил. Похоже, земляк дело говорит.
- Не тяни, я бойцом так не уставал, как сегодня. Еще минута и усну прямо тут, – процедил сквозь сон Ерофеев.
- Короче, крутит старшина, - начал свой рассказ Пилипчук, - кабель через лес редко прокладывают. В основном вдоль дорог и коммуникаций всяких. Чтоб был ориентир и меньше вероятность его повредить. Я тут сбегал по предполагаемому правильному маршруту. Отмерил его шагами, потом забежал под навес промсклада. Хорошо наша рота в первый караул заступила, а то б пристрелили нафиг.
- А кто на посту был?
- Левченко.
- Так он нормальный мужик.
- Сало жрать из моей посылки он нормальный! – неожиданно вспылил Пилипчук, - пять минут держал под прицелом на земле, пока объяснял ему, что ни воровать, ни печати ломать не буду. Хорошо, хоть тревожную группу не вызвал.
- Ну а ты бы на его месте что сделал? – спросил ефрейтор.
- Соображал бы быстрее! Земля-то холодная, не май месяц. А я в одном п/ш.
- А на кой хрен ты на склад полез?
- Бирку на кабеле посмотреть. На каждом отрезанном куске кабеля вешают бирку с его длиной. Мне это тоже земляк объяснил.
- И что дальше?
- А то, что длина кабеля совпала с длиной предполагаемого правильного маршрута.
- Там у кабеля еще должны остаться свободные концы метров по десять, для входа в здание, - авторитетно, как бывший электрик заявил Сытин.
- Земляк сказал об этом, так что я и это учел.
- Ну и, что ты предлагаешь? Вырыть еще более длинную траншею? – спросил Мизин.
- Нет, я предлагаю стопроцентный дембель в первой партии.
В последующие три дня друзья по несчастью работали как-то странно. Они не рыли траншею, как все нормальные люди, от начала до конца, а копали только в тех местах, где траншея огибала корни больших деревьев, то есть непрямые участки. Старшина ежедневно проверял выполненную работу. Необычная методика рытья траншеи несколько озадачивала, но вмешиваться в производственный процесс он оснований не видел.
Вечером, когда до отправки первой партии дембелей оставалось два дня, старшина в очередной раз решил взглянуть на траншею. Было довольно поздно. Но полная луна и пробивающийся сквозь большие, но редкие сосны свет уличных фонарей вполне достаточно освещали нужный участок лесного ландшафта. Вдруг, от внезапно открывшейся ему картины, старший прапорщик чуть не подавился собственной слюной. Его взору предстала великолепная, освещенная лунным светом, и вырытая по всем нужным размерам траншея, хотя еще утром её готовность была не более тридцати процентов. Чудеса в гражданской жизни может это и нормально, но чудеса на военной службе это вопиющий беспорядок! А борьба с беспорядком – святая обязанность каждого старшины. Для детального разбора полетов было поздновато и старшина решил дождаться утра.
В девять утра следующего дня, после завтрака и наведения идеального порядка в казарме и прилегающей территории, весь батальон был построен для встречи своего командира. Замыкая первую шеренгу третьего взвода четвертой роты, старшина оглянулся назад. Мизин, Сытин, Ерофеев и Пилипчук, как ни в чем, ни бывало, стояли в строю. По расчетам старшины, в эту минуту, освобожденная от службы четверка, в поте лица должна укладывать кабель. Сумбур тревожных мыслей прервала команда начальника штаба:
- Батальо-о-н, сми-и-рно! Равнение на средину! – подъехал УАЗик командира батальона.
Сразу после утреннего построения и развода на плановые занятия, старшина решил разобраться что происходит с его проектом прокладки кабеля.
- Сержант Мизин, - позвал старшина.
- Я, - отозвался сержант.
- Ко мне.
- Товарищ старший прапорщик, сержант Мизин по вашему приказанию прибыл. – по всей
форме доложил Мизин.
- Товарищ сержант, почему ваше отделение самовольно оставило работы? - сдерживая раздражение, но пытаясь говорить спокойно, в рамках устава, спросил старшина, - домой расхотелось?
- Никак нет! Товарищ старший прапорщик. Домой хотим, а работу уже закончили.
- Может, вы меня не так поняли? Я повторяю, работа считается выполненной, если кабель уложен, а траншея засыпана.
- Мы так и сделали, товарищ старший прапорщик. Как по науке, уложили кабель, присыпали его песком, потом слой кирпича, а по кирпичу уже грунт.
- Вы что себе позволяете, сержант? Смирно! За мной бегом марш. – В минуты, когда Мудрук злился, его лексика автоматически заполнялась командами из армейского устава, что само по себе не плохо, ибо другим людям ничего кроме матерных слов в голову не приходит.
Старшина и сержант подбежали к месту работ, Мудрук вновь не поверил своим глазам. Там, где еще вчера поздно вечером луна освещала пустую траншею, виднелся свеженасыпанный, длинный бугорок земли, по концам которого торчали аккуратно скрученные колечки кабеля.
Чудеса множились с угрожающей быстротой.
- Вы ничего не хотите мне сказать, товарищ сержант? – спокойно спросил старшина, догадываясь, что его, как пацана, обвели вокруг пальца.
- Товарищ старший прапорщик, я думаю, если завтра, вы с чистым сердцем, проводите нас домой, то возможно рядовой Пилипчук вспомнит, куда он дел оставшийся кусок кабеля.
- Вы свободны, - процедил сквозь зубы старшина и, когда Мизин удалился, добавил, - я вам покажу «домой»! Щенки.
Последняя ночь перед увольнением в запас – священная ночь для каждого солдата срочной службы независимо от звания. Мысль о том, что эта ночь рано или поздно наступит, каждый день согревает сердце любого, кто по воле военкомата переступает порог воинской части. Последняя ночь самая сладкая, желанная и, как ни парадоксально прозвучит, грустная ночь расставания с армией. Только в эту ночь, и не днем раньше, бывший молокосос, пришедший сюда два года назад, может ударить себя кулаком в грудь и сказать: «Я смог, я выдержал, я прошел до конца и не сломался, значит, я не хуже других!». Только в эту ночь понимаешь, что вся эта казенщина и непреодолимая армейская тупость, которая в кровь резала неокрепшие души, есть не что иное, как обыкновенное духовное испытание. Точно такое же, как и огромные физические нагрузки для изнеженного домашней жизнью юноши.
А теперь … теперь все, конец! Приказ об увольнении подписан, оглашен перед строем и завтра утром армейская служба станет твоим прошлым. А впереди ждет такая желанная и слегка пугающая своей
