пути, проявляя великую духовную силу, понимание, речь и внутреннюю убежденность. Совершенные знания Вед легко входили в нее, становясь в ней базисными, она начинала проповедовать, убеждать, наслаждаясь процессом преданного служения и чувствуя в себе силы идти в этом направлении и посвятить ему всю свою жизнь.
Ей было предложено обосновать в Ростове-на-Дону женский ашрам, возглавить его и повести. Перед Тамарой стала проблема достаточно не простая. У нее на руках был несовершеннолетний сын, ее окружала многочисленная родня, она еще была привязана к отцу ребенка. Жизнь предлагала сделать крутой разворот, на самом деле потребовал Сам Бог в ней, ее ведущий и наставляющий.
Путь Тунги Падры был предопределен. И в великих религиозных деятелях Бог основывается на те качества в них, которые пока присутствуют, и знает те руки, которые при необходимости и по Божественному Плану должны человека заменить. Имея немалую миссию от Бога, она должна была оставить ребенка, сына, на руках родителей, чтобы более не возвращаться к этому, она должна была принести ради Бога и дела Бога, будучи избранной Богом, эту жертву, которая стоили ей, как матери, многих слез и молитв перед Богом, ища утешение в Боге от долгой предстоящей разлуки. Воля Бога – непреклонна. Но исходит Бог из качеств человека, которые можно использовать во Благо Божественному Плану. Так Тунга Падра оказалась в Ростове-на-Дону, где ИСККОН приобрел на ее имя частный дом в переулке Братском, 195, где и должны были ее усилиями и обосноваться матаджи.
Имя свое Тунга Падра она получила в результате инициации, когда духовный учитель спросил, как ее зовут. Имея еще эго, будучи самоуверенной, высоко мыслящей о себе и своей избранности, она ответила: «Тамара Петровна…». Увы, если бы у нее была ступень духовного понимания повыше, а эго пониже, то духовному учителю она должна была бы назваться мирским именем, без отчества, ибо перед Богом отчества не существует, как и перед духовным учителем. Так и получила не очень благозвучное духовное имя – Тунга Падра. С этим именем и стала старшей матаджей зарождающегося ашрама.
Тунга Падра была 1944 года рождения, и на тот период ей было 47 лет. Мне – 37. Это была худенькая казашка, достаточно мягкая и достаточно строгая одновременно, с удивительно белым, просветленным лицом, которое оттеняли черные волосы, гладко зачесанные назад, всегда непременно покрытые узкой повязкой, едва приближающей к христианскому платку. У нее был высокий блестящий белый лоб, на котором то и дело проступали отчетливые продолговатые линии, когда она начинала религиозную речь и входила в экстаз от веры и внутреннего состояния благости. При этом глаза у нее прикрывались и казалось, что она вот-вот упадет в обморок.
Темные глаза были пронзительны, взгляд цепким, однако, в них проскальзывала и некая ее снисходительность или милость. Когда она шла, ее худенькая невысокая фигура казалась внушающей некоторую робость и почтение к этой неземной женщине, обладающей магией взгляда и слова, так что все матаджи почитали ее, как духовного учителя, замирая при ее словах, с трепетом выслушивая и глубоко переживая ее замечания, как и со слезами принимая ее милосердие.
Видимо, так надо было Богу, именно такую внешность и такое самопроявление Он дал ей потому, что ее внешность была и обаятельна, и строга, и легка, и полная достоинства, как и ее речь и умение нести свое тело, как простота, доступность и недосягаемость в одном лице, что для очень многих она была притягательна, завораживала своей некоей высотой, качествами, любым проявлением себя, оказывалась вратами к Богу Кришне, к преданному служению, к совершенным духовным знаниям; и ее эго, и ее почтительное понимание себя и своего пути учило, как надо принимать в себе духовного учителя, на которого на словах она никак не претендовала, но в поведении и некоторых высказываниях для многих им и была, направляла к строгости и духовному пониманию существующей на Земле иерархии путеводителей к Богу, данной Самим Богом.
Это был полностью, как мне казалось вначале, контролирующий себя человек, неотступный в вере, с прекрасной религиозной речью, достаточно очаровывающей, вовлекающей, нектароподобной, но очень самоуверенный, почти не терпящей возражений и изничтожающий их на корню при малейшем проявлении, внутренне сильный, идущий на упоение некоей властью, претендующий на поклонение себе, не дающий спуску другим и всегда и всем ставящий в пример личный путь, личные жертвы, личные преимущества.
Матаджи, давшие себе обет жить в храме и подчиняться его законам, тотчас становились ее маленьким подобием в плане религиозных ритуалов, строгости, контроля себя и своих чувств, начинали спешно отходить от материальной праджалпы или пустых разговоров, некоторые переставали красить лица, входя в подчинение и ориентируясь только на ее указующий перст, отчего в храме стала создаваться обстановка необходимая, отрешенная, деловая и милостивая в своей мере.
И отрицательные качества иногда Бог использует с пользой для дела, ибо особая благость наставника для любого неофита в вере достаточно пагубна и может пустить в ненужный словесный разгул и противостояние, категорически недопустимые в заведениях подобного типа, которыми особым образом Управляет Сам Бог, склоняя к вере, упрочивая веру и ведя к Себе через Своих слуг, тех, кто уже этот путь заслужил, по качествам и готовности подходит, готов претерпевать и кому его путь дан именно через эти врата и до рождения.
Удивительным был отбор Бога, привлекающий к жизни в ашраме только тех, кто был молод, красив, образован или где-то учился, имел прекрасный голос и чье положение или принуждало жить отдельно от родни, или было благоприятно по другим причинам, опять же уготованным Богом.
Ходила она всегда в длинной по щиколотку юбке, на низком каблуке, невысокая, подтянутая, характерная внешне, умея внушать к себе уважение, требуя от матадж подчинение и ориентируя на Святые Писания и строгое исполнение религиозных принципов. Ее усилиями постепенно и наполнялся ашрам. Ее милостью – неограниченно, безотказно и как-то странно всех вмещал в себя, всем давая приют, пищу, само преданное служение. Автоматически и без ее особой воли ряды матаджей подчищались, одни уходили, другие – приходили и так формировался неплохой религиозный костяк маленьких и неукоснительных ее подобий, дорожащих своим положением, преданным служением, набирающим балы для инициации и собственного продвижения.
Дом, в котором Милостью Всевышнего нашел прибежище женский ашрам, был для этой цели вполне подходящим. Окна на улицу были украшены изображениями Бога Кришны, выдающими, кто здесь живет, создавая определенные религиозные чувства уже при приближении к нему. Преданные расположились в общем дворе, однако вход в дом был с прохода, достаточно широкого, который впоследствии матаджи приспособили для сушки белья, протянув многочисленные веревки по краям прохода, перебирали здесь фрукты и овощи, использовали для джапа-медитации в теплый период, где встречали также своих прихожан по вторникам и пятницам. Бог устроил так, что дал терпеливых соседей, хотя находились и те, кто залазил в окна храма, выходящие в проход, и грабил и без того слабый скарб здесь приютившихся матаджей, учащихся все воспринимать, как Волю Бога, в смирении и в бдительности жить здесь, под крышей дома, отведенного Богом для преданных Ростова-на-Дону.
Первая матаджа, как уже было сказано, была Тунга Падра, вошедшая первая в сей дом, обустроившая его по пониманию своему, развесив по стенам изображения Бога Кришны, устроив за занавеской у стены между двумя окнами алтарь для поклонения Божествам, куда входили изображения Самого Бога Кришны, Его извечная супруга Радхарани, панча-таттва, как извечное окружение Бога, также изображение Шрилы Прабхупады, других духовных учителей религиозной парампары.
Первые шаги Тунги Падры, обосновывавшей Волею Бога в Ростове-на-Дону женский ашрам, были направлены на выход в город, на проповеди и распространение Святых Писаний, и отсюда ее усилиями потекли в храм матаджи, отдав себя в ее руки, входя в суть преданного служения и из ее уст получая стартовые духовные наставления и те знания о Боге, о которых вожделела сама.
Тунга Падра была милостива в Боге, достаточно принципиальна и действительно служила Богу, как могла, отдавая себя полностью, управляя матаджами и не сопротивляясь любому, кто желал здесь жить. Матаджи теснились, принимая на себя новые аскезы, учась учиться преданному служению у Тунги Падры, ибо, как она считала, были еще достаточно материальны, слабы, и нелегкий труд духовный, саму практику преданного служения с неукоснительными требованиями принимали по-разному.
Вход в дом предварял невысокий бетонированный порожек, окаймленный по периметру несколькими пологими ступенями, далее - массивная деревянная дверь под козырьком. Храм состоял из небольшой прихожей, в углу которой ютилась старенькая заброшенная стиральная машина, над которой и вдоль левой стороны была вешалка буквально и зимой и летом завешанная, что не протолкнуться или не пробраться, одеждой всех сезонов и размеров; вечно, от порога и до конца прихожей зимой и летом проход был заваленный обувью матаджей, ибо ее здесь непременно следовало оставлять; но и искать ее при выходе из храма, заваленную и разбросанную, было отнюдь делом нелегким и не всегда и не сразу увенчивалось успехом.
Далее следовал узкий коридорчик, по правую сторону от которого были две двери в две кухни. Первая была предназначена для мытья посуды, для умывания по утрам, для хранения посуды с пищей, недоеденной матаджами и прихожанами и чистой посуды. Чистая посуда стояла, громоздилась на многочисленных полочках, устроенных прабху, была металлическая и одноразовая, использованная много раз, и здесь же в стеклянных банках были ложки. Вилками матаджи не ели никогда. Из этой кухни дверь вела в ванную комнату, где каждая матаджа обмывалась несколько раз в день, как закон, и непременно одетая в легкие одежды и при выключенном свете. Ванная была занавешена плотной резиновой шторой. Точно также в углу стоял и унитаз, отгороженный прочной шторой со всех сторон, создавая иллюзию двух отдельных служб, ибо здесь должна была быть высокая проходимость; и одни не должны были мешать другим вследствие многочисленности матаджей и их очень неслабой занятости в течение дня.
Следующая дверь по коридору вела в другую кухню. Здесь готовили прасад. Она содержалась в идеальной чистоте, почти через день знала генеральные уборки и была местом только для дежурных, здесь шинкующих, перебирающих, моющих, приготавливающих пищу, не вкушая ее до приготовления никогда, пищу именно вайшнавскую с соблюдением всех норм, непременно с многочисленными специями, достаточно перченую. Сюда вход был строго ограничен, ибо это было место – святая святых, где готовился прасад, куда можно было входить только после обмывания, в предназначенных одеждах и не дай Бог в критические дни. Здесь хранились многочисленные специи, кастрюли,
