Никто не боится дождя в Нью-Вавилоне

«Омега» была закрыта, а всех кандидатов выбросили просто на улицу – да, неслыханная, вопиющая безответственность со стороны казалось бы, гиперответственных силовых структур. Номер Семнадцать часто удивлялась этому, ведь единственное, о чем позаботилось их бывшее начальство – чтобы ни один «омеговец» не имел контакта с другим во избежание появления группировки.



Перед выходом из дома женщина надела цифровой нанокостюм, покрывающий все тело. Он был очень дорогим и специфическим, кроме всего прочего, позволял передвигаться по вертикальным поверхностям, его голографическое покрытие позволяло принять любой цвет, а в режиме «невидимки» и вовсе мимикрировать под окружающую среду. Тот же материал покрывал ее рюкзак. Номер Семнадцать всегда носила  его на случай опасности под обычной одеждой, обнажая только голову, так что он стал почти таким же ее атрибутом, как и электронный браслет. Костюм был куплен ею у одной из корпораций, специализирующейся на наноэлектронике. Пришлось потратить почти весь гонорар.

Накинув сверху толстовку и надев рюкзак, Номер Семнадцать подошла было к двери, но, едва взявшись за ручку, передумала. Замерев, как статуя, женщина прислушалась к звукам за дверью. Едва различимые крики доносились справа, приглушенные то ли закрытой дверью, то ли лестничным пролетом. Она жила на нижних ярусах города, славившихся своим маргинальным населением, и сейчас где-то неподалеку назревала потасовка. Развернувшись, она открыла окно и ловким прыжком перемахнув пустое пространство, оказалась на бетонном парапете, коих было множество вокруг, и спустя еще несколько парапетов, козырьков и балок, спустилась на улицу, неспешно, как ни в чем не бывало, шагая по улице-тоннелю в железобетонном теле города. Полицейский дрон повернулся было в ее сторону, но преследовать не стал: тут что не день, так развлекается паркуром кто-то из уличной шпаны.

Проект города-пирамиды носил рабочее название "Вавилонская Башня", но он прижился, и городу в свое время дали название Нью-Вавилон. Этот город, будто насмехаясь над жителями, олицетворял его систему. Это был шедевр архитектурной и конструкторской мысли, призванный побороть перенаселение мегаполисов – монументальная ступенчатая пирамида, полностью обеспечивавшая инфраструктуру, бесперебойное комфортное существование и места работы и жизни миллионов людей. Почему же это великолепие походило на насмешку? Да потому, что в саму задумку города была заложена классовая дифференциация – огромные, густонаселенные нижние ярусы были максимально компактными и функциональными: ульи рабочего народа, с четким разделением на сектора, в каждом из которых была своя инфраструктура – школы, детские сады, больницы, торговые центры. Дома врастали прямо в потолочные перекрытия, будто в серые бетонные небеса, прижимающие нас к земле. И чем ближе к центру яруса, тем меньше солнечного света могло проникнуть к людям, которым не посчастливилось там жить. Но, с каждым ярусом наверх, пространства и света становилось больше, а унылые улочки-тоннели превращались  в блестящие стеклянно-зеркальные пассажирские конвейеры, а серых, вечно торопливых человечков сменяли вальяжно плывущие по улицам, с иголочки одетые люди. Офисы корпораций находились на верхушке пирамиды, малонаселенной, почти всегда залитой солнцем, ибо часто облака так высоко уже не формировались. Они соседствовали с правительством, которое будто бы чувствовало себя неуютно среди ослепительного блеска центральных офисов воротил со своим сдержанным экстерьером. Снаружи было несложно понять, на какой из ступеней пирамиды начинались ярусы хозяев жизни: они блестели и сияли, словно окутанный облаками Олимп, на котором восседают небожители под самым носом у Господа Бога.



Улицы пирамидального города сильно отличались по мере приближения ко внешней стороне пирамиды. Двигаясь из ее центра – не важно, пешком или на транспорте в виде сети подвесных эскалаторов или электричек, в дневное время можно было проследить каждую стадию наступления «рассвета», от слабо сереющих стен до прямых лучей солнца, то и дело бросающих на поверхность бетонной утробы яркие полосы. Номер Семнадцать сменила несколько туннелей, и вышла к той части пирамиды, что освещалась дневным светом. Она прищурилась, и порывшись в карманах, среди липких бумажек нащупала нетронутую конфету на палочке, развернула и положила на язык. Номер Семнадцать обожала эти леденцы. Они успокаивали и придавали ей непринужденный вид среднестатистической жительницы нижнего яруса. За всю дорогу от своей ячейки к краю пирамиды женщина сосчитала 12 полицейских дронов, успела стать свидетельницей очереди на туннельную электричку и зашла в пахнущую на целый квартал кондитерскую, накупив конфет и печенья. Однако, эта дорога была самым простым отрезком ее пути к старому месту жительства. Здесь был выход вентиляционной шахты, которыми был пронизан пирамидальный город; он был закрыт огромной тяжелой решеткой, однако, рабочие не запирали техническую «калитку» ведь никому не пришло бы в голову туда залезть. Шахта была наклонена и вела к подножию пирамиды. Номер Семнадцать сделала несколько кругов неподалеку, считая в голове секунды, на протяжении которых решетчатый вход попадает в слепую зону полицейского дрона. От напряжения и подсчетов женщина не заметила, как конфета закончилась, а палочка упала под ноги. Но вот, на подлете очередного дрона, она прогулочным шагом подошла к решетке, и в считанные секунды, за которые его камеры разворачивались, открыла техническую калитку и нырнула в нее.



Круто наклоненный ствол шахты сулил верную смерть каждому, кто бы в нее  провалился. Даже сгруппировавшись, по нему нельзя было бы скатиться без травм, а проехаться, как по снежному склону было равно остаться без пятой точки, и опционально, части спины. Однако, Номер Семнадцать в первую же секунду зацепилась за стенку шахты с помощью присосок на пальцах высокотехнологичного костюма и передвигалась вниз, словно насекомое, прижавшись к стене на полусогнутых конечностях. Немного спустившись вниз, женщина остановилась и слегка повисела в трубе, закрыв глаза и слушая шум потоков воздуха, чтобы глаза привыкли к темноте, после чего продолжила спуск.

Масштабы пирамиды всегда играли на руку любителям попутешествовать нестандартным образом. Ее размеры предполагали широкие туннели и технические отсеки, занимающие целые кварталы. И даже заглушка для вентиляции здесь имела достаточно крупные отверстия, чтобы не слишком тучный человек мог в них протиснуться. Остановившись перед самой заглушкой, не желая попасть под прицел камер наблюдения снаружи пирамидального города, женщина сняла толстовку, намотав ее на перемычку между отверстиями и крепко завязав узлом, активировала нанокостюм на голове и лице, оказавшись, таким образом, полностью покрытой им, и включила мимикрирующий режим. Номер Семнадцать выбралась из вентиляционной шахты, и спустилась к подножию пирамиды по ее отвесному краю.



Несмотря на спокойствие и четко просчитанную привычность этой рутинной акробатики, женщина замерла, на мгновение поддавшись приступу головокружения. Перед ней был заасфальтированный участок земли, обрамляющий пирамидальный город, а за ним – небольшая роща и бескрайнее поле. Казалось, что пейзаж был настолько незатейливо простым, что в былые времена даже не зацепил бы взора проезжающего. Но у Номер Семнадцать чуть не подкосились ноги. Огромное пространство, отсутствие искусственных стен и потолков, яркий свет... слепящего солнца – все это вызывало ощущение щемящего благоговения. Женщина чувствовала себя крохотной частицей пыли, которую вот-вот подхватят потоки воздуха и, подняв, уронят где-нибудь за множество километров. Она сделала шаг. Ее охватило желанием на что-то опереться, за что-то схватиться, и она на миг оцепенела. Еще шаг. И еще один. Каждый из них становился все легче, а страх перед открытым пространством отступал.  Номер Семнадцать вдруг побежала вперед, ослепленная отсутствием стен и препятствий и пришла в себя лишь глубоко в роще, где сделала передышку, наслаждаясь каждой секундой вне города-пирамиды, который колоссальной всепожирающей тушей возвышался над ней, всей своей сущностью показывая, как же ничтожны существа, покинувшие его темную утробу.



Номер Семнадцать отключила мимикрирующий режим, и, найдя тропинку, неспешно отправилась в свой старый дом.  Тенистость рощи с проглядывающим сквозь ветви солнцем вызвала у женщины внезапные спазмы в животе от нахлынувших воспоминаний.



Воспоминания в общей своей массе были погребены под слоем ежедневных дел, однако, всегда возвращались здесь. Про то утро  - то утро, когда в девять утра свет не зажегся. Все «подопытные» из проекта «Омега» по привычке, даже в кромешной темноте, поднялись и вытянули руки вперед. Однако, свет не включался и единственное, что нарушало синхронный, словно у заводных кукол, шум дыхания – это быстрые шаги в коридоре и шум диалогов. В каком-то из них рядом с дверью было ясно и различимо произнесено «утилизация опытных образцов».



Номер Семнадцать остановилась, опершись о дерево. Ее дыхание перехватило так же, как тогда, когда все «нумерованные» вдохнули и замерли одновременно в темной комнате. Утилизация! Она , будучи живым, настоящим человеком, стала инструментом, расходным материалом, даже смерть которого не была трагедией – она была утилизацией. И сейчас… сейчас у нее не было иного пути, как найти свое начало, ту, живую и настоящую себя. Иначе, даже ее смерть не будет смертью, достойной именоваться трагедией хоть для кого-то.



Выдохнув, Номер Семнадцать пошла вперед. Поселение было уже впереди. Это была часть выселенной перед постройкой пирамидального города деревни, куда со временем стеклись не нашедшие себе места в раю потребления отщепенцы. Такой была и она. Проект «Омега» оказался рассекречен, и «утилизация опытных образцов» стала бы большим скандалом. Поэтому гуманистическое общество сделало самое лучшее, что можно было сделать с лишенными личности – оно закрыло на них глаза.

Нижние ярусы Нью-Вавилона не предусматривали трущоб и самовольных поселений для оказавшихся на обочине жизни. Это был все еще высокотехнологичный, комфортный город, да, рабочий муравейник, однако каждая рабочая особь должна была заработать себе право находиться не то что бы под Солнцем, а хотя бы в тени любимчиков жизни, жителей Вавилонской Башни. Тех же, кому не повезло, пирамида выплевывала сюда, словно жвачку, утратившую вкус и форму. Нью-Вавилон высасывал из людей все до капли, но даже отчужденные и брошенные, они не стремились бежать, предпочитая жить неподалеку, питаясь отбросами и величием пирамиды. Номер Семнадцать медленно шла по узким улочкам между домиками, кустами, колыхающимся на натянутых веревках бельем. Райский уголок, на самом деле. Да, на ярусах с середины Нью-Вавилона  были парки и скверы с голографической или синтетической растительностью, однако в поселении все было настоящим. Настоящим. И даже люди - они были настоящими. Не помнившей своего