заметив изумленно вскинутые брови женщины, и, появившуюся вдруг, бледность на ее лице, - оказались в Молдавии…, скажите, пожа-луйста, – перебил он себя, - можно на «ты» и Света? Мы, как мне представляется, с вами, где-то, одного возраста…
- Хорошо, давай на «ты», - охотно согласилась женщина, пряча свой, прямо таки, загоревшийся любопытством взгляд и, что-то еще, затаенное в самых глубинах ее души. Но только без этих…, - подняла она чашечку и локоть на уровень плеча, - без гусарства и брудершафтов, терпеть не могу пить на брудершафт.
- Хорошо, твое здоровье Света, - произнес Максим, обозначил стаканчиком уважение даме и ловко плеснул коньяк в широко открытый рот.
- Макс, скажи-ка мне такую вещь…, - закусывая, обратилась к нему Светлана, - ты иногда вспоминаешь свои детские годы, проведенные в Туркмении? – вопрошающе подняла она на него свой, уже чуть посоловевший, взгляд, - И что, конкретно, ты помнишь о них?
- Света, а вот эти твои бесёбушки, - не ответив, показал Максим на румяные пирожки, - они с чем?
- О, Боже! – Взмолилась про себя женщина, - С картошкой и луком, есть с яйцом, луком и укропом, - вслух ответила
она, - а почему вы их называете бесебушками?
- А вот это, как раз из туркменской эпопеи. У меня там был дружок, звали его Тепа, такой милый толстячок, славный недотепа! – неожиданно для себя выдал экспромтом Максим. - Так этот Тепа, всю бабушкину выпечку, называл бесёбушками. Забавное название, не так ли? - хохотнул он. - И, с тех пор все это, - показал он на пирожки, - и все остальное, сделанное из теста, я тоже называю бесёбушками, - уплетая за обе щеки пирожки и колбасу, говорил муж-чина. - И это, несомненно, говорит о моей хорошей памяти и является подтверждением т ого, что свои детские годы я вспоминаю и вспоминаю довольно часто и хорошо. Кстати, у этого Тепы-недотепы была сестричка на полгода моложе меня. Такая, как сейчас помню…, - задумался Максим, - вся беленькая, такая воздушная, хорошенькая, ладненькая! – С невяжущейся с его внешностью и поведением - мягкостью, тепло и нежно произнес он. – И звали эту малявочку… - здесь лицо его вдруг преобразилось, приняв весьма изумленный вид, - Как, вы говорили, ваши имена из далеко-го и озорного детства…? Стоп! Вспомнил! Одно из них было…, “Майне кляйне Светхен”. Так называл эту малявочку один из пленных немцев, работающих недалеко от нашего погранотряда на стройке. У него была фотография дочери…, - от волнения Максим перестал жевать, и держал очеред-ную «поварозочку» колбасы, взятую им со стола, не надкушенной. - Так вот, наша Туська, так звала Свету вся детвора нашего двора, кстати, и это имя прозвучало в ваших устах, была очень похожа на нее. Оп-па-а! – Вдруг вскричал он, - Это что же, получается…?! – взволновавшись, задумался он, внимательно и изучающе разглядывая лицо женщины, - А Вы, то есть, ты, - поправился он,- случайно не жила в Туркмении в славном городе Мары?
- У- у, - напрочь отметая эту возможность, чересчур энергично и отрицательно, закачала головой Светлана, и, отче-го-то, отвела глаза в сторону.
- Мм-да, - с загоревшимися от любопытства глазами, протянул Максим, - ты не куришь? – спросил он женщину.
- Нет, не курю, и курить в купе, извините, вам, то есть, тебе позволю.
- Обижаешь, Светик, я, что похож на идиота, чтобы курить здесь? Я хоть рыжий и нахальный, как ты изволила от-метить, но не до такой же степени! Просто подумал, что мы пойдем, покурим в тамбур, но раз ты не того, то я прошу разрешения покинуть тебя на пару минут и простить меня за это, хотя и краткосрочное одиночество.
- Считай, что я тебя простила, так, что можешь идти курить со спокойной душой, - ответила женщина, пережевывая очередную «поварозочку» колбасы.
Максим вышел из купе, пошел по направлению тамбура, отведенного для курения. Сердце его гулко колотилось, ру-ки дрожали от волнения, ноги стали почти ватными.
«Что-то тут не так… - взволнованно думал он, нервно затягиваясь сигаретой – Неужели это она…? Вполне возможно. Для чего тогда ей надо было, так настойчиво подчеркнуто, называть свое имя и детское прозвище, данное Туське пленным немцем, - «майне кляйне Светхен»? Она, явно хо-тела, чтобы я обратил на него внимание.… И назвалась она так после того, как я назвал свою фамилию... Ликий…. Ну, и Ликий, и Ликий, – фамилия, правда, достаточно редкая, - продолжал размышлять Максим, - лично мне, за всю мою почти пятидесятилетнюю жизнь, она ни разу не встречалась. Вполне возможно, что она, если это та Светхен, запомнила ее - я же помню фамилию той Светы – Хмара.… Почему же, «майне кляйне», если это, конечно, она, - еще раз оговорился он, - не могла запомнить - мою? Нет, определенно, тут загадка великая есмь! А как встрепенулась она при словах: «поворозочка и бесебушки»?! – вспомнил он, - Эти слова, мне тоже больше никогда и нигде не встречались…».
- Туська, - приглушенным голосом окликнул рыжий, вихрастый мальчишка шести - семи лет, девочку, ковыряющу-юся внизу, недалеко от веранды в песке, - иди сюда, чего покажу.
- А циво ты мне показесь? – прошепелявила, подняв белокурую головку с совершенно темными глазами, прихо-рошенькая девочка ровесница мальчишки.
- Иди скорее, - настойчиво позвал мальчишка ее еще раз призывно махнув рукой, и прильнул лицом к стеклу незанавешенного ничем окна, поселившегося за ним пару дней назад, капитана.
- Ну циво? – Спросила девочка, недовольная тем, что ее оторвали от построения кресла из песка для своей куклы, вырезанной из дерева дядей Гансом.
- Тихо ты, - буркнул мальчишка, не отрываясь лицом от стекла, - посмотри, чево это они там делают?
Девочка прильнула к окну, прикрыв ладошкой правый глаз, закрываясь ею от света, чтобы было лучше видно.
- Ну и циво? - присмотревшись, небрежно спросила она, - Это они так болоются (борятся). – Мои мама с папой тозе так делают, я сама видела. Посли к бассейну - искупаемся, а то сто-то совсем залко стало, - прошепелявила она своим почти беззубым впереди ртом.
- Ага, пошли. - Охотно согласился мальчишка, - Это, что же получается, что он ее победи-ил? – Подпрыгивая на одной ножке, спросил он.
- Конесно, он зе вон какой болсой этот капитант! – Отвечала девчушка, - А зена ево, - такая маленькая, маленькая. Конесно, он победиит ее. Мой папа тозе всегда болоит маму, только лаз или два я видела, сто мама поболоила папу, она так плыгала на нем! Навелное, от ладости, сто победи-ила его!
- А мои, никогда не бороются, - констатировал мальчишка, только ночью сильно кроватью скрипят.
- Знасит, тоже болоются, - авторитетно заявила белокурая малявочка, - у моих тозе кловать склипит во время их болоинья. Смотли, наши мальсиски и девсенки узе все там, на бессейне! Побезали! – И они крепко взявшись за руки, рва-нули к воде, бурлящей от кишащей в ней ребятни.
Бассейн был небольшой - метра четыре шириной и метров двадцать длинной. В нем обучали солдат погранич-ников плаванию и преодолению водных преград. Они плавали в трусах, иногда в форме, а иногда, даже с оружием в руках, которое держали вверху над головой, чтобы вода не попадала в стволы их винтовок. Переплыв бассейн, по-граничники стремительно выскакивали из него и бежали вперед, оставляя за собой мокрые потеки, тут же пропа-давшие на горячем от жаркого солнца песке. Преодолев препятствия, они падали за ними на землю и имитировали стрельбу из винтовок.
- Ну что, «рыжик», попробуешь сегодня переплыть весь бассейн? – спросил Максима рослый девятиклассник Сер-гей, симпатичный с открытым лицом паренек, возле которого они оказались.
- Что, - сам? – спросил мальчишка, глядя снизу-вверх на старшего товарища…
В тамбур вошли двое мужчин и прервали воспоминания Максима. Он потушил окурок и, о чем-то задумавшись по-шел к купе.
Открыв дверь, он увидел, что Светлана, отрешенно, и как-то потерянно смотрит в окно на мелькавшие за ним, в наступающих сумерках, деревья.
- Ну что? – Спросил Максим, - Немного добавим? – Кивнул он в сторону бутылки с коньяком.
- Можно, - не очень уверенно ответила женщина, - только по чуть-чуть, а то я и так уже захмелела.
Максим разлил коньяк, поднял свой стаканчик: - Твое здоровье, майне кляйне Светхен! – Многозначительно гля-дя в глаза Светланы, произнес он.
Женщина бросила на него быстрый взгляд, ничего не сказала, и, слегка дрожащей рукой, неосторожно, зацепив край стола, опустила свою чашечку с коньяком на столик, отчего часть напитка пролился на него.
- Господи, о чем это ты?! Видишь, из-за тебя, коньяк про-лила! - Сердито сказала Светлана, промокая жидкость бу-мажной салфеткой.
Максим, пожал плечами, дескать: «Какие пустяки»! - и, слегка закусив, спросил, - Туська, скажи, а ты Ганса пом-нишь…? Ну, того пленного немца, который подарил тебе, сделанную им самим куклу. Его дочь, - Лорхен, на фото, бы-ла так похожа на тебя…
Женщина потупила глаза, но тут же тряхнув головой, подняла их: - Максим, какой Ганс?! Какая кукла?! Какая Лор-хен!? – Сделала она удивленные глаза, - Ты меня с кем-то перепутал, – проговорила женщина.
- Я перепутал?! – возмутился Максим, - Разве это не ты спрашивала о детстве проведенном в Туркмении?! Разве не ты назвалась так, как звал тебя пленный Ганс - “майне кляйне Светхен “? Опять же, кто назвался Туськой, из далекого и озорного детства?
- У тебя больное воображение, Максим, - усмехнулась Светлана, - ничего такого я не говорила! И, вообще, хватит об этом! - Решительно и сердито, произнесла она, - так что, твое здоровье! - Оно тебе очень пригодится, - сказала жен-щина, приподняла чашечку и залпом выпила коньяк.
Максим растерялся от такого беспардонного отпирательства: - Ты, ты…, - растерянно произнес он и замолчал,
В купе повисла тишина, нарушаемая мерным перестуком колес поезда.
Женщина, нахмурившись отвернулась к окну и замкнулась в себе.
Растерявшийся Макс, сбитый с толку ее отпором, все отрицающими словами и холодностью, молча, играл желва- ками. «Это черт знает что! - Возмущался он про себя, - Так нагло опровергать тобой же сказанные слова?! Нет, с таким я, раньше, никогда не сталкивался! Скорее всего…, - задумал-ся он, это не она. Та Туська, - была ласковая, добрая, а эта, - вызверилась, как змеюка! Ты, граф Максимилиано, забыл, сколько времени с тех пор прошло! С той поры много чего могло случиться, и, потом не забывай – тогда она, как и ты, была совсем ребенком. А, что случилось бы, если бы она призналась? Она, - наверняка замужем, наверное, есть уже взрослые дети… Ну и что? Что, что!? Запальчиво спрашивал он себя, Может быть, побоялась, что начну приставать и просить, как тогда: - Света, давай “побороимся”? – Максим невольно улыбнулся этому предположению, потому, что в душе был совсем не против этого; затем мысленно махнул
