— По правде сказать, и я не верю, — признается Лешка. – Что толку от этой нравственности? Эти установки куда приятнее нарушать, чем соблюдать. Взять, например, смертные грехи. Скажем, страсть чревоугодия. Человек, подверженный этой страсти может чувствовать себя по-настоящему счастливым, когда ест вкусную еду. Наверняка он искренне радуется хорошему столу, и даже думая о каком-нибудь блюде… Гурманы и обжоры довольны жизнью и редко раздражаются при условии, конечно, что им доступно их главное наслаждение – вкусная пища. То же и похоть, распутство, блуд. Очень приятное занятие, знаешь ли, когда у тебя столько любовниц, сколько ты способен ублажить. А лень! Этот порок мне знаком не понаслышке. Могу целыми днями валяться на пляже где-нибудь у Красного моря. Или сребролюбие. Кто ж теперь не любит деньги? Да и как их не любить? Деньги могут выручить тебя из беды, могут тебя накормить, заставят уважать тебя и любить и так далее. Деньги, вот настоящая творческая энергия. А что может твоя нравственность? Я даже готов согласиться, что наш разум с рождения руководствуется творческими принципами, которые формируют нашу нравственность с ее эмпатией. Но где тут источник счастья, убей бог, не вижу.
— Так в том-то и дело, что все перечисленные тобой наслаждения возможны благодаря творческой энергии. Убери творческую энергию из секса, еды, шопинга, лени, и посмотри, что у тебя получится. Ешь, например, только овсяную кашу, случайся к козой, ленись в тюремной камере, а шопингом занимайся на городской помойке. Творческая энергия формирует представление о благе и прекрасном. Так что, автором блаженства на пляже у Красного моря как раз и является наш разум. Однако одним из принципов красоты и творчества является рациональность, которая диктует, в частности, умеренность. Всякая чрезмерность, как правило, оборачивается большими неприятностями. Обжорство ведет к ожирению и диабету, сребролюбие к переутомлению работой или преступлениям, лень – к нужде и скуке, а увлечение сексом может обернуться неспособностью любить. Очевидно, не так страшен грех, как его развитие. Кстати, Неумеренность, чрезмерность даже в самой системе креативных принципов способна извратить весь ее строй. Например, «принцип преодоления» в случае его доминации может обернуться неоправданным упрямством. «Принцип рациональности» способен превратить личность в жадного. скаредного, типа или законченного прагматика и карьериста. «Принцип новизны», возведенный в степень главной мотивации человека отнимает у него способность любить и ценить то, что он имеет.
— Получается, что все эти элементы нравственности нужно содержать в каком-то равновесии? Иначе из огня да в полымя. Вот еще проблема. Да и как это возможно? Что-нибудь обязательно будет выступать, надуваться, а какой-нибудь принцип наоборот, сдуется.
— Я ж говорю, нравственность это творческий процесс. Но этот процесс гармонизируется любовью. Помниться, на вопрос о главной заповеди в его учении Христос ответил: «Любовь». Это же можно сказать и применительно к творческим принципам. Взять, например, принцип новизны. Современный человек подвергается агрессии множества соблазнов. Вокруг него новые сияющие машины, красивые дома, необыкновенные почти волшебные вещи, красавицы одна другой краше… И все это человеку хочется иметь, и все это он вожделеет, но часто понимает, что ему доступна слишком малая часть этих благ. Отсюда зависть, а то и ненависть. Тут не до нравственности. И мораль здесь возможна совсем иная, чем нравственные установки. Но что, если человек любит свой старенький «Жигуленок», свою жену, свой дом, который он построил по своему вкусу, что, если у него свой стиль, свой творческий путь. Не это ли дорога к счастью? То же и «принцип преодоления». Этот принцип, когда дело касается любви, не может быть чрезмерным.
— Ну, в общем, я понял, — прерывает меня Лешка. – Дело за малым. Научиться любить. Но как это сделать? Вот в чем вопрос.
— Да, — соглашаюсь я, — Это задача непростая. Если бы я знал точный рецепт, то сам бы им воспользовался.
На это Лешка усмехнулся. Разумеется, усмехнулся он самодовольно, но все же как-будто с оттенком разочарования. Нет, учение «креативной философии» позволяет дать ответ на вопрос Лешки. Но мне не хочется воображать себя каким-нибудь гуру. Да и способы духовного возвышения давно известны из религиозных практик. Тут трудно добавить что-нибудь существенное. Особенно, если иметь в виду духовные практики буддистских монахов. Но распространяться на эту тему не входит в мою задачу. Я и так наболтал слишком много, хотя собирался всего лишь ответить на вопрос Варгезе. К тому же, вряд ли Лешка всерьез займется упражнениями и медитациями, направленными на совершенствование духа. На это у него не хватит ни силы воли, ни времени. И все же оставлять Лешку в недоумении мне тоже не хотелось. Следовало дать ему какой-нибудь нехитрый совет. И я сказал:
— Насчет любви я никаких рекомендаций не даю. Тут уместно вспомнить сентенцию: «Доктор, вылечи себя». Но из нашей беседы легко сделать вывод, что если наша нравственность является творческим процессом, где ключевую роль играет любовь, то нам для духовного возвышения необходимо творить добро.
— То есть, ты предлагаешь раздать все свое имущество и вступит в «Белое братство», — криво усмехнулся Лешка.
— Нет, я имею в виду куда более простое и безобидное упражнение. Дело в том, что наше восприятие тоже творческий процесс. Между тем, многие вещи мы видим в негативном свете без всяких на то оснований. Вот, и подумай, почему говорят, что «даже у самого темного облака светлые края».
Вот так, пусть сам думает, что ему делать. В конце концов, могу я воспользоваться опытом китайских мудрецов, произнося всякие загадочные фразы, вроде того: «Не говори, если это не изменяет тишину к лучшему»? Ведь одним из важных принципов творчества и красоты является «принцип таинства».
К слову, внимательный читатель может найти здесь обоснование того, что наше физическое здоровье и даже продолжительность жизни в нималой степени зависит от нашего нравственного здоровья.