Демократия сегодня является одной из основных ценностей, к которой апеллируют и политики, и политологи, и поэтому очень важно рассмотреть вопрос о том как демократия, ценность демократии, соотносится с ценностью справедливости. Здесь существует очень много точек зрения, но мы рассмотрим учения всего трех философов, которые высказывали свои точки зрения относительно данной проблемы: это Павел Новгородцев, Густав Радбрух и Юрген Хабермас. Нам они интересны тем, что каждый из них, по сути, предлагает оригинальную точку зрения относительно того, какое место демократия должна занимать в системе политических ценностей. Все три автора принадлежат к кантианской традиции в философии права и политической философии. Для этой традиции свойственно отношение к демократии как к относительно пригодному средству для достижения справедливости. Иными словами, сама по себе демократия не является абсолютной ценностью, но тем не менее она позволяет достичь справедливости, поскольку в тех случаях, когда решение обсуждаются и принимаются большинством, есть большая вероятность, что это решение окажется справедливым. В тех случаях, когда власть контролируется населением, у этой власти меньше возможностей злоупотреблять своими полномочиями, и именно поэтому демократия должна быть.
Часть 1. Демократические идеи П.И. Новгородцева.
Павел Новгородцев полагал, что демократия является относительно пригодным средством для достижения справедливости, что она очень важна для того, чтобы власть не злоупотребляла своими полномочиями, чтобы можно было контролировать решения властных лиц. Но ученый утверждал, что сама по себе абстрактная идея демократии, согласно которой принимать решения следует большинством, очень слабо воплощается в тех реальных представительных учреждениях, которые существуют даже в развитых странах (Новгородцев написал свои основные работы в начале ХХ века).
Следующие упреки Новгородцев выдвигает в отношении демократических институтов.
Во-первых, он критикует избирательный ценз. Сейчас, в ХХI веке, избирательный ценз в большинстве стран уже не существует. Каждый дееспособный совершеннолетний гражданин имеет право голосовать. Но во времена Новгородцева такой ценз существовал. Если рассматривать эту проблему уже применительно к современным политическим режимам, мы можем обратить внимание на следующее. Даже если мы предоставляем право голоса каждому совершеннолетнему гражданину, то сразу возникает вопрос: с какого возраста должно начинаться совершеннолетие? почему мы не предоставляем право голоса 17-летним гражданам, а только 18-летним, или наоборот, почему бы не предоставлять право голоса только с 21-го года? Это один из дискуссионных вопросов, аналогичных проблеме имущественного ценза. Сам имущественный ценз уже остался в прошлом, но проблема критериев, на основании которых предоставляются политические права, осталась. Второй вопрос из той же серии: если мы предоставляем право голоса только гражданам, то каковы критерии приема людей в гражданство? Если критерии приема в гражданство несправедливы, то и сама демократическая процедура будет поставлена под сомнение.
Во-вторых, говорит Новгородцев, даже в отсутствие избирательного ценза, когда все имеют право голосовать, на практике голосует, как правило, только активное меньшинство населения. Как правило, на выборы ходят далеко не все, именно поэтому получается, что когда мы выбираем парламент или президента страны, эти органы выбираются фактически меньшинством населения. Более того, далее избранный нами парламент принимает решение большинством голосов депутатов, и это большинство депутатов от общего количества депутатов, представляющих по сути меньшинство населения, представляют и того меньше людей. Грубо говоря, парламент и президент - это не те институты, которое действительно выражают волю большинства населения. Они просто не могут выражать волю большинства населения, потому что голосует на выборах, как правило, меньшинство. Более того, даже если мы представим, что большинство населения пошло на выборы, что явка на выборы очень высокая, что население обладает высоким политическим сознанием, и активно выражает свою политическую волю, мы можем обратить внимание на следующие моменты.
Так, население голосует за конкретную партию или кандидата, но возможно, что человеку, который идет на выборы, ни одна партия или ни один кандидат не нравятся, и он должен, так скажем, выбирать меньшее из нескольких зол. Если же он выбрал меньшее из нескольких зол, он на самом деле может и не быть сторонником этого меньшего зла. Выбор определяется лишь отсутствием достойных альтернатив, а не политической программой партии или кандидата, за которых мы голосуем. В этом случае тоже нет оснований говорить, что выбранные человеком партия или кандидат представляют его интересы.
Еще один момент, который здесь можно выделить, что в партиях, как правило, существует жесткая партийная дисциплина, и поэтому депутаты от конкретной партии голосуют так, как им говорит руководство партии. Эта партийная дисциплина мешает каждому из депутатов выражать свое понимание народной воли, поэтому когда люди голосуют за конкретную партию, то они голосуют фактически за конкретных лидеров, за конкретных людей, которые стоят во главе партии, которые и определяют политику этой партии. В этом случае возникают дополнительные вопросы: можно ли доверять этим людям? откуда мы вообще знаем, какие решения они будут принимать? Это тоже является препятствием для того, чтобы торжествовала воля большинства.
Отдельного рассмотрения заслуживает мажоритарная избирательная система, то есть система, при которой в конкретном избирательном округе выдвигается несколько кандидатов, и побеждает тот из кандидатов, который получает относительное большинство голосов. В этом случае каждому из кандидатов для победы вовсе не обязательно набирать хотя бы 50% голосов избирателей, важно лишь набрать голосов больше, чем другие кандидаты. Это означает, что кандидат, который набрал 20%, 30% или 40% голосов, может стать победителем. Депутатом, мэром и т.п. становится тот, кого поддержало меньшинство населения. Здесь мы тоже не можем говорить о том, что избранные должностные лица представляют интересы большинства населения.
Наконец, П. Новгородцев обращает внимание на несовершенство системы распределения мест в парламенте. Он критикует метод О’Донта, согласно которому при распределении мест в парламенте, чисто теоретически, возможна ситуация, когда партия набирает, скажем, 45% голосов, но получает 50% места в парламенте. Кроме того, есть другие системы распределения мест парламенте, например метод Хейра-Немайера который применялся, например, для распределения мест в немецком Бундестаге. Этот метод тоже приводил к определенным парадоксам, например, чем больше голосов получает партия, тем меньше мест в парламенте она получает. Чтобы усовершенствовать систему распределения мест в парламенте, был придуман новый метод Сент-Лагю. Но несмотря на появление новых методов, мы всё же вправе обозначить распределение мест в парламенте как проблему, хотя бы потому, что до сих пор далеко не все страны применяют наиболее совершенные методы. В результате мы постоянно сталкиваемся с ситуациями, когда партия, которая набрала меньше 50% голосов избирателей, получает более 50% мест в парламенте. В российской современной истории тоже такие ситуации были.
Предположим, что все-таки нам удалось избежать всех этих трудностей, но тем не менее, мы сталкиваемся с тем, что современное общество и современная политическая система устроена таким образом, что у властной элиты имеются большие ресурсы для того, чтобы влиять на общественное мнение, заранее его формировать, влиять на него каким-либо образом, манипулировать сознанием людей. Это тоже мешает выражению воли большинства через голосование, через представительство в парламенте.
Наконец Новгородцев обращает внимание на то, что общественное мнение - вещь достаточно аморфная, неопределенная, и поэтому мы не всегда можем сказать, в чем это мнение состоит. Чаще мы можем сказать, что согласно общественному мнению является точно недопустимым. Но вот к чему нужно стремиться, что конкретно нужно делать – этого, как правило, общественное мнение не содержит. Оно не содержит конкретных программ, рецептов действия.
Если мы обратимся к программам партий, говорит Новгородцев, то мы тоже увидим, что там, как правило, формулируются какие-то общие цели, а не конкретные шаги, не конкретные действия, которые данная партия предлагает совершить. Это тоже мешает определению того, насколько конкретная партия представляет интересы населения. В результате и общественное мнение достаточно неопределенно, и программы партии весьма абстрактны. Отсюда, мы не можем сказать, действительно ли партия, за которую проголосовало большинство населения, представляет интересы или взгляды данного большинства.
На все эти недостатки Новгородцев обращает пристальное внимание. Он говорит также о том, что нет никаких гарантий, что депутат понимает волю народа лучше, чем сам народ, что он адекватно представляет эту волю, что он добросовестно относится к исполнению своей функции транслятора народной воли.
Указывая на все эти недостатки, Новгородцев, тем не менее, верит в демократию, он верит, что демократические институты можно усовершенствовать, и что демократия может стать тем средством, которое препятствует крайней несправедливости, тем средством, с помощью которого народ может контролировать власть. Если же народ контролирует власть, то гораздо меньше шансов, что власть примет какие-то несправедливые решения.
Часть 2. Демократические идеи Г. Радбруха.
Рассмотрим теперь взгляды Густава Радбруха на демократию. Эти взгляды во многом противоположны взглядам, которые высказывал Павел Новгородцев. Радбрух предложил свою собственную достаточно оригинальную идею права и формулу справедливости. Базовая формула справедливости, по Радбруху, звучит так: равным за равное, неравным за неравное. Но, говорит Радбрух, в конкретных правоотношениях мы должны определить, в чем люди равны, а в чем не равны, каковы юридически и морально значимые критерии оценки людей. Для того чтобы конкретизировать абстрактную формулу справедливости, мы должны выбирать между различными идеологиями. По всей видимости, Радбрух полагал, что именно эти идеологии подскажут нам, в чем следует проводить различия между людьми, в чем именно выявлять их неравенства, а в чем придать всем людям одинаковый правовой статус. Эти идеологии, по Радбруху, сводятся к трем направлениям: индивидуалистические, надиндивидуалистические и трансперсоналистические.
Политические партии Густав Радбрух также делит на три группы.
К индивидуалистическим партиям Радбрух относит либеральные и демократические партии. Он их различает, говоря о том, что демократические - это те партии, которые ориентируются на волю большинства, а либеральные партии - это те, кто признает, что иногда может быть право меньшинство, поэтому нужно его
