дорогих черт, запечатлённых в любящем сердце.
— Эйна, моя принцесса... — шептал Ланфранк, стараясь изо всех сил дотянуться до её руки. И, дотянувшись, коснулся её пальцев.
Разбитое тело жены короля неловко лежало на земле возле башни, но она не чувствовала боли, вновь обретённая любовь исторгла из тела физическую муку. Многие годы горестных страданий были перечёркнуты одним лишь взглядом любимого. «Он здесь! Он рядом. Почему он так долго не приходил? Почему лицо его так изменилось? Но это он… он… Разве можно обмануть любящее сердце. Его глаза…» — И она вновь потеряла сознание.
Струйка крови окрасила бледные губы и, змейкой скользнув по щеке, скрылась в примятой траве.
Было раннее утро. Северный ветер, отринув от себя сонное покрывало ночи, выгнал на небесные пастбища могучих черных быков, которые с шумом и грохотом заполонили всё небо, скрывая алую ленту зари. Вот-вот грянет буря. Птицы, только проснувшись, пропели первые нотки своих песен и смолкли. Деревья согнулись под тяжестью всевластного ветра. Треща и стеная, ломались кряжистые ветви дубов. Мощный порыв буйного ветра-волногона и подхватил королеву — раздул её широкие юбки и тем самым смягчил силу удара. Королева осталась жива.
Единственное, что мог сделать Ланфранк, так это позвать на помощь. И он, издав дикий крик, на который только были способны его лёгкие, бросился к двери, пытаясь привлечь внимание стражи. Тяжёлая дверь подвала глухо отозвалась на яростные удары узника. Видя тщетность своих усилий, он в отчаянье заметался по темнице, рыча и воя. Он рыдал и бился головой о дверь, так что задрожали б стены ада. Стражники, эти сыны Цербера и тьмы, услыхали учиняемое буйство. Отворили кованую дверь и не уразумев, в чём причина странного поведения арестанта, принялись избивать нечестивца, посмевшего нарушить их сон в такой ранний час.
А он не молил о пощаде. Нет. Окровавленными руками он указывал на окно, за которым угасала его возлюбленная. Наконец один из тюремных церберов, устав от истязаний над заключённым, подошёл к щелевидному окну сделать глоток свежего воздуха. Взглянув в него, он изменился в лице и, бросившись вон из камеры, увлёк за собой сотоварища. Обитая железом для пущей строгости, дверь осталась открытой…
Во дворце поднялся переполох: видано ли дело, её величество королева упала с высокой башни. Шепчутся по тёмным углам оруженосцы с прислугой — видят в происшедшем злой умысел. Но что могло быть причиной такой беды, кто мог воспылать жгучей ненавистью к смиренной и божественно милосердной госпоже? Печалью окутался царственный дом.
Супругу короля перенесли из сада в опочивальню и послали за лекарем. Тот долго колдовал над бесчувственным телом и наконец объявил: «Никакой из жизненно важных органов королевы не пострадал от падения. Королева будет жить». Лёгкий вздох облегчения вырвался у окружавших ложе и благостным ветерком пронёсся по коридорам замка.
А тем временем по всему замку ищут сбежавшего узника. В смятении и страхе замковая стража обвинила его в преступлении. Прибывший маркграф* Людорик, доблестный рыцарь, убелённый почтенными сединами, бывший в сей должности ещё при прежнем государе, учинил допрос.
Монах Гиларий — а это он виновник драматических событий: ещё неизвестно, как бы распорядилась судьба жизнями наших героев, не ввергни он свою душу во тьму грехов, — боясь быть разоблачённым, решает отравить больную королеву — он ведь так и не довёл до конца своё чёрное дело. Монах берётся изготовить нужное лекарство. Придворный лекарь, зная его сноровку в аптекарском деле, смело доверяет ему. Служитель церкви, во всём достойный своего господина, подмешивает в лекарство яд и с лицемерным смирением подносит его больной.
Королева, очнувшись от глубокого обморока, была более чем удивлена, увидев себя лежащей на постели. Первое, что она вспомнила, были глаза бедного узника, с любовью и страданием смотревшие на неё. И стало тоскливо и скверно на душе, ибо мнилось ей — то был сон иль бред. А тут монах протягивает кубок с настоем из корней, известных лишь ему. И не дрожит рука, дарящая могильный холод. Привыкло сердце его к тому, что он вершит над людьми суд. Смиренное лицо, благожелательный взгляд внушают доверие. Высокородная госпожа берёт ядовитый настой и подносит его к губам. Злым блеском полыхнули глаза монаха Гилария. Но принявшая кубок рука от слабости дрогнула и в бессилии опустилась. Настолько ещё слаба королева. В этот момент из-за тяжёлого гобелена, отгораживающего холодный камень от комнатного пространства отделилась некая фигура и, метнувшись к королеве, выбила кубок из рук. Жидкость с ядом расплескалась, а золотой сосуд со звоном встретился с каменными плитами пола. С диким рычанием незнакомец схватил отравителя за горло и пытался задушить, но, увы, немного сил осталось в истощённом теле, только благородная ярость, да желание спасти беззащитную женщину, пусть даже ценой своей жизни. Между ними завязалась борьба. На шум прибежала стража и уняла дерущихся. Монах, предчувствуя свою гибель, указал на противника как на преступника, тайно проникшего к королеве с целью погубить несчастную. В этот момент явился маркграф и, признав в незнакомце сбежавшего узника, тут же осудил того на смерть. Охрана, бряцая оружием, окружила беглеца. Королева же теряет связь с реальностью: происходящее для неё кажется лишь сном, и она, откинувшись на подушку, закрывает глаза.
ОКОНЧАНИЕ СЛЕДУЕТ
