Известно, что до нашей эры время шло вспять. За понедельником наступало воскресенье, а за воскресеньем — суббота. Так вот, это произошло как раз до нашей эры. Вождь племени Тута-Пука, вернувшись с охоты, как обычно, снял рабочую набедренную повязку и, насвистывая арию вымирающего динозавра, проследовал в угол пещеры. Там он отвернул большой камень и вдруг перестал свистеть. Происшествие плохо укладывалось в его приплюснутом черепе. Исчезла выходная набедренная повязка!
Надо сказать, что исчезнувший костюм вождя был не простой, скажем, из саблезубого тигра или единорога. Он был импортный, из сиамского котика. За него вождь отвалил целого мамонта с потрохами. К тому же вечером в племени были намечены танцы.
— Да, случай беспрецедентный, — сказал вызванный по этому поводу колдун. – Я же на всех собраниях трендел, что мне необходимо импортное оборудование. Вот бы теперь и пригодилось.
— Далась вам эта кофейная гуща! – огрызнулся вождь. – Вечно вы с ней лезете! Самые элементарные вопросы не можете решить на отечественном бубне. Говорю вам, у нас с валютой напряжёнка.
— Конечно, на набедренную повязку валюта нашлась, — повысил голос колдун, — А вот теперь ищи-свищи татя. До чего дошло! История еще не знает такого преступления. Ну, бывало, каменным топором по башке. Из-за бабы. Милое дело. А это ж просто дикость. Умыкнуть набедренную повязку! И у кого!
— Ладно, — сморщился вождь, — Поручу-ка я расследование Собачьему Нюху. Он сегодня опять выследил крупного мамонта.
— Пусть попробует, — поджал губы колдун. — А если не сдюжит, как раз и отсобачим ему его длинный нос.
Собачий Нюх явился в пещеру вождя с мослом в руке, который он посасывал, как если бы это была трубка.
Обстоятельства дела изложил сам вождь.
— Как видите, задача у вас непростая, — сказал он в заключение. – Справитесь?
Нюх сунул в рот мосол и задумчиво прошелся по пещере.
— Надо прямо сказать, — заметил он, разглядывая ухмылку колдуна, — выслеживать мамонта несколько проще, но меня привлекает именно сложность этого дела. Когда, можно начинать расследование?
— Немедленно! – кивнул вождь.
— Ну, что ж, тогда позвольте один нескромный вопрос.
— Сколько угодно.
— Какой размер набедренной повязки носит ваша любимая женщина?
— Вы что, спятили? – возмутился глава племени. – Джентльмену не задают таких вопросов.
— Прошу прощения. Тогда вопрос к вам, — обратился охотник к колдуну. – Как готовится приворотное зелье?
Колдун прибавил ухмылки.
— Можно не отвечать, — пожал плечами Нюх. – Но угостить меня этим волшебным снадобьем необходимо в интересах дела.
— А плохо не станет? — неприязненно прищурился колдун.
— Пусть. Десять капель. В интересах дела, – уступил вождь.
Из ниши в стене он достал каменную бутылку и протянул Собачьему Нюху. Тот немедленно припал к горлышку. Сделал несколько жадных глотков, шумно выдохнул, крякнул.
— Крепка, зараза, — отметил он, занюхивая мослом. – А теперь можно и прогуляться.
Переглянувшись, вождь и колдун двинулись за ним.
От пещеры Собачий Нюх свернул к костру, где суетилась лысая фигура повара. Подойдя к нему, охотник ткнул мослом в его паленое брюхо, добавив:
— Нам стало известно, что сюда хотят заглянуть в поисках недовложенного кабана.
— Это оговор, – мгновенно струсил повар, — Кто этот лжесвидетель?
— Вам виднее. Кто здесь крутился, пока мы были на охоте?
— Неужели она? Неблагодарная, — огорчился повар. — А я-то ей вчера кабанью задинку подложил. Нет, определенно, женщинам не нравятся лысые мужики. Вот, брошу все и начну обрастать волосами, как нормальные люди.
— Не бросите, — отмахнулся Нюх. – Больно вы покушать не дурак. Лучше скажите, кто эта неблагодарная.
— Элизабет, — потупился повар. – Я сразу заметил, что она какая-то не такая. Подкралась с поварешкой, а когда я ее заметил, сделала вид, что ей нужны угли для художника. Зачерпнула их из костра полный половник и ушла.
— Для художника, говоришь?- заиграл желваками вождь.
— Да, она ему целый день позирует. Вон за той скалой. Мозгляк, зато волосатый, как мамонт.
Собачий Нюх долга всматривался в изображение, выдолбленное художником на стене скалы. Чтобы не мешать ему маэстро отступил в тень.
— Я так понимаю, что здесь изображен бал, возможно, праздник жизни, — заключил охотник. – Вот это – вождь. За его спиной колдун. Поодаль ликующие члены племени. А это Элизабет. Она рядом с вождем. Но почему-то она нарисована углем.
— Вы правы, — смиренно кивнул художник.
— По-моему не хватает динамики, — ядовито заметил колдун.
— Это не важно, — пояснил художник. – Главное ведь, что через века по этой картине потомки будут изучать наш быт.
— Вот как? – подивился Собачий Нюх. – Но вот, что интересно, мы видим на картине в руках Элизабет каменное рубило, а не какой-нибудь цветок. Вы что, не умеете рисовать цветы?
— Видите ли, — обрадовался художник, — Такое рубило — первое орудие труда человека. Оно явилось началом вещей, которые ведут нас к прогрессу.
— Ну-ну, — осуждающе покивал колдун. – Значит, вещи нас ведут, а не вождь.
— Ну, и вождь тоже, — нахохлился художник.
— А что? Пусть себе ведут, — рассудил Собачий Нюх и с мудрым видом засосал мосол.
Так он некоторое время думал, а затем повернулся к вождю с колдуном.
— Итак, — поднял он мосол для привлечения внимания присутствующих. – Если вещь может вести нас вперед, то в пропаже набедренной повязки нет ничего загадочного. Ведь, вне всякого сомнения, она тоже вещь. И значит, шкура кота просто-напросто соскучилась по загранице и убежала в Сиам. Логично?
В ответ на это вождь скосился на небо, а колдун усмехнулся самым презрительным образом.
— Остается проверить мой вывод путем следственного эксперимента – заявил Нюх. – Позвольте.
Охотник забрал у Элизабет рубило и поднес его к самому носу колдуна.
— Кто из нас знает, что у этой вещи на уме? – торжественно вопросил детектив, обращаясь к зрителям. – А между тем, на уме у нее следующее!
С этими словами он размахнулся и ударил колдуна рубилом по темени. Ослабив улыбку, тот послушно упал замертво.
— Любопытный эксперимент, — почесал за ухом вождь. – Кто бы мог подумать, что у рубила художника такие странные мысли.
— Еще любопытнее, где калдун взял кофе, которым от него так разит? – заметил Собачий Нюх. – Не удивлюсь, если это он показал набедренной повязке дорогу на Сиам в обмен на кофейные зерна.
— Не исключено, – догадался вождь. – Ведь кто-то же показал.
— Я его сразу заподозрил. Экспертиза приворотного зелья подтвердила мою гипотезу. Думаю, оно сделано из гнилых фруктов с добавлением меда.
— Вот оно что? – поморщился вождь и побитым псом посмотрел на Элизабет.
— Да, — подтвердил охотник. — И вообще, колдун он неважный. Следственный эксперимент это неопровержимо доказал.
— Конечно, неважный. Теперь это хорошо заметно, — согласился вождь. – Спасибо, вы настоящий сыщик, — вождь с чувством пожал руку охотника и, повернувшись к натурщице, добавил. – Элизабет, мне необходимо с вами поговорить.
Элизабет нехотя вышла из занятой позы.
— Как вы думаете, она сегодня вернется? — с тревогой глядя им вслед, спросил художник.
— Думаю, вернется, — успокоил его Собачий Нюх. – Я выпил все приворотное зелье вождя. А пока давайте посмотрим место, где вы сожгли эту злосчастную сиамскую шкуру.
— Недалеко. Вон за тем валуном, — пожал плечами художник, но тут же с ужасом добавил, – Да, но откуда вы про это узнали, черт побери?
— Ну, это пустяки, — заверил охотник, увлекая художника к указанному валуну. – Прежде всего, мне была известна порочная страсть колдуна к кофе. Это его профессиональное заболевание. Средства на проведение работ с кофейной гущей могли быть выделены вождем только для раскрытия серьезного преступления. Но сам колдун похитить набедренную повязку не мог. Он слишком заметная фигура и должен оставаться вне подозрения. Зато это могла сделать женщина, которая знает, где вождь хранит свое сокровище. Умолчание вождя о размере бедер его пассии выдало ее имя. Как известно, у Элизабет выдающиеся бедра. Но что могло ее связывать с вождем? Любовь? Вряд ли. Вождь слишком стар. Да и колдун что-то знал об их отношениях, коль рассчитывал на помощь Элизабет. Так я догадался о существовании приворотного зелья. Мне удалось отведать этот напиток. И я выяснил, что действие его кратковременно, а после наступает похмелье. То есть, Элизабет периодически испытывала отвращение к вождю. А когда женщина не любит, она способна на любую пакость. Однако женщина с такими бедрами не может никого не любить. И вот она позирует художнику. Сама таскает для него угли из костра. И берет их, между прочим, поварешкой. С каких это пор художники рисуют раскаленными углями? Наконец, все решила ваша картина. На ней Элизабет, нарисована углем. Уголь легко смывается дождем, в то время как картина ваша рассчитана на века. Может, сами расскажете, что произошло?
— Да, пожалуй, — согласился художник. — Прежде всего, картину эту мне заказал колдун. Он же подсказал мне и сюжет, пояснив, что ему важна историческая правда. Однако я с самого начала решил нарисовать Элизабет углем. Чтобы она не осталась стоять рядом с вождем целые века. Первым я выдолбил рубилом самого вождя. Но для завершения его образа мне не хватало его выходной набедренной повязки. И тогда Элизабет принесла мне эту недостающую деталь. Но тут явился колдун и обвинил нас в похищении самой красивой в мире набедренной повязки. Он заявил, что возврат ее на место ничего не меняет, поскольку после похищения она утратила свои волшебные свойства эротического характера. И тогда Элизабет предложила сжечь повязку, как вещь положившую начало социальному неравенству. Колдуну это решение показалось правильным. Тем более, что по его словам, он тоже был противником социального неравенства. И поэтому обещал нас не выдавать. Вот здесь мы ее и сожгли.
И художник указал выжженное в траве пятно от костра.
— Да, — сказал охотник, разгребая своим мослом золу. — Чистая работа. Но зачем это вы костер водой заливали?
— Как зачем? Чтобы поменьше дымил. Это Элизабет догадалась. До меня бы и не дошло.
— А что, разве у нас какие-то ограничения на костры? – подивился Собачий Нюх. – Что, у нас тут пожарная инспекция ошивается что ли?
— Ну, не знаю. Элизабет сказала: тащи воду, зальем, чтобы не дымил.
— Вон даже как, — тянул охотник, в то время как его проворный взгляд шмелем кружил по поляне. – То есть, пока Элизабет жгла шкуру, вы, батенька, бегали за водой… Ага, так и есть, — вдруг добавил он. – Этот камень сдвинут.
С этими словами он наклонился к небольшому валуну и легко опрокинул его.
— Не удивляйтесь, — посоветовал Нюх художнику, сраженному находкой. И добавил, любуясь приближающейся к ним Элизабет, — Конечно, эта лучшая в мире набедренная повязка будет ей очень к лицу. Да, женщина есть женщина. Учтите это в своей картине, которая на века. Только вот, как быть с социальным
