ГРЕХ НЕЗНАНИЯ

1.
    Большая серая ворона закапывает клювом какой-то сухарь на пустыре перед замком. Очевидно, готовит себе пропитание на черный день. Значит, она знает, что такой день может наступить и делает запасы, полагая отыскать сухарь среди городских ландшафтов. Для этого нужна очень хорошая память. Разве поведение вороны не свидетельство того, что она разумна? Соответственно, у нее есть душа…
    Впрочем, подобные мысли лучше припрятать подальше. Не дай бог, о них станет известно епископу. Тогда уж эпитимией не отделаешься. Обвинят в ереси обожествления животных, а это совсем не то, что слухи о моих плотских прегрешениях.
      А вот интересно, поручил бы мне епископ эту мою странную миссию сюда, не знай он о моих прегрешений? Скорее всего, нет. Секретность миссии предполагает, что исполнитель должен всецело быть в руках его преосвященства. Если мой визит в сей злосчастный городишко окажется неуспешным или как-нибудь скомпрометирует епископа, он тотчас донесет генеральному капитулу о моих похождениях и отречется от всякой связи со мной. Кроме того, он понимает, что мой опыт близости с женщинами, может мне пригодится в порученном расследовании.
      Кстати, почему епископ принимает столь деятельное участие в судьбе этой несчастной Мелисс? Прежде, как мне известно, преподобный никогда не вмешивался в дела святой инквизиции. Он и сам не прочь уличить какого-нибудь еретика, чтобы сгноить его в подвале или сжечь. В наше время жестокое обращение с еретиками – лучшее доказательство преданности Католической Церкви. По всей Европе горят костры, испепеляющие колдунов и ведьм. Несомненно, такой очистительный огонь укрепляет веру. Но по здравому разумению, если дьявол воистину «отец лжи», то его прислужники должны обладать достаточными средствами и коварством, чтобы лучшим образом воспользоваться услугами инквизиции в целях погубления христианских душ. Так что, на кострах, скорее всего, оказываются невинные, а то и истинно верующие. Собственно, на этом строится мое сомнение в виновности Мелисс.
      Может быть, Мелисс родственница епископа или кого-нибудь из магистров Ордена Цистерцианцев? Нет, тогда бы сюда прибыл не я, а отряд воинов во главе с рыцарями, и от этого замка графа Трюфо остались дымящиеся руины. Все ж наш Орден самый богатый и влиятельный в Европе.
      Скорее, родственником самому епископу является жених Мелисс. Как его там? Реми. Ведь это он написал письмо епископу. Посмел бы он написать о своей трагедии сановному лицу без протекции. Письмо, впрочем, трогательное. Потому-то преподобный и зачитал мне его, показав, таким образом, что его желание помочь бедняге продиктовано исключительно христианскими чувствами. Правда, епископ прочел мне только часть письма. Это как раз подтверждает, что в письме содержится что-то личное. Тогда понятно, почему преподобный хочет разобраться в деле Мелисс, оставаясь в тени на случай, если девица и впрямь окажется ведьмой.
      Только вот разобраться не так просто. Методы дознаний инквизиторов таковы, что обвинение целиком зависит от их воли. При этом к своим расследованиям они стараются никого не допускать. Зато с помощью пыток легко добиваются самооговора жертвы перед трибуналом. Конечно, я могу вмешаться в расследование, предъявив грамоту генерального капитула, которой снабдил меня епископ. При ее виде сам этот граф Трюфо повалится мне в ноги, но тогда очень возможно, что минуты жизни Мелисс окажутся сочтены. Она, например, внезапно умрет от какой-нибудь хвори, оставив вдобавок неопровержимые свидетельства своей вины.
      Ворона продолжает закапывать сухарь. И я нахожу сходство этой неуклюжей и угрюмой птицы с замком, скрывающим за своими серыми стенами роковую тайну преступления против невинной души. Впрочем, возможно, не столь уж и невинной.
      Кстати, я не один взираю на замок. Как я и предполагал, Реми тоже здесь. Тот парень со взглядом скулящей собаки, наверняка он и есть. Его-то мне и надо.
    — Месье, — окликаю я незнакомца и, подойдя, продолжаю. – Я впервые в вашем городе. Вы не могли бы мне сказать, чей это замок?
    Через пару минут я уже знаю все подробности злоключений Мелисс, известные Реми. Человек в несчастии обычно откровенен. Он сам обостренно переживает чужую боль, и ему кажется, будто все ему готовы сочувствовать.
      Однако сочувствие не входит в мои планы. Сочувствие допускает, что я проникнусь отчаянием бедняги, а от этого недалеко до сомнений в собственных силах. Я же предпочитаю сосредоточиться на поставленной задаче и безоговорочно верить в наилучший исход. Ведь нами движет вера. Например, я верю, что сделаю движение рукой, и я его делаю. Значит, чем сильнее вера, тем реальнее достижение результата. А сомневаться, сожалеть и каяться я всегда успею.
    По завершению своих откровений Реми признается мне, что если Мелисс казнят, то он уедет в Испанию и наймется матросом на корабль. Именно из таких поверженных жизнью парней получаются жестокие морские разбойники. И это значит, что к жертвам святой инквизиции прибавится еще одна заблудшая душа.
    — Послушайте, Реми, — говорю я самым вкрадчивым тоном, — Не стоит сейчас думать об этом. Так вы готовите себе пути для отступления. Меня тронул ваш рассказ, и я хочу вам помочь.
    — Помочь? – горько усмехается Реми. – А кто вы? По виду вы странствующий монах.
    — Так и есть. Монах. Но разве этого мало. Что, если твоя встреча со мной не случайна? Ты в Бога-то веруешь?
  Судя по тому, как просветлел взгляд Реми, ему очень понравилась идея моей причастности к небесным силам. Из этого ясно, что Реми непритворно верит в Бога, и если еще неизвестно, насколько привержена вере его Мелисс, сам он явно не служит Сатане.
    Взяв с Реми клятву, что он никому не расскажет о нашем разговоре и будет беспрекословно выполнять мои поручения, я направляюсь, по указанному им, адресу к дому местного лекаря.
      По дороге я пытаюсь выбрать важные сведения из повествования Реми.
      Итак, Мелисс девушка девятнадцати лет, светловолосая, с голубыми глазами. Красивая, милая, благонравная. Впрочем, все это на вкус Реми, которому, возможно, такой образ своего облика внушила какая-нибудь отвратительная ведьма. Однако тот факт, что Мелисс была взята графиней Эстель Трюфо к себе в качестве горничной, говорит в пользу версии Реми. Сама мадам Эстель в прошлом славилась милосердием и благочестием. Но с некоторых пор она ведет замкнутый образ жизни. В настоящее время ей за сорок. Ее супруг, граф Дайон Трюфо немного старше. В свое время он служил королю Людовику Х11 и участвовал в Неаполитанском походе, где был ранен, отчего теперь хромает и, по слухам, часто болеет. Граф дороден, суров, требователен. В обращении со слугами бывает жесток. Но более всего жесток с еретиками и безбожниками. Среди населения городка замок пользуется недоброй славой. Поговаривают, что в его подвалах камеры узников редко пустуют.
      Вначале Мелисс была довольна своей ролью служанки. Ей нравилась роскошь замка и его величественная атмосфера. Но по истечении некоторого времени она стала жаловаться своему жениху на дурное обращение с ней графини и графа. Рассказывала она и о подслушанных ею странных голосах из подземных казематов. Вскоре за тем она вдруг перестала приходить домой. Реми попытался выяснить причину этого обстоятельства через слуг графа. И ему под большим секретом сообщили, что Мелисс обвиняется в малефикации. Она якобы навела порчу на обоих супругов Трюфо. Для расследования ее преступления в замок был вызван инквизитор.
      О своем письме к епископу Ордена Белых Монахов Реми благоразумно умолчал. Это означает, что парень умеет держать язык за зубами. Зато он сообщил, что инквизитор ведет следствие уже более двух недель. Для хрупкой девушки, каковой, по сведениям Реми, является Мелисс, это очень большой срок. На признание в своих преступлениях клиентам святой инквизиции обычно требуется не больше недели. После этого, как правило, следует суд и публичная казнь. Инквизиторы считают, что лучше уничтожить десяток невинных христиан, которые все равно попадут в рай, чем упустить одного еретика, способного сеять семя дьявола. Так что, стойкость Мелисс, скорее, не ее заслуга. Очень возможно, что у графа или у инквизитора к красавице иной интерес.
     
2.
      Имя местного врачевателя Дамиан. Ему я представляюсь как странствующий монах, собиратель книг и рецептов для одного из монастырей.
    Дамиан, если верить моей наблюдательности, принимает мою легенду за чистую монету. Из этого следует, что он человек простосердечный и легковерный.
      — Конечно, конечно, — бормочет он, очевидно радуясь вниманию к своей особе. – У меня есть замечательные рецепты. Они вот здесь.
      И он выкладывает на стол стопку исписанной бумаги.
      Разумеется, в каракулях его латиницы не так просто разобраться. Но я знаю, что искать. И вскоре нахожу.
      — Я вижу, вы лечили и саму графиню Трюфо, — сообщаю я лекарю.
      — Да, — с нескрываемой гордостью признается Дамиан. – И знаете, не без успеха. Правда, в ее случае я столкнулся с весьма странным недугом. Впрочем, ничего серьезного.
      — Нет, нет. Это, пожалуй, интересно. Тут написано «зрак дьявола». Я впервые слышу о такой хвори.
      — Ну, это мое название, — несколько смущается лекарь. – Ни в каких источниках я описания этим язвам не нашел.
      — А это были язвы?
      — Да такие круглые ямки в коже. Уплотненные, красного цвета. Но я изобрел средство от этой напасти. Вот, этот рецепт. Хотя, вы знаете, эти язвы, скорее всего, результат порчи.
      Беру в руки рецепт. Делаю вид, что внимательно его изучаю. Впрочем, рецепт меня не слишком впечатляет. Мазь на основе оливкового масла с добавлением костной муки, меда и еще всякой ерунды.
      — Порчи, вы говорите? А как вы это узнали?
      — Видите ли, в то время у графини в служанках была очень странная девица. Настоящая испанка. Смуглая и остроглазая. Я, например, с одного взгляда определил, что у нее не все чисто с совестью. Но графине нравилось ее проворство. И только потом, когда за нее взялся инквизитор, она призналась, что прежде была шлюхой в порту Лиссабона. После того, как ее попытался убить какой-то пьяный матрос, ей пришлось бежать. Так она оказалась во Франции, где служила разным господам, но нигде долго не задерживалась. Как видно за это время грех развивался в ней подобно младенцу, пока не вызрел в полноценного беса…
      Теория развития греха в полноценного беса и дальнейшие метаморфозы личности вплоть до ее порабощения дьяволом мне хорошо известна. Я с ней согласен. Но терять время на лекцию провинциального эскулапа я не расположен, и потому вынуждаю Дамиана давать нужные мне сведения.
      — А после того, как эту испанку сожгли, в замке появлялись другие ведьмы?
      — А откуда вы знаете, что испанку сожгли? – искренне удивляется лекарь.
      — Ну, вы все ж не забывайте, что я монах. И Бог иногда просветляет мой разум. Я, например, знаю, что «зрак дьявола» был вами найден и на теле графа. И вы успешно вылечили его язвы.
      — Верно. Так и было, — восхищается врачеватель. – Но что, если вы это прочли в моих записках?