стихотворением и не смог отвести взгляда, настолько поразили меня строки этого стихотворения:
Когда исчезну - закричишь!
Чер-то-по-лох. Пе-ре-по-лох.
А мне вперед – пути, пути,
Морская пена бьет у ног.
Когда исчезну – «вкровь» собьешь
В пыли дорог ступни.
А мне покой - стоят часы,
Зенит над головой.
Когда исчезну - не уснешь,
А в лихорадке - я!
Несут короткие гудки
Приветы от меня.
Я перевернул листок. На следующем листке было другое стихотворение, не менее яркое и не менее мощное. Какие-то необычные словосочетания с затаенным и скрытым и даже спрятанным от чужих глаз смыслом.
Недосказанностью со зла,
Мучаюсь - нет следа.
Надрывность, как нарыв
В голосе саднит.
Мученьем, мукой , бесами!
Как лезвием, стихи прорезаны.
И крики бессловесные
Тоской унизаны -
Да сгинь же ты!
Я глянул на девушку. Она смотрела на меня. Наши взгляды встретились. В ее глазах был вопрос, мольба и тщательно скрываемое, но все же прорывающееся сквозь внешнюю невозмутимость лица, напряжение. Она ждала от меня слов. Но каких? Неужели для нее и вправду важно наше мнение о ее стихах? И я спросил ее:
-- Юля, вы умеете читать свои стихи? У нас обычно авторы читают свои стихи. А потом уже мы все обсуждаем их.
-- Да, -- сказала она, -- умею…
-- Тогда прочитайте. А мы послушаем.
Да, она умела читать свои стихи. Голос у нее был низкий, несколько даже гортанный, но мягкий и приятный на слух. И ее стихи в ее исполнении на слух воспринимались очень даже хорошо. Она прочитала пять своих стихотворений и замолчала. Она волновалась так, что на верхней ее губе даже выступила испарина. Члены Лито молчали. Стихи их поразили. Поразили, прежде всего, своей непохожестью на их собственные стихи. И они, растерянные и ошеломленные, ждали, что скажу я, хозяин и ведущий этого творческого вечера, этого семинар.
Ее стихи до невозможности поразили меня. В них была какая-то необъяснимая для меня магия, магия обычных вроде бы слов, не всегда рифмованных, не всегда состыкованных по смыслу, но художественно связанных друг с другом, причем, связанных как-то по новому, не так, как принято, и потому раскрывающая нам тайный, неведомый поначалу и скрытый от всех истинный смысл ее поэтических строк. И тогда эти строки оказывались наполненными и даже переполненными такой мощной, вселенской женской тоской по утерянной или не пришедшей к ней любви, что становилось не по себе.
Но разве можно так о любви? Оказывается, можно! Только вопрос, любовь ли это? Или это уже сама жизнь, ставшая неумирающей никогда любовью!
Стираю тебя без остатка,
До последнего твоего вздоха,
До последнего моего взгляда,
Последнего твоего шага.
Сдираю с себя чувства
Твоих неизменных присутствий,
Каждой моей мысли,
Каждого нового утра.
Стекает слеза восковая
Каждой моей ночи-
Жаром своим подтверждая
Рождение каждой строчки.
Стучала и в дверь и об земь,
Взлетала и падала в недра.
Никто меня не обнял,
И ты судьбу не доверил.
К тебе опять и снова,
К тебе тогда и вечно-
Возвращается каждое слово,
Посвящается каждая песня.
Да, эта наша новая гостья, красивая эффектная девушка с тревожным взглядом темных, неопределенного цвета глаз, оказалась настоящим Поэтом, Поэтом с большой буквы, Богом рожденным Поэтом. Потому что научиться писать стихи сможет, при желании, каждый образованный и грамотный человек. Но Поэтами только рождаются. И таким Поэтом, Богом рожденным, оказалась Юлия. Пусть только для меня оказалась, не для всех. И не сказать об этом нашим членам Лито я не имел право. Но сказать надо было так, чтобы они не обиделись за себя и не отторгнули от Лито эту девушку.
Потому что поэтов среди нас не было. Были пишущие стихи. Кто хорошо, кто плохо, кто средне пишущие, но всего лишь пишущие. Включая меня самого. Причем, пишущие самые обычные, самые трафаретные, самые заурядные рифмованные стихи. И естественно, что они, эти пишущие, будут всегда подозрительно относится к любому, чьи стихи не похожи на «ихние». И слишком уж часто эта их подозрительность начинает принимать форму неприятия ничего такого, что не похоже на их собственное творчество.
Поэтому я сказал просто:
-- Товарищи, разрешит поздравить всех вас. Нашему поэтическому полку прибыло! У нас появился новый поэт, очень своеобразный, очень интересный, очень самобытный и совсем непохожий ни на кого другого. Прошу любить и жаловать - Юлия Ч.!
Юлия встала и слегка склонила голову. Затем улыбнулась и сказала:
-- Чтобы не быть белой вороной в вашем коллективе, в качестве входного билета для своей прописки я ставлю вот это.
И она достала из своей сумки бутылку шотландского виски. Ее жест вызвал дружный одобряющий возглас - «О-о-о-о!»
Так Юлия стала полнокровным членом нашего Лито. Она написала заявление о приеме. Тут же был составлен протокол единогласного голосования о приеме нового члена в Лито, выписан членский билет на ее имя, сделано персональное ее фото, приклеено на внутреннюю часть документа и заверено большой гербовой печатью Лито за моей и ее подписью.
И, естественно, что затем это знаменательное событие было дружно обмыто не только одним лишь Юлином виски. Присутствующие члены Лито сбросились по «рваному», сбегали в магазин, накрыли стол и неплохо посидели часов до десяти вечера.
***
Юлия ходила в Лито постоянно и долго. В течение почти двух лет. Нельзя сказать, что ее стихи дружно принимались в Лито. Нет, критиков и противников у нее было много. Особенно вначале. У многих членов Лито ее стихи вызывали чувство острого раздражения своей непознанной ими глубиной, своим многомыслием, своей сложностью, своей загадочностью и своей непохожестью на их стихи. И единственным защитником ее поэзии в течении долгого времени был практически я один. Все остальные члены Лито принимали ее поэзию с натугой.
Но потом Юлия предложила Лито выпустить свою собственную газету и вызвалась скомпоновать и отформатировать ее у себя дома на ее личном компьютере. И ее приняли в свои. Приняли потому, что стали надеяться на публикацию собственных стихов в этой газете. А в такой ситуации портить отношения с ней, с той самой , кто делает эту газету, не стоит. Право, не стоит!
Я сначала не верил в ее затею, потому что не знал ее деловых возможностей. Однако материалы для нее подобрал. Но материалов было много, и мне поневоле пришлось предложить свою персональную помощь в подготовке первого номера газеты.
К этому времени у нас с ней сложились довольно сложные, и даже какие-то специфические, если не сказать, что странные отношения. Я активно помогал ей. По установившейся в городе традиции раз в месяц я давал в местную городскую газету на ее ежемесячную литературную страницу подборку стихотворений и рассказов нашего Лито для публикации. И несколько ее стихотворений были уже напечатаны в нашей городской газете. И она была рада до невозможности. И я был рад тому, что она была рада. Ведь в ее признании, пусть всего лишь городского масштаба, была и моя заслуга. Я ее заметил, я ей помог.
Но я ей начал помогать лишь потому, что ее стихи мне очень нравились и я увидел в них признаки настоящей поэзии. Женщины для себя я в ней не увидел и не почувствовал. Хотя нельзя не сказать, что она мне тоже понравилась. Понравилась, как женщина, как личность, как яркая индивидуальность.
Но поначалу мои к ней отношения больше напоминали отцовские, чем мужские. И я видел, что она благодарна мне. Даже больше, я видел, что понравился ей. Но понравился я ей не как мужчина, увидевший в ней яркую женщину, а как мужчина, увидевшей в ней поэтическую неповторимость, увидевший в ней поэта, Но все равно, она очень быстро выделила меня из всех мужчин Лито.
А когда женщине начинает нравится мужчина, он не может не поддастся ее женскому обаянию. Не может, и все тут! И я поддался. Но поддался не без внутреннего своего колебания. Ведь было два протестных «но» в наших отношениях, Во первых, ее рост. Она на целых полголовы была выше меня. А я всегда избегал отношений с женщинами выше меня по росту. Во вторых, разница в возрасте. У меня дочь была гораздо старше ее. В третьих, я был женат и у меня были дети.
Завести с ней элементарную любовную интрижку мне не позволяла моя мужская совесть. Да и не похожа она была на любительниц легких, ничего не обязывающих отношений с взрослыми мужчинами. Чувствовалось, что к любви у нее отношения были серьезные. А на серьезные отношения с ней я был просто не готов. Морально не готов.
Но жизнь распорядилась по своему. Жизнь властно повела нас друг к другу. Как в ее стихотворении:
Ты примерял мою любовь.
Как метр ситца.
Я думала, что он
В шедевр преобразится.
Да только падала ничком
Ручная птица
И презентация любви
Не состоится
Дышал взволнованно,
И ждал, гуляка - ветер.
Я вижу, ты меня искал,
Но, вот не встретил.
И дата на дворе моя,
Мелькали тени.
И номер строчки.
Словно бы мгновенья.
День и время нашей работы над газетой был определен ею заранее. Я отпросился с работы после обеда, позвонил жене, предупредив ее о том, что сегодня приду поздно и поехал по указанному адресу.
Дома была только она одна. Мы сели за компьютерный стол и начали работать. Она виртуозно владела компьютером и мы довольно быстро набрали и отформатировали четыре страницы газеты, выделив каждый из ее разделов соответствующими рисунками, взятыми из интернета. Пока она сидела за компьютером, я набрасывал небольшие рецензии по каждому автору. И она сразу же переносила их на страницы газеты. Про ее стихи я написал следующую рецензию:
«Поражает ярко контрастирующая, мощная, броско парадоксальная, постоянно балансирующая на грани разумности и общечеловеческого понимания, порой даже уходящая в подсознание, образность стихов Юлии Ч. Вызывающая у читателя одновременно и оторопь ( как обухом по голове!), и любопытство. Притягивающая к себе необычностью и отталкивающая от себя чрезмерностью»
Она набрала написанный мною текст и обернулась ко мне:
-- Вы и вправду так думаете о моих стихах?
-- Именно так я и думаю, - утвердительно кивнул головой я.
Она улыбнулась и снова застучала пальцами по клавиатуре компьютера.
Закончив с набором страниц газеты, она сбросила весь текст газеты на диск и даже отпечатала газету на принтере на двух отдельных листах. На сдвоенных листах она пообещала отпечатать газету на большом принтере у себя на работе.
Мы просидели часа четыре и в общем закончили газету. Получилось неплохо. Не хуже, чем в других газетах. Я был доволен. А Юлия чуть было не прыгала от радости. Она обняла меня за шею
