Предисловие: Данный сборник прозы представляет две ипостаси творчества Максима Токарева – эпическую (рассказы) и лирическую (стихотворения в прозе). В рассказах показаны быт и душевные метания неординарных личностей, людей творческих профессий – музыкантов и ученых, курьезные ситуации, с которыми тем приходится сталкиваться в жизни.
Стихотворение в прозе – результат обычной деятельности поэта Токарева, мыслящего метафорично, образно, только без ритмических рамок, присущих поэзии.
Новоселье (сборник рассказов и стихотворений в прозе)
Максим ТОКАРЕВ
НОВОСЕЛЬЕ
Сборник рассказов и стихотворений в прозе (электронная версия).
ББК 84(2 Рос=Рус)6
Т 51
Токарев М.В. ©
Публикуется в авторской редакции. Все права защищены. Любое использование текста без согласия правообладателя запрещено законом.
Содержание:
1.Бегство (рассказ)
2.Покупка стула (рассказ)
3.Новоселье (рассказ)
4.Арфа Икосиады (рассказ-притча)
Стихотворения в прозе
5.Огненные следы
6.Птица-урбанист
7.Вне времен года
8.Южное дыхание
9.Рост и движение
10.Не для практической пользы
11.Кирпичные крылья
1.БЕГСТВО (рассказ)
У себя дома руководитель городского симфонического оркестра Емельян Уколов не любил заниматься уборкой и выносом мусора. Он считал, что это слишком низко для такой уникальной личности, как он. Жрецом в проведении обряда бытового очищения всегда являлась жена выдающегося дирижера местного значения. А вот на репетициях своего коллектива он в очередной раз решил показать себя знатоком этого обряда, только не по отношению к мусору, а к подчиненным.
-Это не музыкант, а утиль какой-то! В двух тактах мимо нот сыграл! Еще ошибешься, я тебя уволю!
Альтист Николай Бурсацкий, «утилизированный» Уколовым, молча встал со стула, бережно, точно ребенка в колыбель, положил альт в футляр, молнию которого застегнул дрожащими от волнения руками, и покинул репетиционный зал, унося альт-дитя подальше от злого дяди-дирижера.
Бурсацкого из этого зала, в который раз ставшего обителью хамства, влекла нечеловеческая обида.
Его коллеги, оставшиеся на репетиции, более спокойно относились к подобному обращению со стороны начальника. Этот симфонический оркестр был единственным профессиональным музыкальным коллективом в провинциальном городе, где можно получать хотя и небольшую, но все-таки стабильную зарплату. Да и угроза уволить оркестранта не так уж и часто приводилась дирижером в исполнение. А если кого-то и увольняли, то через месяц снова брали на работу. Некоторым изгнанникам дирижер сам звонил домой, уговаривал вернуться. Беседовал при этом мягко, вкрадчиво, от прежнего его хамства не оставалось и следа. Но затем музыкант, вернувшийся в оркестр, снова терпел оскорбительное отношение начальника. Были случаи, что
некоторых помногу раз увольняли, но снова возвращали. А что
мог делать дирижер без музыкантов-профессионалов?
Но альтист Бурсацкий с таким положением вещей мириться не хотел. Он желал совершить бегство туда, где его таланту окажут должный почет. В конце концов, Николай не мальчик, а зрелый сорокалетний мужчина, опытный музыкант.
Придя домой, Бурсацкий сразу схватил трубку с телефонного аппарата.
-Ты кому звонишь? Ей? – ревниво спросила супруга Николая Зоя.
-Да, ей, - ответствовал Бурсацкий со спокойствием в голосе, хотя спокойствие ему давалось с трудом: в душе его пламенно клокотал протест.
А вот Зоя своих чувств не скрывала:
-Бессовестный! У самого семья, ребенок. Неужели эта выдра из Москвы вернулась? Наверное, она там не нужна никому… А ну, не смей с ней говорить!
Зоя попыталась было вырвать трубку из руки мужа. Но куда там! Чувствительная ладонь альтиста была еще и очень цепкой.
Пользуясь тем, что на другом конце провода долго не отвечали, Николай сбивчиво стал объяснять жене:
-Я сейчас действую в наших с тобой интересах. У меня не складываются отношения с нашим Великим. И я хочу спросить у
Альбины, как там насчет работы в столичном оркестре, где она
играет. А сюда Альбина приехала отдохнуть от суеты большого города.
Зоя немного успокоилась, но продолжала смотреть на мужа с недоверием.
Альбина раньше работала вместе с Николаем. Играла в оркестре вторую скрипку. Между двумя музыкантами не было таких отношений, которые могли бы дать Зое повод для ревности. Но все
равно ей казалось, что Николая и Альбину соединяет не только обычное человеческое и профессиональное общение.
Поначалу Зоя не противилась тому, чтобы ее муж
перезванивался со своей коллегой. Но потом Николай и Альбина захотели вместе поучаствовать во всероссийском конкурсе струнных ансамблей. Репетировать соискатели славы решили в квартире Бурсацких. В качестве аккомпаниатора они привлекли Василия Дементьева – тридцатидвухлетнего преподавателя фортепианного отделения музыкального училища.
Упражнения ансамбля происходили в присутствии Зои. Она была не музыкантом, а бухгалтером, но, тем не менее, улавливала слухом, в каком нежном слиянии, трепетном и томном единстве звучали два смычковых инструмента. Будто бы играющие на них с неудержимой силой притягивались к друг другу. А фортепианный аккомпанемент звучал как журчание лесного ручья, возле которого уединились двое влюбленных. Эти ассоциации казались Зое еще более досадными от того, что Альбина была стройной блондинкой тридцати лет с весьма нежными и приятными чертами лица. Жена Бурсацкого по нескольку раз во время каждой репетиции, еле заметно приоткрывая дверь, заглядывала в комнату, наполнявшуюся сладкими звуками, но ничего подозрительного, по ее мнению, не видела. Николай и Альбина стояли друг от друга на значительном расстоянии, играя на своих инструментах с очень сосредоточенными лицами. Но на конкурс Зоя решительно была настроена ехать вместе с мужем. А то мало ли что…
Но только участвовать Николаю и Альбине в конкурсе не довелось.
На одной из репетиций дирижер Уколов в свойственной ему манере назвал Альбину «дрянью» всего лишь за то, что она в кульминационной части произведения ритмически неточно сыграла пассаж. Та встала со своего места, подошла к руководителю, залепила ему звонкую пощечину и гордо покинула репетиционный зал. Николаю тоже хотелось встать и ударить
хама. Да только вот елейным потоком притекло к Бурсацкому малодушное благоразумие. После этого события Альбина уехала в Москву.
Бурсацкий волновался перед разговором с бывшей коллегой, будто готовился выступать с ней в концерте. Прелюдией к их телефонному дуэту звучали длинные гудки. Их сменил слегка осиплый голос Альбины.
Голос Николая она узнала сразу.
-Извини, что долго не подходила к телефону. Я принимала душ. Хорошо, что дождался, не положил трубку.
-Я – человек терпеливый, - сказал Бурсацкий.
-Это заметно, коли еще работаешь в этом болоте.
-В том-то и дело, что мое терпение иссякло. Хочу уволиться.
-Тебе сделал какую-нибудь гадость наш Великий?
-Ну да. Оскорбил очень сильно. Хочу, так же, как и ты, спастись бегством. У вас в оркестре можно устроиться?
-Вообще-то, можно. Но только я тебе этого делать не советую. На наши оркестровые зарплаты в столице не проживешь. Они чуть побольше, чем в провинции. Наш оркестр, конечно, знаменит на всю страну, но одним почетом сыт не будешь.
-Но, тем не менее, ты на что-то живешь. И Москву, как я вижу, не покидаешь, - с оттенком легкого скепсиса произнес Бурсацкий.
-У меня муж прилично зарабатывает, - не без гордости высказалась Альбина.
-Ты там вышла замуж? – Николай, конечно, очень старался придать своему голосу интонацию безразличия, но у него это
плохо получалось, голос все равно выдавал его некую тайную досаду.
-Я живу в гражданском браке с Васей Дементьевым. Мы с ним квартиру снимаем в Тушино. Он музыку бросил. Устроился торговать обувью на рынок. А в оркестре я для души играю. Да
иногда мы на гастроли за границу выезжаем. Хочется мне все же мир повидать.
-Ладно, Альбина, будь счастлива. Всего тебе хорошего! – сказал Бурсацкий и положил трубку.
-Как видишь, тебя никто в Москве не ждет. И зазноба твоя от тебя отвернулась, за другого вышла, – саркастично заметила Зоя.
-До чего же вы женщины ревнивы! Если у мужчины дружеские отношения с какой-нибудь дамой, значит она его зазноба! – сказал Николай и пошел на кухню ужинать.
Как ему хотелось сейчас наедине с собой разобраться в своих чувствах к Альбине. И можно ли досадовать по поводу того, что женщина, с которой у него, женатого мужчины, всего лишь дружеские отношения, выходит замуж за человека, которого Николай знает исключительно с хорошей стороны? Тут бы ему за них порадоваться. Но живут в душах человеческих какие-то безотчетные чувства, не повинующиеся разуму и морали. Он пошел на кухню, где стал молчаливо беседовать с кружкой черного чая. Этот напиток-подсказчик нашептал все-таки Николаю идею поехать в столицу, притом немедля! «Тоже, как и Вася, брошу музыку, стану торговать на рынке», - решил он и сразу рванул в комнату, где его жена, сидя на диване, смотрела по телевизору какой-то фильм с темнокожими героями. Николай громко заговорил, заглушая этих героев:
-Иду на вокзал покупать билет! Буду жить в Москве! Сначала обустроюсь, а потом вас с Мишей туда возьму.
-Папа, я очень хочу, чтобы мы переехали в Москву! - сказал Бурсацкий-младший, выходя из своей комнаты.
Это был пятнадцатилетний подросток, целыми днями сидевший дома и занимавшийся на электрогитаре. Академическая музыка, которой посвятил свою жизнь его отец, была ему чужда. Он мечтал стать рок-музыкантом, таким, как Оззи Осборн. Ему по
наследству передалась тяга к славе, но только к славе иной. И когда он услышал, что, возможно, он будет жить в столице, то голова его закружилась юношеского восторга в предчувствии того, что в столице он наверняка станет играть в какой-нибудь суперизвестной группе и, конечно же, заставит публику бесноваться от своей виртуозной игры, и тогда он обратит на себя внимание всех красивых девчонок, приходящих на концерты.
-Попробуй, поищи счастья, - сказала Зоя с некоторым скепсисом, - В принципе-то, и я не против, чтобы ты научился на пятом десятке деньги зарабатывать, а то приносишь домой гроши какие-то.
Но, в отличие от членов семьи Николая, голос против его поездки в первопрестольную подала резкая боль, взорвавшая желудок Бурсацкого и согнувшая мужчину в дугу.
Приехала «скорая помощь». С обострившейся язвой Бурсацкого доставили в больницу.
В больничных покоях у Николая было много времени для размышлений. «Из-за неспокойной жизни у меня язва. А я все обиды старался носить в себе. Измотали они меня изнутри, изъели. Но, с другой стороны, в Москве разве у меня обид меньше будет? Там ведь мне вообще все сначала придется начинать…», - думал он.
Через десять дней Бурсацкий покинул лечебное учреждение. А
его самого за это время покинула идея о бегстве в Москву. И еще к Николаю в душу пришли силы, словно тридцать три богатыря из
сказки, как, наверное, и ко многим музыкантам симфонического оркестра, научившимся не обращать внимания ни на какие выпады Великого и Хамящего. Бурсацкий понимал, что на нервной почве у него может снова обостриться язва.
Вот только со сценическим волнением Николай справиться
не мог. На выступлениях
|