Искры

девок год не видел, но как это вспомню – всё меркнет. Ничто всё это по сравнению с красотой такой. Поверь, братан.
- Часто бывает.
- По- разному. Главное чтоб облаков не было. Но можно сказать что часто.
- А остальные любовались.
- Почти нет. Так взглянут и дальше пойдут.
- Почему?
- А почему уродливую одежду носят, дома убогие, зачем строят? – лицо Артура опять перекосило. – Для красоты тоже готовым быть нужно. Мы же художники, хоть меня со второго курса и выгнали. Но ведь не за учёбу.
- Так, а сержанты те, что дальше?
- Аа. – протянул дембель и улыбнулся. – Я первый раз долго смотрел. Холод, а я не мёрзну, прикинь! Вот тогда и понял я, что испытание это моё. Нельзя никого убивать. Красота эта столько силы мне дала. Понял я, что с такой подпиткой всё выдержу. Ну не убьют же они меня в конце концов. – он улыбнулся и лицо опять просветлело. – Вспомнил, как бабка моя говорила: «Никогда нельзя грех на душу брать. Бог каждого испытывает.»
- Бог? – виновато и недоверчиво улыбнулся Дима.
- Ты дальше слушай. – дембель округлил глаза и заговорщически понизил голос. – Что ты скажешь теперь? Через два дня сержанты мои траванулись пойлом, которое у вертолётчиков купили. Так траванулись, что еле откачали козлов этих. Следующим рейсом увезли обоих на большую землю с концами. Больше я их никогда не видел.
- Во, дела.
- Дела, Димон. Такие дела, что я неделю будто летал, ног не чувствовал. Но я не радовался их горю. Вернее сначала порадовался, а потом понял, что нельзя этого делать, хоть они и скоты. Всё это говно из меня красота вытеснила. Я как на сияние насмотрюсь, так мысли разные хорошие, стихи писать хочется, картины, танцевать… Сил оно прибавляет. Когда неподвижно смотришь – будто ввысь затягивает, аж голова кружится.
- Давай выпьем ещё! За сияние! Обязательно поеду посмотреть! – смеялся Дима.
- Давай, Димон, вместе поедем. – Артур выпил, поморщился, закусил огурцом. – Красота спасёт мир. Я это теперь точно знаю. Даже знаю как. – глубокомысленно добавил он.
- Я тут тоже магию красоты прочухал.
- Где.
- В оружейной палате в Москве.
- Да это всё не то. – отмахнулся друг. – Побрякушки всякие…
- Не, не, не – торопливо проговорил Дима. – Я реально офигел. Ты прикинь. – он ткнул себя пальцем в грудь. – Я минут десять на бриллиантовую икону пялился. Там рубины, изумруды и куча брюлликов. Я, наконец, понял – за что такие деньги ломят. Их же когда много, они же реально гипнотизируют. Стоишь, голову чуть в сторону смещаешь, а они играют всеми цветами. Отражаются друг в друге. Если такая штука есть и по уму сделана, то она крышу легко снести может.
- Я же тебе ещё самое главное не рассказал. – Артур будто проснулся. – Потом – то тема почище той случилась. Совсем забыл. – хлопнул он себя по лбу.
- Что? – вопрос прозвучал без энтузиазма.
- Время прошло…месяца два после того как этих упырей увезли. Жизнь наладилась. Я на сияние по возможности часто смотрел. И всё думал: случайно это, или нет? Смотрю и думаю: дайте знак.
- Это ты кому?
- Да, какая разница. Главное, что знак был. Такой, что волосы зашевелились.
- Какой?
- Помнишь, когда меня из института выперли, я два месяца до армии на мясокомбинате поработать успел?
- Ну.
- Короче. – язык рассказчика уже сильно заплетался. – Я на складе мышь поймал и сунул её в тушёнку.
- Как?
- Блин! Да просто! – настроение Артура менялось стремительно. – Я в консервном цеху работал. Там банки по линии идут, машина в них мясо кладёт, потом жир льёт, потом крышку закатывает. Вот перед закаткой я мышину эту в банку и сунул, для прикола.
- И чё? – недоверчиво улыбнулся Дима. – Только не говори, что к тебе эта банка приплыла.
- Не. – заржал дембель, чуть не упав с табуретки. – Это было бы слишком.
- Так чего? – в вопросе звучало сильное нетерпение.
- Да просто как-то раз мышина мне в тарелку с кашей попала.
- И всё?
- А ты чего хотел. – удивился Артур. – Это сейчас ничего особенного. А там…когда я знак просил и на сияние глядел. Это я скажу, братан, не шутки. Мне эта мышка мозги ещё сильней прочистила.
- Ну, ну. – засмеялся Дима.
- А ты не ржи. Не надо над солдатом смеяться. – голос рассказчика стал угрожающим. – Ты там не был. Понял? – добавил он шипя.
- Понял, понял. – Димон выставил ладони, успокаивая друга. – Ты не нервничай. Просто необычно это всё.
- Я тебе больше скажу. – как ни в чём не бывало продолжал Артур. – Меня осенило. Я знаю, как людям помочь.
- Как?
- Там нужно санатории строить. –  выводил он руками сложные фигуры. – Чтоб люди приезжали на сияние смотреть. Прикинь только: сидят под стеклянным куполом в шезлонгах, пьют коктейли и любуются. Жаль, братан, что ты не видел. Очень жаль…
- Прикольно. – одобрил собеседник. – А если облака?
- Изучать надо погоду, место искать. Север-то большой. Скольким людям помочь можно. – речь Артура стала мечтательной и плавной. – Наверняка красотой можно психов лечить…

 Артур продолжал пить ещё месяц, почти не останавливаясь. Парадная форма его покрылась уличной грязью от многочисленных падений и в некоторых местах порвалась. Дима видел его ещё один раз, но впечатления от этой встречи остались неприятные…друг словно сорвался с цепи.
 Наконец дерзкий дембель ввязался в уличную драку и получил сильную травму головы. Димон навестил друга в больнице. Артур еле вращал мутными глазами и, казалось, не узнавал его. Мрачные родители в коридоре сказали, что врачи смогут внести ясность не раньше чем через месяц…но общее состояние дел печальное.

* * *

 Дима Ковалёв был хорошим студентом и подающим надежды молодым художником. Всё свободное время отдавал он любимому занятию, не отвлекаясь на девушек, шумные компании и прочие радости студенческой жизни.
- Ковалёв. – одобрительно кивал его институтский преподаватель Альберт Петрович, оценивая работы талантливого студента. – Вы прекрасно чувствуете цвет…пожалуй мы возьмём несколько ваших работ на ежегодную областную выставку.
- Спасибо Альберт Петрович. – застенчиво улыбался Дима. – Я вас спросить хотел…
- Да, да.
- Проводились ли какие-нибудь исследования по воздействию цвета на психику человека?
- Масса подобных исследований должна быть. – убедительно ответил преподаватель. – Масса…
- А что лучше по этому вопросу почитать?
- Я не вполне владею темой. – пожал плечами Альберт Петрович. – Вернее я прекрасно знаю, что цвет в жизни человека играет одну из фундаментальных ролей. Вы ведь наверняка замечали различия в цветовых предпочтениях и характерах людей…взять хотя бы одежду. Естественно радостные светлые тона в одежде и интерьерах настраивают на позитивное мировосприятие. Но это всё общие очевидные для любого здравомыслящего человека наблюдения…вас, Дмитрий, я так понимаю, нечто большее интересует?
- Да. Меня тут углубленно интересует психолого-физиологический аспект.
- Похвально, похвально. – довольно кивал преподаватель. – Но ведь вам сейчас настолько легче, молодёжь, - мечтательно закатил глаза Альберт Петрович. – Любая информация к вашим услугам…в любых количествах. Загляните, Дмитрий, в интернет. Там вы, наверняка, найдёте интересующую вас информацию...уму немыслимо – сколько же там информации! Жизни не жалко!
- Ну я пойду, Альберт Петрович. – сложил работы в стопку студент. – Спасибо за совет и до свиданья.
- До свиданья, Дмитрий.
 Дима уже был около лестницы, когда торопливо вышедший из аудитории Альберт Петрович окликнул его.
- Ковалёв!
- Да. – обернулся студент.
- Я вспомнил! – радовался возможности помочь седой нескладный педагог. – Аспирант Станкаускас серьёзно увлекается именно воздействием цвета на психику. Он мне про программу компьютерную рассказывал, которая с помощью индивидуальных цветовых предпочтений воздействует на структуру личности…саморазвитие и прочие модные вещи. Он одно время носился с этой идеей…утверждал, что с помощью этой цветовой программы можно воспитывать гениев и развивать сверхспособности…Я стар для подобных запредельных опытов. – улыбнулся Альберт Петрович. – Поговорите всё же с ним. Он хоть и кажется нелюдимым и чудаковатым, но этот вопрос готов обсуждать бесконечно.
- Спасибо, Альберт Петрович. – улыбнулся Дима.
- Рад помочь…рад помочь.

 Как это часто бывает вязкая рутина заслоняет собой по-настоящему важные, иногда даже судьбоносные решения, поступки, дела…Оглядываясь назад бывает, что лицо посещает ироничная улыбка или злостное чертыхание срывается с губ. Досада на свою лень, глупость, недальновидность или пресловутую занятость…времени хватает на всё что угодно, кроме самого важного. Ведь можно же было раньше найти нужную, облегчающую труды и экономящую время информацию, заговорить с этим человеком, прочесть эту книгу… И иногда совсем уж невесело включается задний ум, негожий в дело: почему не отремонтировал тормоза или не обратил должного внимания на увеличенный лимфоузел…
 После разговора с Альбертом Петровичем Дима ушёл с головой в сессию, потом увлёкся практикой…уехал к родственникам на каникулы. Почти каждый день встречал он в длинных институтских коридорах аспиранта Станкаускаса – задумчивого долговязого прибалта, ровно и спокойно заглядывавшего в глаза встречающимся людям и приветствовавшего их едва заметным ни к чему не обязывающим кивком. При этом независимо от ситуации, погоды и прочих обстоятельствах Дима, ставший автоматически внимательнее приглядываться к аспиранту, неизменно замечал в глазах того некий ровный радостный блеск, идущий, казалось, из глубины. Это не была обычная игра света и тени на влажной поверхности глазных яблок…это был именно загадочный внутренний свет, ровный, устойчивый, словно просвечивающий насквозь, но добрый и ироничный.  Неторопливый взгляд Станкаускаса задумчиво  скользил по окружающим и, казалось, был отсутствующим, но Дмитрий несколько раз становился свидетелем того, как Станкаускас, руководивший на факультете студенческим профкомом и организовывавший почти все внеучебные мероприятия, безошибочно ловил нить разговора и, вставив всего несколько слов, показывал владение ситуацией. Пробираясь же после звонка по наводнённому студентами коридору, аспирант, словно на автопилоте, не меняя выражения лица и почти не поворачиваясь, успевал дать указания своим помощникам и безошибочно краем глаза находил в толпе нужных ему людей.
 Всё это вместе: и непонятный свет в глазах, и чувствовавшаяся невидимая граница, установленная Станкаускасом на подступах к своей персоне, и незначительная, как казалось Диме, ценность вопроса…всё это отодвигало разговор, интересовавший, к слову сказать, его всё меньше, на неопределённый срок.
 
 В середине сентября нового учебного года лучшие представители старших курсов собрались в тесноватой подсобке одной из аудиторий обсудить подготовку к посвящению в студенты первокурсников. Руководил мероприятием, как всегда, аспирант Станкаускас. Около пятнадцати молодых людей обоих полов обсуждали план будущего мероприятия, кто-то спорил, другие шептались по своим вопросам, компания из пары девушек и двух парней вообще вела полуинтимное противоборство за штативом с высокой глиняной вазой, пощипывая друг друга и возбуждённо повизгивая.
 Дима молчаливо сидел почти в самом дальнем углу и, в