| | Стихотворение «Ромео Ориоган. Сказитель странных мест» | Предисловие: Ромео Ориоган — нигерийский поэт, лауреат Литературной премии Нигерии за 2022 год.
*
Ромео Ориоган об этом стихотворении:
Я часто думаю о случайных встречах в пути, о тех моментах, когда мир становится одним-единственным событием, в котором я одновременно участник и наблюдатель. Был бы рад сказать об этом стихотворении больше, но оно только об этом: о событии, объединяющем незнакомцев и в тот же момент разделяющем их.
I am always thinking about the fellowship that is found on the road, those moments when the world is nothing but an event and I become both a participant and a witness. I wish there was more to say about this poem, but it is what it is: an event that unites strangers and, at the same time, divides them.
—Romeo Oriogun Ромео Ориоган. Сказитель странных местВ придорожной пивнушке в Уагадугу
тоголезец, твердивший, что жил
у холмов искупления, пьяный,
одинокий, сказал мне: за десять франков
я воспою тебе Бога, я спою тебе о восторге.
Вглядываясь в его лицо, я вспоминал
деревянные трубки длинноволосых монахов,
вырубивших из скал трёхметровую фигуру Христа
и носивших её много миль, пока преданность не прорезала раны
у них на плечах. Я не знал этого человека,
барда из старого далёкого города,
чей лоб морщинился парой свёрнутых карт.
За открытыми окнами прогуливались девицы.
Сутенёры прятались в тёмных углах, подсвеченные фонарями.
Мужик в тёмном пальто перепрыгнул лужу,
а с другой стороны чёрная земля
двинулась к чему-то новому, когда джаз-бэнд
пронзил воздух, музыкой подражая
движению Бога, элегии, в которой живём мы все,
и позволил мне засвидетельствовать, как старый лысый сапожник
переходит с улицы на улицу, таща за собой
жестяную коробку, остаток его невеликого мира.
2024 (перевод)
|
Послесловие: Romeo Oriogun. Griot of Strange Places
In a roadside bar in Ouagadougou,
a Togolese who claimed to have lived
along the hills of redemption, drunk
and alone, said to me, for ten CFAs
I go sing you God, I go sing you rapture.
Looking into his face, I thought
about the wooden pipes of long-haired monks
who carved out of rocks a ten-foot effigy of Christ,
carrying it for miles until devotion carved a wound
into their shoulders. I didn’t know this man,
this bard from an old and distant city,
whose forehead was wrinkled like a couple
of rolled up maps. Outside the open windows,
women kept walking back and forth.
Pimps stood in dark corners, lighted by street lamps.
A man in a dark coat jumped across a puddle of water,
and on the other side, the black earth moved
into the newness of things as a jazz band
pierced the air, mimicking through music
the movement of God, the elegy we all belong to,
bringing me to witness an old bald cobbler
walking from one street to another, logging
behind him a tin box, the vestige of his small world.
|
| |