Когда-то выпал жребий мне:
бродить в безмолвной тишине
близ озера у чёрных скал.
То место долго я искал,
где сосны дикие растут,
где мог бы обрести приют.
И вот я там. Ночь, как волной,
накрыла тёмной пеленой
и лес, и скалы – всё вокруг;
и мимо вихрь пронёсся вдруг,
мелодию прошелестев,
и мне почудился в ней гнев;
но страха я не ощутил –
напротив, всплеск восторга был.
Ничем взрыв чувств не объясним –
лишь озарением одним,
что я, Любовь, тобой храним.
Но Смерть в отравленной волне
таилась и на топком дне
для тех, печали кто полны
и чувства тяжкого вины;
для тех, пришедших в этот край
искать у озера свой рай.
THE LAKE
In spring of youth it was my lot
To haunt of the wide earth a spot
The which I could not love the less—
So lovely was the loneliness
Of a wild lake, with black rock bound,
And the tall pines that tower’d around.
But when the Night had thrown her pall
Upon that spot, as upon all,
And the mystic wind went by
Murmuring in melody—
Then—ah then I would awake
To the terror of the lone lake.
Yet that terror was not fright,
But a tremulous delight—
A feeling not the jewelled mine
Could teach or bribe me to define—
Nor Love—although the Love were thine.
Death was in that poisonous wave,
And in its gulf a fitting grave
For him who thence could solace bring
To his lone imagining—
Whose solitary soul could make
An Eden of that dim lake.
1827
|