Шеймас Хини. Берёзовая роща

В глубинах сада, где слышно, как журчит река,
В углу, укрытом стенами, словно купальня или кухня
Монастыря без крыши, римский дом с разбитым полом, —
Берёзовую рощу посадили. Совсем недавно,
Но по утрам она уже блестит на солнце,
Как выросшие души, всей белизной коры
Насыщенной и свежей, как белизна атласной ночной рубашки — в ней
Она склоняется и выпрямляется, и наливает чай,
Садясь напротив места, где он сандалию качает
Большой ступнёй, отсчитывающей время, голой, как у настоятеля.
Кирпич и сланец, яблоня и слива сохраняют
Авторитет, пластинка Баха крутится
На воздухе, в саду. Над ними реактивный след
Сужается, колеблется, как прутик ивы, как свеча.
«И если нас искусство учит, — твердит он вслед за жизнью, —
То лишь тому, что человек есть тайна».

2024 (перевод)

Послесловие:

Seamus Heaney. The Birch Grove

At the back of a garden, in earshot of river water,
In a corner walled off like the baths or bake-house
Of an unroofed abbey or broken-floored Roman villa,
They have planted their birch grove. Planted it recently only,
But already each morning it puts forth in the sun
Like their own long grown-up selves, the white of the bark
As suffused and cool as the white of the satin nightdress
She bends and straightens up in, pouring tea,
Sitting across from where he dandles a sandal
On his big time-keeping foot, as bare as an abbot's.
Red brick and slate, plum tree and apple retain
Their credibility, a CD of Bach is making the rounds
Of the common or garden air. Above them a jet trail
Tapers and waves like a willow wand or a taper.
'If art teaches us anything,' he says, trumping life
With a quote, 'it's that the human condition is private.'