Закат, агонизируя, лежит
Багровой лужей, в корчах остывая…
И,
сняв с одеждой неуместный стыд,
Ночь плавно
через труп
переступает.
Спускается по тучам свысока,
И перед этим царственным распутством
Дрожат подобострастно облака,
И звезды с вожделением трясутся.
За каждою –
мной выдуманный бог,
Пронзив пространство фарисейским плачем,
Глядит, пугая в бородёнке блох,
Как я грехи под одеялом прячу…
Как будто сон кошмарный…
или явь..?
Грызёт в подушке жалостные фразы:
«Ыыы, сука! Ну, оставь, меня, оставь!
И взгляд свой отведи змеиноглазый!».
Ха!
Постных слов елейный маскарад!
Святой отец после воскресной пьянки
Нацеливает водянистый взгляд
На бёдра овдовевшей прихожанки.
Несчастная!
сверкая языком,
Лябзает лихорадочно распятье…
В неравной схватке!
с яростным врагом!
С оглядкой шепчет:
«Хватит… боже..! Хватит..!».
Из разума молитвой гонишь прочь
Её со всем бесстыдством первозданным,
Но эта невменяемая ночь
Для тела распалённого желанна!
Сейчас под кожей будет, как змея,
Жевать и чавкать, выедая бездну,
Чтоб, выпотрошенного меня
Заполнив одиночеством,
исчезнуть.
Оно, прилипнув, точно паразит,
Найдёт отраду в беспричинной скорби…
И, если вздумаешь его травить,
Придется и носителя угробить.
Прошу…
Уйди…
Проваливай, к чертям!
Умри в лучах воскресшего рассвета!
Я должен выспаться…
чтобы тебя…
Бессонницей очередною встретить…
|